Анализ «пределов» (непреодолимых в данный момент ограничений) и размышление над ними — одна из важных сторон критического рационального мышления, выработанного программой Просвещения. В такой критике нашего исторического бытия есть позитивное начало, в чем и заключается философская установка Просвещения. Эта критика неразрывно связана с самой идеей прогресса, развития. Ведь развитие — это и есть нахождение способов преодоления ограничений посредством создания новых «средств», новых систем и даже новой среды. Как писал М. Фуко, «речь идет о том, чтобы преобразовать критику, осуществлявшуюся в виде необходимого ограничения, в практическую критику в форме возможного преодоления» [178, с. 352]. Уход, начиная с момента перестройки (а на интеллигентских кухнях уже с 60-х годов), от размышлений об ограничениях, в рамках которых развивалось советское общество, привел к тому, что попытка преодолеть эти реальные, но неосмысленные ограничения в годы реформы обернулись крахом.
Старое утверждение, гласящее, что «искусство управлять является разумным при условии, что оно соблюдает природу того, что управляется», кажется настолько очевидным, что Фуко называет его пошлостью. Но ведь правители России и их эксперты, начиная с Горбачева, принципиально не признавали этот тезис. Они открыто провозгласили, что будут управлять государством и обществом России, вопреки их природе, ломая и переделывая их природу. Они даже бравировали тем, что эту природу не знают и презирают.
Примером может служить приватизация земли в России в 90-е годы XX века и превращение ее в товар со свободной куплей-продажей. Она стала акцией государственной власти, беспрецедентной по тому отношению, которое было проявлено правительством к большому корпусу знания, накопленного по данной проблеме в мировой и отечественной науке. Превращение в товар общинных земель разного типа и последствия такого изменения были предметом интенсивных исследований экономистов, социологов и антропологов начиная с XVII века, с экспроприации общинных земель в Ирландии Кромвелем. Затем Локк исследовал эту проблему по заказу администрации колоний Северной Америки при Организации рынка общинных земель индейских племен.
К актуальным исследованиям практических реформ в XIX веке подключились историки. Были изучены результаты приватизации общинных земель в Древнем Риме (как пишут историки, «результатом стало обезлюденье, Римская империя опустела и была захвачена варварами»). Огромный опыт был накоплен и изучен в ходе земельных реформ, которые вели колониальные администрации Англии в Индии и Франции в Северной Африке. В пореформенной России большое исследование общинного хозяйства, начиная от первобытного строя, у разных племен и народов (в Америке, Индии, Северной Африке и др.) провел русский либеральный социолог, историк и этнограф М. М. Ковалевский. Его книгу «Общинное землевладение. Причины, ход и последствия его разложения» (1879) тщательно конспектировал Маркс. Будучи членом Государственного совета, Ковалевский выступал против насильственного разрушения крестьянской общины, опираясь на опыт тяжелых последствий таких реформ в других странах. Исторический обзор накопления знаний о приватизации общинных земель дан в [101].
В начале XX века, по следам реформы Столыпина, ценное знание дали исследования российских экономистов-аграрников (А. В. Чаянов и др.). Земельные отношения стали важным предметом в экономической антропологии, которая стала развиваться на Западе в 60-е годы XX века. Но мы здесь говорим не о приватизации земли по существу, а о том, что в ходе подготовки важнейшей и очень рискованной реформы, которая стала одной из причин тяжелого и пока безвыходного кризиса российского сельского хозяйства, эксперты правительства и политики-реформаторы игнорировали современное кодифицированное знание абсолютно и категорически. Не было совершенно никакой возможности поставить вопрос на обсуждение даже в чисто академическом плане. Такое отношение власти к знанию не только сказывается на качестве решений, оно разрушает социальную систему знания, уничтожает тот этос, который соединяет носителей знания в сообщество.
Как другой пример можно привести длящиеся уже почти двадцать лет бесплодные попытки выстроить в России двухпартийную политическую систему на манер западной. Это — один из больших проектов социальной инженерии («социального дизайна»), в рамках доктрины имитации. Но политическая система — производное от структуры и культуры общества. Двухпартийная система и в особенности ее «мощный левый центр» — продукт зрелого буржуазного общества. Социал-демократизм — доктрина в философском плане сложная, а в социальном плане возможная лишь после того, как буржуазия накопит и завезет из колоний большие средства, чтобы оплатить социальное государство. Есть ли в РФ эти условия? Об этом вопрос в российском «обществе знания» даже не стоит. Эксперты власти знать реальности не желают, а конструировать политическую систему берутся. Общество переросло советскую политическую систему, но в нем вовсе не возникло зрелого буржуазного «субстрата», поэтому попытка искусственного копирования «двухпартийной машины» не удается. Правая либеральная доктрина неадекватна состоянию экономики и международным условиям РФ, культуре и историческому опыту общества, а все это — исключительно устойчивые ограничения.
В данном случае попытка имитации тем более неразумна, что одновременно в РФ осуществляется «рыночная» реформа неолиберального типа, которая как раз ведет к разрушению принятой ранее на Западе двухпартийной системы. Неолиберальная волна просто смела эту систему, так что существенные различия между правыми («либеральными») и левыми («социал-демократическими») партиями исчезли.
Дж. Грей пишет: «Традиционный консерватизм отныне не может считаться реалистическим политическим выбором, поскольку институты и практики, составляющие его наследие, были сметены с исторической сцены теми рыночными силами, которые выпустила на волю или упрочила Неолиберальная политика… В то же время и сам неолиберализм сегодня можно рассматривать как политический проект, разрушающий свои собственные опоры» [62, с. 163].
Радикальный постмодерн неолиберализма выхолостил двухпартийную систему Запада — что же предлагается имитировать в России? То, чего нет на Западе и не может сосуществовать с агрессивной новой средой? Уже в 80-е годы западная партийная система получила красноречивое название — ambi-dextra — то есть «двое-правая». Обе партии, независимо от их названий, проводят одну и ту же правую, неолиберальную, политику. Ведь кризис левых партий Запада тем и вызван, что социал-демократия взяла на себя задачу демонтировать западное «государство всеобщего благоденствия».
Вообще, если кто-то рассуждает о великой цели как наивысшей ценности, не указывая на ограничения, то его слова можно принять лишь как поэтическую метафору или как отступление от норм рационального мышления. Когда, например, говорят, что «конституционный порядок в Чечне должен быть установлен любой ценой», то в этом, скорее всего, смешаны обе эти причины. Как это любой ценой? Есть же цена неприемлемая, например, гибель всего человечества.
Перестройку и реформу можно рассматривать как постановку множества целей по улучшению разных сторон нашей жизни. Ради этого предлагалось изменить те-то и те-то переменные (отношения собственности, политическое устройство, тип армии и школы и т. д.). В совокупности все эти изменения означали смену общественного строя. И если мы вспомним весь перечень частных задач, то убедимся, что ограничения не упоминались вообще или затрагивались в очень расплывчатой, ни к чему не обязывающей форме (вроде обещания Горбачева «конечно же, не допустить безработицы» или обещания Ельцина «лечь на рельсы»).
Рассмотрим два больших «проекта будущего», принятие которых к исполнению могло произойти только в условиях глубокой деградации когнитивной структуры власти и отключения целого ряда «контрольных механизмов» рациональности (в том числе категории ограничений, критериев и норм целеполагания). Первый проект — перестройка национально-государственного устройства СССР и России, второй — перестройка народного хозяйства.
Целеполагание и предвидение в перестройке государства
После трагедии в Беслане В. В. Путин сказал, что население РФ пожинает плоды «распада огромного и великого государства» (СССР). Но СССР не «распался» сам собой, а был уничтожен вследствие действий или бездействия верховной власти СССР и РСФСР. На какое же знание опиралась власть, принимая решения, которые привели к катастрофе, какова была та когнитивная структура, которая оказалась несостоятельной в предвидении важнейших массивных и необратимых общественных процессов? Это надо понять, приступая к строительству нового «общества знания». Ведь РФ по своему национально-государственному типу — тот же Советский Союз, только поменьше. Никуда не делись ни философия развала, ни сами философы. Леонид Баткин, один из «прорабов» перестройки, сказал после ликвидации СССР, напоминая своим соратникам: «На кого сейчас рассчитана формула о единой и неделимой России? На неграмотную массу?..» [27]. Был выброшен лозунг о «России делимой».
