— Пойдемте перекусим.
— Большое спасибо, — вежливо отказалась Джилл, — я жду кое-кого.
— Да ну его к лешему! — сердечно заметил мистер Гобл.
— Нет, спасибо. Я, правда, не могу.
И снова на лицо мистера Гобла стало набегать облачко. Он привык, чтобы приглашения его принимали как королевские приказы.
— Пойдемте!
— Простите, это невозможно.
Пронзив ее долгим пристальным взглядом, мистер Гобл как будто хотел продолжить уговоры, но передумал и угрюмо повернул в гриль-зал. К отказам он не привык.
Едва он ушел, как появился Уолли.
— Что он вам говорил? — резко, даже не поздоровавшись, спросил он.
— Приглашал меня в зал.
Уолли помолчал с минуту. На его добродушном лице появилось сердитое выражение.
— Он, конечно, пошел туда? — указал он на гриль.
— Да.
— Значит, мы отправимся сюда, — решил Уолли, обретая прежнее добродушие. — Очень мило, что вы пришли. Я не был уверен, сумеете ли.
— Мило, что вы меня пригласили.
— Какие безупречные у нас манеры! — усмехнулся Уолли. — Приятно слушать! Как вы догадались, что мне хотелось, чтоб вы надели именно эту шляпку?
— О, это носится в воздухе! Так вам она нравится?
— Просто изумительная! Давайте сядем вон за тот столик, ладно?
2
Они уселись. Сумрак зала в гобеленах расслабляюще действовал на Джилл. После репетиции она чувствовала себя немножко усталой. В дальнем конце зала оркестр наигрывал мелодию, которую она помнила и любила. Память ее вернулась к последнему разу, когда они с Уолли сидели друг против друга в ресторане. Кажется, это было так давно! Вернувшись к настоящему, она обнаружила, что Уолли что-то говорит.
— Вы так внезапно убежали…
— Не хотелось с Фредди встречаться. Уолли сочувственно посмотрел на нее.
— Простите, что порчу вам ланч, но Фредди знает, где вы. Он вас выследил. Встретил случайно Нелли Брайант, с которой вроде бы подружился в Лондоне, и та рассказала ему, где вы и чем занимаетесь. Послушайте, вы так стремительно улепетнули от него позавчера, а сейчас как-то не очень растревожились, — заметил Уолли, и Джилл звонко расхохоталась.
— Вы разве не слышали?
— О чем?
— Фредди попросил мистера Пилкингтона взять его в хор нашего спектакля. Сегодня утром, когда я пришла в театр, он репетировал на сцене, а его всячески поносил мистер Миллер. А позже мистер Гобл разругался с актером, игравшим роль англичанина, и заявил, что любой хорист сыграет не хуже. Взял да и выбрал Фредди. Так что теперь Фредди — один из главных героев, очень гордится!
Запрокинув голову, Уолли одобрительно взревел, отчего у обедающего за соседним столиком выпала на полдороге ко рту устрица.
— Не устраивайте такого шума, — строго одернула Джилл. — На нас оглядываются.
— Простите, не удержался! Ну и дела! Да, такого бреда, как в этих шоу и мюзиклах, нигде нет! Там может случиться, что угодно! «Алиса в стране чудес» — пустячок перед театром!
— Вы тоже так считаете? Именно такое чувство и у меня. Будто я на бесконечном чаепитии у Безумного Шляпника.
— А с какой стати Фредди вообще вступил в труппу? Джилл стала серьезной. Вопрос напомнил ей про то, что она все время изгоняла из мыслей.
— Хочет работать в театре, чтобы приглядывать за мной. Серьезность заразительна. Улыбку Уолли как стерли. Он тоже вернулся к мыслям, не самым приятным, и принялся мрачно крошить булочку.
— А знаете, он совершенно прав. Даже не подозревал, что у него столько здравого смысла.
— Нет, не прав! — вспыхнула Джилл. Воспоминание о разговоре с новой звездой все еще жгло огнем ее независимую душу. — Я не ребенок, и могу сама о себе позаботиться. Как я поступаю, это мое личное дело.
— Боюсь, скоро вы поймете, что ваши личные дела касаются еще нескольких человек. Меня, к примеру. Мне лично не нравится, что вы работаете в театре. Ну, откусите мне голову!
— Очень любезно с вашей стороны, что вы беспокоитесь обо мне…
— Я же просил откусить мне голову, а не заморозить меня. На правах старого друга, который в былые времена совал вам червяков за шиворот, повторяю — мне не нравится, что вы на сцене.
— Вот уж не думала, что вы такой… — Джилл поискала словечко поуничижительнее, — замшело-викторианский!
— Когда дело касается вас, да, я самый что ни на есть замшелый и викторианский. Викторианец — мое второе имя. — Уолли смело встретил ее негодующий взгляд. — И мне, повторяю, не нравится, что вы на сцене. А уж тем более в труппе Айка Гобла.
— Почему же именно Гобла?
— Потому что он не из тех, с кем следует близко общаться.
— Вот еще ерунда!
— Ну, нет! Я думаю, вы немало читали о нравах театральных менеджеров…
— Да, но это все выдумки.
— Так оно и есть. В большинстве своем, они неплохие, вполне порядочные ребята, даже на редкость порядочные, если вспомнить, какое положение они занимают. Я не говорю про деньги, тут они вытворяют, что угодно. В театре, когда доходит до денег, в ход идет все, кроме разве укусов. «Ни Божий закон, ни закон людской не дальше сороковых».[46] В данном случае подставьте улицу, а не широту, хотя вопрос и не изучен досконально. Возможно, точнее сказать, что золотое правило «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» здесь отменено. К этому привыкаешь. Ну, разве что, отправляясь с визитом, оставишь часы и бумажник дома, да не поворачиваешься спиной, чтоб не стянули ненароком задней запонки. Вроде игры. Если менеджеру удалось надуть тебя, значит, он выиграл очко и получает все почести. Если одурачил его ты, то и победа за тобой. При любом раскладе это никак не влияет на отношения. Он все так же потчует тебя сигарой из жилетного кармана и твердит, что ты славный малый. Тут нет ничего личного. Возможно, он облапошил утром своего лучшего друга, но за ланчем они сидят вместе, довольные и счастливые. К менеджерам надо проявлять терпимость. Все они — жертвы наследственности. Когда грабитель женится на гардеробщице, их отпрыск автоматически идет в театральный бизнес. Разве он может потом избавиться от уроков раннего детства? Нет, конечно. Но нравы… Уолли замолчал, давая возможность поставить перед ним жареную камбалу. Официанты всегда умудряются выбрать момент, когда клиент разглагольствует с особым красноречием.
— Так вот, что касается нравов, — возобновил свою речь Уолли, — тут совсем другое дело. Большинство менеджеров — вполне почтенные люди средних лет с женами и семьями. Они в бизнесе, чтобы делать деньги, и больше их ничего не интересует. Девушки в труппе для них — вроде клерков. Просто машины, помогающие получить прибыль. Они толком их и в лицо не знают. Но наш добрый Айк совсем другой! — Уолли проглотил кусочек камбалы. — Айк — нехороший человек. Он — вор, мародер и распутник! Он — чума и червь. Он толст, вял и дрябл. У него сальная душа, иссохшее сердце и глаза трески. Я не критикую его, Боже упаси! — благородно добавил Уолли. — Нет! Критика — не в моем характере. Однако с превеликим уважением скажу, что он — гибрид кота и той пакости, которую мы находим под лежачим камнем. Вот почему мне жаль, что вы в его труппе.
Эту обличительную речь Джилл слушала с некоторой тревогой. Ее короткие встречи с мистером Гоблом подсказывали, что каждое слово, скорее всего, — правда, ей было не по себе даже сейчас, когда Гобл просто на нее глядел, как справедливо выразился Уолли, глазами трески. Но гордость запрещала ей проявлять слабость.
— Я и сама могу о себе позаботиться! — повторила она.
— Не сомневаюсь! Возможно, вы сами сумеете о себе позаботиться, если свалитесь в заболоченный пруд. Но вряд ли я остался бы стоять на берегу, спокойно на это глядя. Я знаю, что приходится терпеть девушкам в хоре. Часами они болтаются на сквозняке, пока свои сцены репетируют солисты. Им нечем заняться, а если они попытаются разнообразить томительность рабства легкой болтовней, на них вопят.
— Да, — признала Джилл, — так бывало много раз.
— Так бывает всегда. Джилл, вы должны уйти из театра. Такая жизнь вам не подходит. Работа…
— Мне она нравится.
— Ну да, пока она в новинку…
— Как вы не можете понять! — жарко перебила Джилл. — Я хочу работать. Мне нужна работа. Мне нужно что-то делать, чтобы занять ум. Очень трудно говорить об этом, но вы же знаете, что со мной случилось. Фредди наверняка рассказал. А если и нет, вы и сами могли догадаться, раз уж я здесь одна. Неужели у вас не бывало беды или разочарования, когда весь мир будто развалился на куски? Тогда обнаруживаешь, что единственное спасение — работать, работать и работать! Когда я только что приехала в Америку, я просто с ума сходила. Дядя Крис отослал меня в городишко на Лонг-Айленде, и мне целый день было нечем заняться, я только думала и думала. Долго я там не вытерпела и сбежала в Нью-Йорк. Встретила тут Нелли Брайант, получила эту работу. Театр спасает меня. Я занята целый день, ужасно выматываюсь, и у меня нет времени на всякие мысли. Чем тяжелее работа, тем лучше она мне подходит. Это противоядие. Я просто не могу бросить ее сейчас. А что до вашего Гобла, придется мне с ним смириться. Другие же девушки терпят. Чем я лучше?
