Так как Рябая Крошка и Чжан Фу-ин дошли до такой наглости, что перестали скрывать свои отношения, разразился скандал.
Взбешенный муж Рябой Крошки кинулся в крестьянский союз, чтобы посчитаться с Чжан Фу-ином. Но Ли Гуй-юн перехватил его на пороге и так избил, что тот еле ноги унес. Крестьяне, видевшие эту расправу, возмутились. По всей деревне пошли пересуды. Тогда на дверях крестьянского союза появилась надпись: «Без дела не входи!»
А если кто-нибудь и отваживался переступить порог, Ли Гуй-юн тотчас накидывался на него:
— Куда лезешь! Смотри, если что пропадет, ты отвечать будешь!
Затем на дверях рядом с этой надписью повесили другую, выполненную рукой того же неутомимого Ли Гуй-юна, которая сначала напугала людей: «Кабинет председателя по просвещению народа».
Вскоре все разъяснилось. Председатель решил проводить с ними «воспитательную работу». Крестьян в определенные дни сгоняли на большой двор. Из дверей союза появлялся Чжан Фу-ин и в течение нескольких часов излагал им что-то совершенно невразумительное.
Как-то раз притащили сюда и старика Суня.
После «занятий» председатель спросил:
— Все поняли, чему я учил вас сегодня?
Опасаясь, как бы все не началось сначала, крестьяне хором ответили:
— Поняли! Поняли!
Чжан Фу-ин подошел к старику Суню:
— Ты тоже все понял?
Возчик поднял голову:
— А кто же тебя знает, что ты такое говорил…
Все захохотали. Чжан Фу-ин разозлился и пнул сидящего на корточках Суня кожаным ботинком.
— Что же теперь делать? — в сотый раз спросил себя под утро председатель крестьянского союза, не спавший всю ночь.
Запели петухи. Чжан Фу-ин поднялся, решил обойти деревню.
— Товарищи, бригада приехала, — объявил он, войдя в первую лачугу. — Опять потребуют от нас продуктов, топлива. Нам невыгодно, чтобы они задерживались здесь надолго. Советую болтать поменьше, а то еще сболтнете лишнее, потом расхлебывай. Конечно, в нашем крестьянском союзе есть еще кое-какие неполадки, но неужели мы не договоримся друг с другом по-хорошему? Деревня, которая не показывает посторонним своих недостатков, — дружная и честная деревня. Ведь хорошая семья никогда не выносит сора из своего дома. Если вас о чем-нибудь будут спрашивать, вы молчите, как будто ничего не знаете…
Когда Чжан Фу-ин, обойдя деревню, возвращался домой, он увидел группы мужчин и женщин. Радостно возбужденные, они со всех сторон направлялись к крестьянскому союзу. Сердце председателя болезненно сжалось, а затем тревожно забилось.
Шел мелкий снег. Снежинки, падая на лоб Чжан Фу-ина, таяли и, словно капли пота, стекали по разгоряченным щекам.
Едва на востоке сквозь туманную пелену пробились бледные лучи зимнего солнца, большой двор бывшей помещичьей усадьбы заполнила шумная толпа. Всем не терпелось поскорее увидеть начальника бригады. Первыми порог крестьянского союза переступили старик Сунь и молодой Чжан Цзин-жуй, брат ушедшего в армию Чжан Цзин-сяна. Ему только что исполнилось девятнадцать лет. Был он высок ростом, силен и один справлялся с работой за двоих. Он отказался от помощи крестьян при посеве и уборке, на которую по закону его семья, как семья военнослужащего, имела полное право.
Когда возчик Сунь и Чжан Цзин-жуй вошли в комнату, Сяо Сян еще лежал на кане.
— Проспал станцию, начальник! — весело воскликнул Чжан Цзин-жуй, снимая с головы шапку из собачьего меха.
Он уже было подошел к кану, но возчик схватил его за руку и отдернул назад:
— Зачем будить! Пусть поспит немного. Недаром говорится, что самые вкусные вещи — это
Сон, когда заря видна,
Да хорошая жена,
Да пельмени из барашка,
Да тушеная курашка.
— Чего вы там про жену да курицу судачите? — спросил, потягиваясь, Сяо Сян.
Он приподнялся и накинул на плечи стеганую ватную куртку. Ноги были еще под одеялом.
Людей уже набралось столько, что в обеих комнатах крестьянского союза стало тесно.
Сяо Сян огляделся. Лица все знакомые, можно было и не стесняться. Начальник бригады спустил ноги с кана и начал обуваться.
— Жив, старина? Здоров? — весело обратился он к возчику.
— Да если бы я умер, моя старуха давно прибежала бы к тебе в уезд со слезами, — прищурив левый глаз, рассмеялся возчик.
Подошла вдова Чжан Юй-линя:
— Наш пастушок, услышав о вашем приезде, уж так обрадовался…
Мужчины и женщины принялись наперебой рассказывать, как они соскучились по начальнику и как ждали его приезда:
— Все надеялись: вот-вот приедешь…
— Еще когда зеленую кукурузу ели, — думали, что вернешься.
— Дождались осени, дождались зимы, а тебя все нет да нет. Так и порешили: уехал наш начальник Сяо в город и забыл про нас.
Сяо Сян тепло улыбнулся:
— Что вы? Как можно забыть? Никогда не забуду.
Он достал тазик и пошел за водой. На пороге, опершись спиной о косяк, молча стояла Дасаоцза. Волосы ее были обрезаны. Над черными, как вороново крыло, бровями нависала челка. Черные глаза неотрывно глядели на Сяо Сяна. Она, казалось, хотела спросить о чем-то, но он заговорил первый:
— Здравствуй, Дасаоцза. Бай Юй-шаня перевели в город Шуанчэнцзы. Работает он в милиции и очень по тебе скучает.
— Как бы не так… — процедила сквозь зубы Дасаоцза. — Уж чего-чего, а этого за ним не водится. Вышел за дверь — и забыл.
Начальник бригады только собрался ответить, как со двора донесся скрип колес. Он выглянул в приоткрытую дверь. Это Тянь Вань-шунь привез полную телегу дров. Старик вошел и почтительно поздоровался.
— Ты только приехал, начальник, дров у тебя, конечно, нету. Вот я и доставил. Топи себе, а кончатся, еще подвезу. Хорошего у нас в деревне немного, но зато дров хватает.
Несколько человек вышли во двор и сложили дрова под навес. Они растопили печь, кан нагрелся, и в комнате стало тепло. Хотя было время завтрака, домой никто не спешил. Люди пристроились кто где. Многие расположились на кане. Одни примеряли пальто и шапку Сяо Сяна, другие разглядывали его оружие.
Старик Сунь осторожно взял в руки новенький браунинг, дунул в него, понюхал и торжественно проговорил:
— Да… эта штука сделана по всем небесным законам.
— Каким еще небесным, суеверная ты башка! — перебил его Чжан Цзин-жуй. — При чем тут небесные законы? Это люди изобрели.
— А люди по каким-таким законам изобретают, по-твоему? — хитро ухмыльнулся старик. — Тебя послушать, так выходит, нет никаких небесных законов. А я вот возьму да спрошу. Скажи-ка мне, парень: когда Чжугэ Лян[24] нагнал на реку ветер, чтобы сжечь вражеские корабли, по каким законам он действовал? Не по небесным? А вот тебе, дурень, еще пример: жена Сюе Дин-шаня[25], по имени Фань Ли-хуа, перенесла на другое место целую гору, перевернула море вверх дном и всю воду из него вылила. Это по каким же таким законам, неученая ты деревенщина?..
Чжан Цзин-жуй, видя, что старика не переговорить, замолчал и, склонившись над столом, стал рассматривать книги и газеты. Когда он раскрыл «Программу земельной реформы Китая», Сяо Сян с гордостью указал на нее пальцем:
— Вот это намного чудеснее небесных законов, старина Сунь. Называется земельный закон, то есть закон о разделе земли. Утвержден председателем Мао. Он обеспечивает людям хорошую жизнь. — Сяо Сян взял в руки брошюру и высоко поднял ее над головой. — Теперь, товарищи, мы с вами будем смело действовать по этому земельному закону и выкорчуем все корни феодализма. Если же мы не сделаем этого, переворот наш не будет доведен до корца… Ну, как вы здесь без меня жили? Продолжали начатое нами дело?
Все разом зашумели. Кто жаловался, кто бранился, кто иронически посмеивался. Когда шум несколько затих, старик Тянь возвысил голос:
— Уж такое здесь получилось, начальник, что и не поверишь! До того дошли, что в нашей деревне всякие бродяги разжирели, как помещики, а у нас животы опять подвело. Раньше работали своими мотыгами на помещиков, а ныне мотыги сменили на пики и жуликов охранять начали. Вот какие дела…
— Это правильно! — крикнул возчик. — Получилось у нас так, что убили мы зайца, а откормили ястреба.
— В прошлом году, — вставил Чжан Цзин-жуй, — хоть ватные куртки да штаны получили. Правда, они давно изодрались, еще когда на сопки ездили за дровами. А в этом году одно горе себе нажили. Даже семьям военнослужащих и то ничего не досталось. А помещики одеты так же тепло, как и прежде.
— Неужели они все еще сдают вам земли в аренду? — спросил начальник бригады.
— А как же? Конечно! Отдали нам несколько шанов плохой земли, а лучшие участки себе пооставляли и опять в аренду сдавать принялись. Сами же ни лопат, ни мотыг, ни серпов в руки не берут, — волнуясь, объяснил старик Тянь.
