30
«Не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?» (Екл. 7, 1).
Шамела выставляет непомерные претензии: в сословном обществе «выезд» определялся знатностью, положением того или иного лица в государственной иерархии. В тогдашней России, например, только первые пять классов (а всего их по табели о рангах 14) могли ездить в экипажах шестеркой или четверкой.
Перевирая, Шамела имеет в виду «Закон о сроках давности».
Эту фразу, вырвав ее из контекста рассуждений, Шамела почерпнула из «Проповедей» (1715) Р. Саута (1634–1716), которыми ее, конечно, снабдил окормляющий ее Вильямс. Разумеется, она вполне одобряет эту сентенцию, хотя проповедь Саута призывает именно воздерживаться от подобного «лакомства». Отношение Филдинга к Сауту было глубоко положительным, эта же самая проповедь дискутируется в гл.8 книги IX «Амелии», он тепло вспоминает его в «Дневнике путешествия в Лиссабон» (1754).
У Ричардсона эти сборы происходят в присутствии миссис Джервис (работая в спешке, Филдинг несколько раз путает обеих миссис — Джервис и Джукс; вообще, ошибки внимания и памяти у Филдинга случались нередко). Памела аккуратнейшим образом разбирает пожитки на три кучки: что осталось от старой барыни и на что она не вправе теперь претендовать; что подарил мистер Б., ввиду его коварства также неприемлемое; и наконец, «подруги моей бедности и свидетельство моей честности» — простецкая одежда из родительского дома. Самодостаточная и вполне образованная Памела (она пишет без ошибок, мысли и переживания излагает ясным языком) книгами свою кладь не обременяет. Вряд ли ей вообще до книг в предложенный отрезок времени — успеть бы пережить бурные события и пространно описать их своим корреспондентам. Духовную оснастку Шамелы составляют полемические богословские труды Т. Бауэра и Б. Ходли, скандальный антивигский «роман с ключом» М. Д. Мэнли (1663–1724), дамы не самой строгой нравственности, «Новая Атлантида» (после его опубликования в 1709 виги на время подвергли ее аресту; тогда с ней, видимо, и познакомился Свифт, передавший ей впоследствии издание своего «Экзаминера») и мало хорошего обещающий переводной роман «Венера в монастыре» аббата Дюпра. «Орфей и Евредика» (1740) — опера-пантомима редактора шекспировских текстов Л. Теобальда (см. 2, примеч. 34).
«Не знаю за собой никакой вины и безвинно бледнею». Гораций, «Послания».
Это реплика Люси Локит в «Опере нищего» Дж. Гея (акт III, сц. 15).
Пастор правильно ревнует: заяц — эмблема похоти (плодородия, если угодно), он был посвящен Венере. К тому же омонимия слов зайцы (hares) и волосы (hairs) привносит здесь эротическую краску.
и так далее (лат.). Не зная, что значит «et cetera», Шамела привычно мыслит неприличие в том же роде, что «и т. д.» в примеч. 14. Реплика пастора подтверждает, что она мыслит правильно.
Выше «мэр его городка» — точнее, боро, местечка, имеющего право парламентского представительства. На этом сборище пастор, скорее всего, не просто распевает «мотивчик». В окказиональном, «уличном» употреблении слово a catch означало тогда (и сейчас не ушло из словарей) добыча, пожива, и Вильямс вряд ли упустит случай поехидничать над недалеким сквайром, простившим ему заячью потраву. С другой стороны, в присутствии муниципального начальства он может набивать себе цену как выборщик (он тоже «добыча»).
Непроходимое невежество Шамелы, ее элементарную неграмотность с азартом и многократно выявляет пародист в этом бурлеске, в основном через орфографию, в письмах, воспроизводящих речевое поведение. Здесь коверкается слово Politics — Pollitricks, и, возможно, в этом неологизме отозвались и театральные впечатления героини. Некогда завсегдатай галерки «старушки-домушки» (см. здесь прим.20), куда незадорого пускались лакеи и слуги, ожидавшие своих господ, Шамела, конечно, знала «Оперу нищего» и историю замужества Полли Пичем и капитана Мэкхита, разбойника с большой дороги.
На эту роль обычно предлагают Коньера Мидлтона (см. здесь прим. 1 и 16), хотя сочинителем биографий мог быть каждый второй представитель интеллектуально-производственной вольницы, называемой Граб-стрит.
В «Памеле» миссис Дейверс — сестра хозяина, мистера Б.
Хаунслоу-Хит — пустырь на западной окраине Лондона, небезопасное тогда для путников место. Сценическая судьба «Евридики» не сложилась. Она была провалена на премьере. Опубликовав текст, Филдинг еще раз выставил ее под названием «Осуждение Евридики» — с тем же неуспехом. С третьей попытки фарс игрался под названием «Освистанная Евридика». Он шел в паре с «Историческим календарем за 1736 год» и, естественно, разделил успех «Календаря». Позже «Евридика» не ставилась.
Адам Литлтон (1627–1694), духовник Карла 11, лексикограф, собиратель древностей. Автор словарей латинского (1673) и (незавершен) греческого языков. «Историю» Евридики изложили Овидий в «Метаморфозах» (I, 1—85; IX, 1—66), Вергилий в кн. 4 «Георгик». Возлюбленная фракийского поэта и музыканта Орфея, сына Каллиопы, музы пения и эпической поэзии, Евридика, спасаясь от преследования Аристея, бога земледелия, наступила на ядовитую змею. Хранивший верность памяти Евридики Орфей был растерзан менадами за отказ принять участие в их оргии.
«Щеголь» (от «щегла»), «франт», «фат» — так традиционно переводят «beau» и его синоним «fop», которыми пестрят английские тексты XVIII в. — настолько знаковой была эта фигура. Своим броским своеобразием она и прежде привлекала к себе внимание — Шекспира («Как вам это понравится»), Ф. Бомонта и Д. Флетчера («Щеголь» — «Coxcomb»). Свой щеголь был в роду Филдинга — Роберт Филдинг Щеголь (так в документах: Beau; 1651–1712), конюший королевы Анны, двоеженец. В 1760–1770 гг., при Георге III, франтов называли «макарони» — за приверженность итальянской кухне (вкупе с итальянской оперой и введенной еще Карлом II игрой в шары «пэлл-мэлл» — «palla-maglio», ит.). Они отличались манерностью поведения, демонстративно женственной внешностью (высокие красные каблуки, помада, мушки), отчего многих справедливо подозревали в нетрадиционной сексуальной ориентации. В послереволюционной Франции, спеша забыть ужасы якобинской диктатуры и террора, щеголи («incroyables» — фр. «невероятные») и щеголихи («merveilleuses» — фр. «восхитительные»), утрируя английскую моду 18 в., шокировали революционную мораль (при Директории) безудержной жаждой светских развлечений, эксцентричностью вида и манер. Российские «щеголи» — особая глава отечественной сатирико-назидательной литературы («Опыт модного словаря щегольского наречия» Н. И. Новикова в «Живописце», 1772; «Пригожая повариха…» и журналистика МД. Чулкова, комедии И. А. Крылова); в конце века эта франтящая публика называлась «петиметрами», а позднее, как и во всей Европе, — «денди» (шотландское слово, изначально: «маменькин сынок»). Эволюцию этого типа, его культурологическое значение выявил Жюль Барбе д’Оревельи в книге «О дендизме и Джордже Браммеле» (1845; есть русский перевод). Так, в своих маргиналиях Барбе отмечает: «Когда в России княгиня Дашкова отказалась от румян, это стало актом дендизма, может быть даже крайнего, ибо ее поступок был проявлением самой бесчинной независимости». Вероятно, Барбе был знаком с «Записками» княгини Екатерины Романовны, вышедшими на английском языке в 1840 г. «Актом дендизма» по необходимости, как следствие социально-гендерной мимикрии, можно посчитать и явление нашей княгини, ярко описанное А. И. Герценом в «Юной Москве» («Былое и думы»): «…княгиня Дашкова, восемнадцати лет, верхом, с саблей, среди крамольной толпы солдат…» Этот расширительно толкуемый «дендизм» (фольклорное преображение-перевоплощение, двойничество-«переодевание» в ренессансной комедии) может быть продолжен примерами: папесса Иоанна, Жанна д’Арк, «синие чулки», «кавалерист-девица» Дурова, Жорж Санд, Джордж Эллиот, «голубой ангел» Марлен Дитрих. С «денди» мы проследуем в европейский fin de siucle (О. Уайльд) и русский Серебряный век (М. Кузмин, С. Дягилев, 3. Гиппиус, «Мир искусства»). Тип щеголя неистребим, и достаточно скандальные, в глазах общественной морали, модификации его уже в недавние времена явили «тедди-бойз (-герлз)», «рокеры», «моды», «битники», «хиппи» на Западе, в России — «пижоны», «стиляги» и сегодняшняя попса. Общественноидеологическая протестность типа ослабевает, внешняя эпатажность нарастает — прежде всего в молодежной среде.
