— Мне сегодня понадобятся деньги на покупки, Джо, — сказала миссис Ривз, вторгаясь в его мечты.
— На покупки? На покупки? — переспросил мистер Ривз. — Какие же тебе еще нужны покупки? Разве мы не живем в отеле на всем готовом?
— Нам с Марсель нужны новые платья.
— Что такое? — с испугом спросил мистер Ривз. — Но вы же обе полностью экипировались перед отъездом, а потом в Венеции накупили еще чего-то, чтобы пойти к консулу, к которому так и не пошли.
Это было крайне неосторожное высказывание, и миссис Ривз мгновенно за него ухватилась.
— А по чьeй вине, позвольте вас спросить? — с голубиной кротостью осведомилась она. — Кто уволок нас из Венеции?
— Ну, хорошо, хорошо, — торопливо сказал мистер Ривз. Он уже видел, что это бегство из Венеции никогда не будет ни прощено ему, ни забыто. — Все же я не понимаю, зачем тебе еще платья.
Миссис Ривз вздохнула.
— Костюмы, которые мы приобрели в Лондоне, предназначались для путешествия, — терпеливо разъяснила она. — Кое-какие вещи, купленные в Венеции, годились там, но никак не подходят для модного курорта. Нам понадобятся пляжные пижамы и шорты…
— Шорты? — воскликнул мистер Ривз. — То есть как это — шорты?
— Это именно то, что здесь полагается носить летом, — решительно заявила миссис Ривз. — С какой-нибудь яркой повязкой на бюсте и соломенной шляпой с мягкими, ниспадающими на лицо полями. Я прочла все это в «Вог».
Мистер Ривз побагровел. Он стукнул кулаком по столу.
— Ты, значит, воображаешь, — свирепо произнес он, — что я буду сидеть тут и спокойно смотреть, как моя жена и дочь разгуливают на глазах у всех этих иностранцев голые, в одних соломенных шляпах, повязках и в этих, как они там… э… э… ну, словом, черт знает в чем.
— Само собой разумеется, — холодно ответствовала миссис Ривз. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы мы выглядели как две ветхозаветные старухи. Все женщины здесь одеты так.
— С нами крестная сила! — промолвил мистер Ривз.
— И тебе тоже понадобятся новые вещи, — сказала миссис Ривз, используя чисто женский аргумент. — Все твои костюмы совершенно не годятся для такого жаркого климата. Конечно, ты можешь ходить и в купальном костюме, если пожелаешь…
— Как?! — ужаснулся мистер Ривз. — Ни за что на свете!
— Да, мне кажется, что в твоем возрасте это будет не совсем то, что надо, — сладко пропела миссис Ривз. — Купальные трусы приемлемы для молодых мужчин с хорошим телосложением, а для мужчины твоего возраста «Вог» рекомендует парусиновые брюки цвета сомо с шелковыми безрукавками голубого, желтого или алого цвета.
— Вот как? — сказал мистер Ривз. — За кого ты меня принимаешь — за бродячую гадалку? Может, ты предложишь мне еще продеть в уши золотые кольца?
Миссис Ривз снова вздохнула.
— Как с тобой трудно, Джон, — устало промолвила она. — Я ведь только стараюсь тебе помочь. Надеюсь, ты не станешь возражать против соломенной шляпы?
— Разумеется, стану, — решительно ответил мистер Ривз. — Отнюдь не желаю походить на этих идиотов-мальчишек из Хэрроу.
— Но ведь что-нибудь-то должно быть у тебя на голове в такую жару, — колко заметила миссис Ривз. — По-видимому, придется отложить этот разговор до тех пор, пока ты сам не почувствуешь необходимость быть прилично одетым. Но, так или иначе, я не позволю, чтобы Марсель выглядела как чучело, и не считаю нужным походить на чучело сама. Нам необходимо приобрести все эти вещи, а также элегантные купальные костюмы, и купальные шапочки, и пляжные туфли, ну и, само собой разумеется, два-три выходных платья, а Марсель, сверх того, нужен теннисный костюм и спортивные туфли, и каждому ясно, что нам обеим необходимо иметь вечерние туалеты — что-нибудь декольтированное и элегантное…
— Боже праведный! — простонал мистер Ривз, привскочив и снова в изнеможении плюхаясь в кресло. — Кто я, по-твоему, — Джон Д. Рокфеллер?
Почти сразу же мистер Ривз погрузился в рутину лениво-однообразного существования — рутину безделья, умеренных возлияний и чревоугодия. Климат Канна так располагал к отдохновению, послеполуденная жара была так одуряюща и вся жизнь курорта так идеально приспособлена для людей с изрядным количеством денег, свободно и безраздельно располагающих своим досугом.
Мистер Ривз просыпался, как всегда, пунктуально в одно и то же время, но привычка завтракать в спальне мешала ему тотчас встать с постели. Приятно было понежиться в полудреме, глядя на два тонких солнечных луча, пробивающихся сквозь щели в ставнях, и ждать, пока официант (щедро получающий на чай) с приятной улыбкой и приветливым «доброе утро, сэар», «доброе утро, мадам» внесет в спальню большой поднос. Мистер Ривз все дольше и дольше засиживался за завтраком, любуясь Средиземным морем и вспоминая Мэрвуд. Миссис Ривз и Марсель с утра шли купаться на Пальм-Бич, а мистер Ривз тем временем с приятной неторопливостью брился и одевался. Он заметил, что французы наиболее почтенного вида — с брюшком и фокстерьерами — все, как один, неизменно носят белые тиковые костюмы, неяркие галстуки и соломенные панамы с загнутыми сзади и опущенными спереди полями. Мистер Ривз одобрил этот костюм и освоил его.
Одевшись, мистер Ривз брал трость и неспешно совершал прогулку по Круазетт, пока не добирался до платановой аллеи напротив старого порта. Здесь он покупал в киоске утреннюю газету и, усевшись на скамейке под платаном, знакомился с событиями, происходящими в реальном мире, и положением дел в Сити. Примерно в половине двенадцатого мистер Ривз, почти в совершенстве овладевший характерной походкой французского рантье — ленивой и чуть вразвалку, — начинал двигаться по Круазетт в обратном направлении, успев вовремя напомнить себе, что солнце хотя и хорошая штука, но все хорошо в меру. Закончив прогулку, он наконец плотно оседал в баре «Мирамар», где обычно уже находились миссис Ривз и Марсель с облупленной от злоупотребления солнцем и морскими купаньями, но умащенной маслами кожей, обе одетые с тщательно изученным нарушением приличий, которое все еще коробило мистера Ривза, хотя он вынужден был признать, что все остальные дамы были одеты или, вернее сказать, раздеты ничуть не больше, то есть не меньше.
Еда в отеле была недурна, чего мистер Ривз и не пытался опровергать. Французская кухня, однако, не чрезмерно французская. Прованское масло, чеснок и тому подобные кулинарные непристойности были начисто изгнаны из меню; bouillabaisse [53] появлялся на столе лишь в виде необязательного дополнения, и мистер Ривз, однажды отведав этого блюда, в дальнейшем его избегал. Но вареный картофель подавался неизменно. И вино было превосходно. Мистер Ривз с большим удовлетворением перепробовал все марки бургундского. После довольно плотного ленча, быть может даже излишне плотного для человека такого зрелого возраста, мистер Ривз, выпив чуть больше вина, чем мог бы ему рекомендовать наиболее снисходительный диетолог с Харли-стрит, неизменно начинал ощущать, что от слепящего солнца его малость клонит ко сну. На местном наречии это называлось сиестой. Мистер Ривз с энтузиазмом воспринял закон сиесты, радуясь, что ему не нужно прибегать к обычным в Англии уловкам, дабы урвать столь жизненно необходимые часик-полтора для послеобеденного сна, и порой продлевал себе это удовольствие часов этак до пяти по местному времени, когда миссис Ривз и Марсель неизменно отправлялись пить чай с пирожными в одну из элегантных кафе-кондитерских.
Вторичная прогулка и два-три стаканчика аперитива подготавливали мистера Ривза к обеду, еще более обильному, чем превосходный, упоминавшийся выше ленч, и после кофе с ликером и сигары мистер Ривз, как ни странно, уже чувствовал себя полностью готовым отойти ко сну. Украдкой расстегнув верхнюю пуговку брюк и нижние пуговицы жилета, он с жаром, хотя и несколько бессвязно, принимался восхвалять целебный морской воздух, и солнце, и благодетельную привычку пораньше ложиться спать, если хочешь подольше сохраниться. Однако миссис Ривз и Марсель, проявляя удивительное неблагоразумие, обычно предпочитали сидеть в душном кино. Неодобрительно покачивая головой, мистер Ривз расстегивал еще одну пуговку, заказывал себе рюмочку ликера — чертовски хороший ликер у них тут во Франции, — закуривал вторую сигару и размышлял над непостижимой непоседливостью женщин и их наклонностью к мотовству. Когда дамы возвращались, мистер Ривз уже давно был в постели и уютно похрапывал. В Канне он ни разу не проснулся с головной болью. Он приписывал это отчасти подлинно высокому качеству вин и ликеров, но главным образом благодатному действию морского воздуха и приобретенному им навыку избегать жареных креветок и прочих дурацких заморских блюд.
