— А вы знаете?
— До известной степени. Например, знаю, кто будет жить в вашей квартире.
— Вот как? Пока я в ней буду жить!
«Он русский, русский, он не сумасшедший, — внезапно загудело в голове у Берлиоза, — не понимаю, почему мне показалось, что он говорит с акцентом? Что такое, в конце концов, что он несет?»
— Солнце в первом доме, — забормотал инженер, козырьком ладони прикрыв глаза и рассматривая Берлиоза, как рекрута в приемной комиссии, — Меркурий во втором, луна ушла из пятого дома, шесть несчастье, вечер семь, в лежку фигура. Уй! Какая ерунда выходит, Владимир Миронович!
— А что? — спросил Берлиоз.
— Да... — стыдливо хихикнув, ответил инженер, — оказывается, что вы будете четвертованы.
— Это действительно ерунда, — сказал Берлиоз.
— А что, по-вашему, с вами будет? — запальчиво спросил инженер.
— Я попаду в ад, в огонь, — сказал Берлиоз, улыбаясь и в тон инженеру, — меня сожгут в крематории.
— Пари на фунт шоколаду, что этого не будет, — предложил, смеясь, инженер, — как раз наоборот: вы будете в воде.
— Утону? — спросил Берлиоз.
— Нет, — сказал инженер.
— Ну, дело темное, — сомнительно молвил Берлиоз.
— А я? — сумрачно спросил Иванушка.
На того инженер не поглядел даже и отозвался так:
— Сатурн в первом. Земля. Бойтесь фурибунды.
— Что это такое фурибунда?
— А черт их знает, — ответил инженер, — вы уж сами у доктора спросите.
— Скажите, пожалуйста, — неожиданно спросил Берлиоз, — значит, по-вашему, криков «распни его!» не было?
Инженер снисходительно усмехнулся:
— Такой вопрос в устах машинистки из ВСНХ был бы уместен, конечно, но в ваших!.. Помилуйте! Желал бы я видеть, как какая-нибудь толпа могла вмешаться в суд, чинимый прокуратором, да еще таким, как Пилат! Поясню, наконец, сравнением. Идет суд в ревтрибунале на Пречистенском бульваре, и вдруг, вообразите, публика начинает завывать: «Расстреляй, расстреляй его!» Моментально ее удаляют из зала суда, только и делов. Да и зачем она станет завывать? Решительно ей все равно, повесят ли кого или расстреляют. Толпа, Владимир Миронович, во все времена толпа — чернь, Владимир Миронович!
— Знаете что, господин богослов! — резко вмешался вдруг Иванушка, — вы все-таки полегче, но-но, без хамства! Что это за слово — «чернь»? Толпа состоит из пролетариата, месье!
Глянув с большим любопытством па Иванушку в момент произнесения слова «хамство», инженер тем не менее в бой не вступил, а с шутовской ужимочкой ответил:
— Как когда, как когда...
— Вы можете подождать? — вдруг спросил Иванушка у инженера мрачно, — мне нужно пару слов сказать товарищу.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — ответил вежливо иностранец, — я не спешу.
Иванушка сказал:
— Володя...
И они отошли в сторонку.
— Вот что, Володька, — зашептал Иванушка, сделав вид, что прикуривает у Берлиоза, — спрашивай сейчас у него документы...
— Ты думаешь?.. — шепнул Берлиоз.
— Говорю тебе! Посмотри на костюм... Это эмигрант-белогвардеец... Говорю тебе, Володька, здесь Гепеу пахнет... Это шпион...
Все, что нашептал Иванушка, по сути дела, было глупо. Никаким ГПУ здесь не пахло, и почему, спрашивается, поболтав со своим случайным встречным на Патриарших по поводу Христа, так уж непременно необходимо требовать у него документы. Тем не менее у Владимира Мироновича моментально сделались полотняные какие-то неприятные глаза, и искоса он кинул предательский взгляд, чтобы убедиться, не удрал ли инженер. Но серая фигура виднелась на скамейке. Все-таки поведение инженера было в высшей степени странно.
— Ладно, — шепнул Берлиоз, и лицо его постарело.
Приятели вернулись к скамейке, и тут же изумление овладело Владимиром Мироновичем.
Незнакомец стоял у скамейки и держал в протянутой руке визитную карточку.
— Простите мою рассеянность, досточтимый Владимир Миронович. Увлекшись собеседованием, совершенно забыл рекомендовать себя вам, — проговорил незнакомец с акцентом.
Владимир Миронович сконфузился и покраснел.
«Или слышал, или уж больно догадлив, черт...» — подумал он.
— Имею честь, — сказал незнакомец и вынул карточку.
Смущенный Берлиоз увидел на карточке слова: «D-r Theodor Voland».
«Буржуйская карточка», — успел подумать Иванушка.
— В кармане у меня паспорт, — прибавил доктор Воланд, пряча карточку, — подтверждающий это.
— Вы — немец? — спросил густо-красный Берлиоз.
— Я? Да, немец! Именно немец! — так радостно воскликнул немец, как будто впервые от Берлиоза узнал, какой он национальности.
— Вы инженер? — продолжал опрос Берлиоз.
— Да! Да! Да! — подтвердил инженер, — я — консультант.
Лицо Иванушки приобрело глуповато-растерянное выражение.
— Меня вызуал, — объяснял инженер, причем начинал выговаривать слова все хуже... — я все устраиль...
— А-а... — очень почтительно и приветливо сказал Берлиоз, — это очень приятно. Вы, вероятно, специалист по металлургии?
— Не-ет, — немец помотал головой, — я по белой магии!
Оба писателя как стояли, так и сели на скамейку, а немец остался стоять.
— Там тшиновник так все запутал, так запутал.....
Он стал приплясывать рядом с Христом, выделывая ногами нелепые коленца и потрясая руками. Псы оживились, загавкали на него тревожно.
— Так бокал налитый... тост заздравный просит... — пел инженер и вдруг..................................
— А вы, почтеннейший Иван Николаевич, здорово верите в Христа. — Тон его стал суров, акцент уменьшился.
— Началась белая магия, — пробормотал Иванушка.
— Необходимо быть последовательным, — отозвался на это консультант. — Будьте добры, — он говорил вкрадчиво, — наступите ногой на этот портрет, — он указал острым пальцем на изображение Христа на песке[28].
— Просто странно, — сказал бледный Берлиоз.
— Да не желаю я! — взбунтовался Иванушка.
— Боитесь, — коротко сказал Воланд.
— И не думаю!
— Боитесь!
Иванушка, теряясь, посмотрел на своего патрона и приятеля.
Тот поддержал Иванушку:
— Помилуйте, доктор! Ни в какого Христа он не верит, но ведь это же детски нелепо доказывать свое неверие таким способом!
— Ну, тогда вот что! — сурово сказал инженер и сдвинул брови, — позвольте вам заявить, гражданин Бездомный, что вы — врун свинячий! Да, да! Да нечего на меня зенки таращить!
Тон инженера был так внезапно нагл, так странен, что у обоих приятелей на время отвалился язык. Иванушка вытаращил глаза. По теории нужно бы было сейчас же дать в ухо собеседнику, но русский человек не только нагловат, но и трусоват.
— Да, да, да, нечего пялить, — продолжал Воланд, — и трепаться, братишка, нечего было, — закричал он сердито, переходя абсолютно непонятным способом с немецкого на акцент черноморский, — трепло братишка. Тоже богоборец, антибожник. Как же ты мужикам будешь проповедовать?! Мужик любит пропаганду резкую — раз, и в два счета чтобы! Какой ты пропагандист! Интеллигент! У, глаза бы мои не смотрели!
Все что угодно мог вынести Иванушка, за исключением последнего. Ярость заиграла на его лице.
— Я интеллигент?! — обеими руками он трахнул себя в грудь, — я — интеллигент, — захрипел он с таким видом, словно Воланд обозвал его, по меньшей мере, сукиным сыном. — Так смотри же!! — Иванушка метнулся к изображению.
— Стойте!! — громовым голосом воскликнул консультант, — стойте!
Иванушка застыл на месте.
— После моего евангелия, после того, что я рассказал о Иешуа, вы, Владимир Миронович, неужто вы не остановите юного безумца?! А вы, — и инженер обратился к небу, — вы слышали, что я честно рассказал?! Да! — И острый палец инженера вонзился в небо. — Остановите его! Остановите!! Вы — старший!
— Это так глупо все!! — в свою очередь закричал Берлиоз, — что у меня уже в голове мутится! Ни поощрять его, ни останавливать я, конечно, не стану!
И Иванушкин сапог вновь взвился, послышался топот, и Христос разлетелся по ветру серой пылью.
И был час девятый.
— Вот! — вскричал Иванушка злобно.
— Ах! — кокетливо прикрыв глаза ладонью, воскликнул Воланд, а затем, сделавшись необыкновенно деловитым, успокоенно добавил: — Ну вот, все в порядке, и дочь ночи Мойра допряла свою нить[29].
— До свидания, доктор, — сказал Владимир Миронович, — мне пора.
Мысленно в это время он вспоминал телефоны РКИ...
— Всего добренького, гражданин Берлиоз, — ответил Воланд и вежливо раскланялся. — Кланяйтесь там! — Он неопределенно помахал рукой. — Да, кстати, Владимир Миронович, ваша матушка почтенная...............
......................................................................
«...Странно, странно все-таки, — подумал Берлиоз, — откуда он это знает... Дикий разговор... Акцент то появится, то пропадет. Ну, словом, прежде всего, телефон... Все это мы разъясним...»
