Мари, сидя за столиком, по-прежнему читает свой фолиант. Перед нею – тарелка с овощными сэндвичами, к которым она еле притронулась. Заказала явно не от голода, а чтобы еще как-нибудь убить проклятое время. Иногда, словно вспоминая о чем-то, девушка меняет положение тела. То пристроит локти на столик, то поерзает на стуле, усаживаясь поудобней. И при этом ни на секунду не отрывается от книги. Видно, умение сосредоточиться – ее главный жизненный капитал.
В заведении остаются одиночки. Кто печатает на ноутбуке. Кто перестреливается записками по мобильнику. А кто просто молча думает, глядя в ночь за окном. Наверное, не может заснуть. Или не хочет. Для такой породы людей семейные ресторанчики – истинное пристанище.
В зал решительно входит крупная женщина – с таким видом, будто ей некогда ждать, когда откроются эти чертовы автоматические двери. Плотная, хотя и толстушкой не назовешь. Широкие плечи. Сразу видно – женщина крутого замеса. Черная вязаная шапочка до бровей. Большая кожаная куртка, оранжевые штаны. Руки пусты. Так энергична, что на нее оглядываются все посетители.
– Госпожа одна? – щебечет официантка, выбегая навстречу. Женщина отвечает ей убийственным молчанием. Цепким взглядом обшаривает зал. Видит Мари, вглядывается получше – и широким шагом направляется к ней. Поравнявшись с ее столиком, разворачивается и без единого слова усаживается на стул прямо напротив. Очень проворно и точно для своего крупного тела.
– Э-э… Можно вас на минуточку? – спрашивает она.
С трудом оторвавшись от книги, Мари поднимает голову. Видит перед собой большую незнакомую женщину, удивляется.
Женщина снимает вязаную шапочку. Волосы обесцвечены и коротко пострижены а-ля аккуратный газончик. Лицо открытое и потертое жизнью, точно старый заслуженный зонтик. Его левая половина не очень похожа на отражение правой. Но если вглядеться, в этом лице есть кое-что успокаивающее. Некая врожденная симпатия к окружающим.
Вместо приветствия женщина кривит рот в улыбке и чешет тяжелой ладонью ежик золотистых волос.
Подходит официантка со стаканом воды и меню, но женщина машет на нее руками:
– Да не! Я щас пойду, не надо… Извините, ага?
Официантка вымученно улыбается и исчезает.
– Ты – Мари Асаи, верно?
– Да, но…
– Мне про тебя Такахаси сказал. Ну, что тебя тут найти можно…
– Такахаси?
– Тэцуя Такахаси. Длинный, волосатый, худой как щепка… На тромбоне играет.
Мари кивает:
– Ах, этот…
– Он говорит, ты по-китайски отлично болтаешь. Это правда?
– В повседневных беседах справляюсь, – отвечает Мари осторожно. – До «отличного» еще далеко.
– Тогда… Извини, конечно… Можешь пойти со мной? У меня там девчонка одна, китаянка… в переделку попала. По-японски ни в зуб ногой. Мне бы хоть разобраться, что с ней на самом деле…
Все еще не понимая, что происходит, Мари вставляет между страниц закладку, закрывает книгу, отодвигает в сторону.
– В переделку?
– Ну, поранилась немного… Да тут близко! Пешком два шага, сразу вернешься. Ты бы просто перевела, что с ней. А уж я в долгу не останусь.
Мари задумывается на пару секунд, глядит еще раз на незнакомку. Решает, что, видимо, бояться нечего. Кладет книгу в сумку, натягивает джемпер. Тянется за счетом на столе, но женщина тоже протягивает руку.
– Я заплачу!
– Ну что вы. Это же мой заказ.
– Да брось ты, ей-богу… Давай сюда без разговоров!
Обе встают. Сразу видно, что женщина – гораздо крупнее. Мари совсем хрупкая, а ее новая спутница сбита крепко, точно амбар для крестьянского инвентаря. Метр сто семьдесят пять, не меньше. Вздохнув, Мари отдает ей счет.
Они выходят из ресторанчика на улицу. Там все еще людно, несмотря на такой поздний час. Бренчит электронными ритмами игровой центр, вопят зазывалы у входа в караоке. Взревывают мотоциклы. Трое молодых парней сидят без дела на корточках у закрытых металлических жалюзи. Когда женщина с Мари приближаются, парни поднимают головы и молча провожают их любопытными взглядами. Видимо, находя в их парочке что-то комичное. Но вслух ничего не говорят. Просто смотрят. Жалюзи над ними густо расписаны разноцветной похабщиной из баллончиков.
– Меня Каору зовут, – сообщает женщина. – Не совсем, конечно, подходящее имя [2]… Ну да ладно, назвали так при рождении, теперь уж ничего не попишешь.
– Очень приятно, – кивает Мари.
– Ты извини, конечно. Прибегаю, тащу тебя куда-то… Напугала, небось?
Не представляя, что ответить, Мари молчит.
– Давай, я твою сумку понесу, – предлагает Каору. – Тяжелая вроде…
– Не стоит.
– Что у тебя там?
– Книги, форма, ну и вообще…
– Ты ведь не из дому убежала, правда?
– Вот еще, – отвечает Мари.
– Ну и слава богу.
Парочка шагает дальше. Оставляет позади веселые кварталы, сворачивает в узкий переулок и подымается вверх по склону. Каору торопится, Мари семенит за ней следом. Одолев темную пустынную лестницу, они попадают на следующую улочку. Как будто все кварталы в округе связаны между собой исключительно лестницами. У трех-четырех ночных баров вывески еще горят, но вокруг – ни единой живой души.
– Вон тот «рабухо» [3], – говорит Каору.
– «Рабухо»?
– «Лав-отель». Ну, для парочек… Секс-ночлежка, короче говоря. Видишь, неоновые буквы – «Альфавиль»? Нам туда.
Услыхав это название, Мари вдруг смотрит Каору в лицо.
– «Альфавиль»?
– Да ты не бойся, место не стремное. Я там менеджером работаю.
– И там же – раненая девушка?
Каору на ходу оборачивается:
– Ага. Извини, что так запутанно…
– А Такахаси тоже здесь?
– Не, он не здесь. В соседнем доме, в подвале, репетирует до утра. Во жизнь у студентов! Сплошная лафа…
Парочка заходит в гостиницу «Альфавиль». Вестибюль оборудован так, чтобы посетители сами выбирали номер по фотографиям на стене, нажимали его на пульте и автоматически получали ключ. И сразу же на лифте поднимались в комнату. Ни с кем не нужно встречаться взглядами и о чем-либо говорить. Два режима оплаты: «за отдых» и «за ночлег». Тускло-голубоватый свет. Мари с удивлением озирается, Каору машет рукой консьержке за конторкой в дальнем углу.
– Небось, ни разу в таких местах не бывала? – говорит Каору.
– Нет… Никогда.
– Ну что ж. Какого только бизнеса на свете не встретишь.
Они садятся в лифт, поднимаются на четвертый этаж. Проходят по коротенькому узкому коридору и останавливаются перед дверью с номером «404». Каору тихонько стучит, дверь приоткрывается. В щель с опаской выглядывает молодая девица с огненно-рыжей шевелюрой. Худая как щепка, бледная как стена. Безразмерная розовая майка, дырявые джинсы. Огромные кольца в ушах.
– А, Каору-сан… Ну слава богу! Где же вы ходите, заждались вас уже…
– Ну? Как она? – спрашивает Каору.
– Пока все так же.
– Кровь остановили?
– Да вроде. С грехом пополам. Все салфетки на тампоны извели…
Каору пропускает Мари в номер, закрывает дверь. Кроме рыжей девицы, в комнате оказывается еще одна горничная. Миниатюрная, с черными волосами, собранными на затылке, драит шваброй пол. Каору знакомит девушек.
– Это Мари-сан. Ну, которая по-китайски говорит. А это Кашка. Странное имечко, но так уж предки назвали… Давно у нас работает.
– Здрасьте! – улыбается Кашка.
– Очень приятно, – кивает Мари.
– А со шваброй – Букашка. Это уже кличка, правда. Но все ее только так и зовут.
– Пардон… Имя пришлось выкинуть на фиг. Так получилось, – говорит Букашка на грубоватом кансайском диалекте. Она старше Кашки на несколько лет.
– Добрый вечер, – кивает Мари.
Окон в номере нет, и атмосфера довольно казенная. Для такой крохотной комнаты и кровать, и телевизор кажутся непропорционально большими. В дальнему углу на полу, подтянув колени к горлу, лежит голая девушка. Кутаясь в банное полотенце, она прижимает ладони к лицу и беззвучно плачет. Вокруг разбросаны окровавленные салфетки. Простыни на кровати в бурых пятнах. Торшер у кровати опрокинут. На столике – початая бутылка пива. С одним стаканом. Телевизор включен. На экране какие-то комики кого-то веселят. Невидимая аудитория то и дело хохочет. Каору берет пульт и выключает телевизор.
– Ох и здорово он ее… – говорит она.
– Кто? Ее мужчина? – уточняет Мари.
– Почти… Ее клиент, то бишь.
– Значит, она проститутка?
– Ну да. А по улицам заполночь всякая дрянь так и шастает, – продолжает Каору. – Кого только не подцепишь! То жулик на деньги кинет, то извращенец всякую дрянь выполнять заставит…
Мари задумчиво покусывает губу.
– И что же, она только по-китайски разговаривает?
– На японском только пять-шесть слов понимает. А полицию вызывать нельзя. Как пить дать – нелегалка. Да и у нас с полицией объясняться, мягко скажем, времени нету…
Мари снимает с плеча сумку, ставит на столик, подходит к девушке на полу. Наклоняется над ней и, задержав дыхание, спрашивает по-китайски:
