на нем дальше.
— Людей на шпиль! — закричал Уайлдер, бросив на собеседницу взгляд, который словно говорил: «Раз уж вы так смелы, то не сомневайтесь — вам представится возможность доказать свою смелость». — Людей на шпиль! Испытаем ветер еще раз и выведем судно в открытое море дотемна!
Тотчас же раздался стук вставляемых в шпиль вымбовок и протяжное пение матросов, и снова началась трудная работа — подъем тяжелого якоря со дна моря. Через несколько минут «Каролина» освободилась от уз, приковывавших ее к месту.
С океана подул свежий ветер, насыщенный соленой влагой. Он налетел на развернутые трепещущие паруса, и судно словно поклонилось желанному гостю. Затем после этого низкого поклона оно плавно поднялось, и послышалась сладостная для моряка музыка — певучий свист ветра в снастях и парусах. Эти долгожданные звуки и свежесть ветра придали сил матросам. Якорь был поднят, поставленные паруса забрали ветер, и не прошло десяти минут, как нос «Каролины» уже пенил волны.
Теперь Уайлдер взял на себя задачу провести судно между островами Канноникат и Род. Ответственность была велика, но, на его счастье, фарватер оказался достаточно широким, а ветер перешел на столько румбов к востоку, что теперь представлялась благоприятная возможность сразу взять прямой курс, сделав перед этим несколько галсов. Но такой маневр неизбежно ставил Уайлдера перед необходимостью либо пройти очень близко от Корсара, либо пожертвовать многими благоприятными обстоятельствами. Он не стал колебаться. Когда настало время, он скомандовал поворот оверштаг [75], и нос судна был теперь направлен прямо ко все еще неподвижному и как будто безучастному работорговцу.
На этот раз «Каролина» приблизилась к нему более удачно. Ветер не спадал, и команда вела корабль, как искусный наездник правит горячим скакуном.
Однако, пока они проходили мимо работорговца, на бристольском судне не было ни одного человека, который не следил бы затаив дыхание за этим маневром. У каждого была на то своя скрытая причина. Матросы все больше дивились на странное судно; гувернантка и ее воспитанница сами не понимали, почему испытывают такое волнение, а что касается Уайлдера, то он слишком хорошо знал, какому риску подвергаются в данном случае все, кроме него самого. Как и раньше, матрос у штурвала собирался было потешить свое морское самолюбие и пройти с наветренной стороны, но, хотя сейчас это спокойно можно было сделать, он получил совсем другую команду.
— Проходите у работорговца с подветренной стороны, — повелительно сказал Уайлдер.
Вслед за этим молодой капитан подошел к борту и стал внимательно вглядываться в судно, к которому они приближались. «Каролина» горделиво плыла, словно гоня перед собой ветер, но единственным звуком, долетавшим до нее с работорговца, был шелест этого ветра в его снастях. На нем не видно было ни души. Когда оба судна совсем поравнялись, Уайлдер уже подумал, что и тут мнимое невольничье судно не подаст никаких признаков жизни Однако он ошибся. Стройный, подвижный человек в форме морского офицера вскочил на гакаборт и в знак приветствия помахал ему треуголкой. Ветер отбросил назад светлые волосы этого человека, открыл его лицо, и Уайлдер узнал Корсара.
— Как вы полагаете, сэр, ветер удержится? — крикнул Корсар, изо всех сил напрягая голос.
— Он начинает свежеть и будет устойчивым, — ответил Уайлдер.
— Рассудительный моряк своевременно оторвался бы от берега. По-моему, в этом ветре есть определенный вест-индский привкус.
— Вы думаете, к югу он будет свежее?
— Да. Но, если вы будете держаться круто к ветру, все обойдется благополучно.
Теперь «Каролина» уже миновала работорговца и, обогнув его нос, шла к ветру своим курсом. Человек на гакаборте еще раз махнул на прощанье фуражкой и исчез.
— Возможно ли, что такой человек торгует живыми людьми? — воскликнула Джертред, когда оба перекликавшихся голоса смолкли.
Не получив ответа, она обернулась к своей спутнице. Гувернантка стояла словно завороженная, глаза ее были устремлены в пространство; они не изменили направления и после того, как незнакомец уже скрылся из виду. Джертред взяла ее за руку и повторила вопрос, и тут миссис Уиллис очнулась. Растерянно проведя рукой по лбу, она заставила себя улыбнуться и сказала:
— Встреча с кораблем и всякое новое морское путешествие всегда вызывают во мне воспоминания о далеком прошлом, дитя мое. Но человек, что показался наконец на невольничьем судне, право, выглядит не совсем обыкновенным!
— Для работорговца и впрямь необыкновенным!
Миссис Уиллис на мгновение опустила голову на руку, затем повернулась к Уайлдеру. Молодой моряк стоял рядом и с интересом наблюдал за выражением ее лица.
— Скажите, молодой человек, то был командир работорговца?
— Да.
— Вы его знаете?
— Мы встречались.
— А зовут его?..
— Командир корабля. Другого имени я не знаю.
— Джертред, пойдем в каюту. Когда земля скроется из виду, мистер Уайлдер будет так добр, что известит нас об этом.
Молодой капитан поклонился, и дамы удалились. «Каролине» предстояло теперь выйти в открытое море. Уайлдер принял все меры, чтобы это произошло как можно скорее, тем не менее он сотни раз оборачивался, украдкой бросая взгляд на судно, оставшееся позади. Оно все стояло на якоре, такое же красивое и неподвижное.
Все старания молодого капитана, а также его большое мореходное искусство привели к тому, что бристольский купец несся по волнам с предельной быстротой. Прошло немного времени, и с обоих бортов уже не видно было земли; лишь сзади в голубоватой дымке еще виднелись острова. Пассажирок пригласили на палубу бросить прощальный взгляд на удаляющиеся берега, офицеры принялись за необходимые измерения. Перед наступлением темноты Уайлдер взобрался на грот-марс с подзорной трубой в руках и долго с тревогой разглядывал гавань, которую только что оставил. Но, когда он спустился, взгляд его и выражение лица стали гораздо спокойнее. На губах играла победная улыбка, слова команды звучали ясно и бодро. Старые матросы смотрели, как их судно разрезает волны, и уверяли, что «Каролина» еще никогда не шла так быстро. Помощники капитана бросили лаг [76], и оба одобрительно кивнули головой — корабль шел необыкновенно быстрым ходом. Словом, все на борту были довольны и веселы, ибо полагали, что плавание началось весьма благоприятно и можно надеяться, что закончится оно быстро и удачно. Затем солнце опустилось в море, на мгновение озарив безграничный простор холодной и мрачной стихии, и над беспредельной гладью океана стала сгущаться ночная мгла.
Бывал ли день ужасней и славнее?
Шекспир, Макбет
Первая ночная вахта не принесла перемен. Уайлдер явился к пассажиркам в отличном настроении и с тем веселым выражением, которое появляется на лице