— Кстати, Клеричи… если бы я попросил вас об одном одолжении, вы помогли бы мне?
Вопрос был неожиданным, и Марчелло заметил, что Квадри дождался, пока жена замолчит, чтобы задать его. Он ответил:
— Разумеется, если это в моих возможностях.
Ему показалось, что Квадри, прежде чем заговорить, взглянул на жену, как бы желая получить подтверждение тому, что между ними уже было договорено и обсуждено.
Речь идет о следующем, — сказал Квадри мягким и одновременно циничным тоном. — Вам, разумеется, известно, в чем состоит моя деятельность здесь, в Париже, и почему я не вернулся в Италию. Но в Италии у нас есть друзья, мы переписываемся с ними доступными нам способами. Один из них состоит в том, чтобы доверять письма людям, далеким от политики, которых нельзя заподозрить в разворачивании какой-либо политической деятельности… Я подумал, что, быть может, вы могли бы отвезти в Италию одно из подобных писем… и опустить его на первой станции, через которую будете проезжать, например в Турине.
Последовало молчание. Марчелло понимал теперь, что просьба Квадри имела единственную цель — испытать его или, по крайней мере, поставить в затруднительное положение, и он понимал также, что сделано это с согласия Лины. Возможно, Квадри, верный своей системе убеждения, доказал жене уместность подобного маневра, но не смог изменить ее враждебного отношения к Марчелло. Марчелло угадывал это по ее напряженному холодному и почти сердитому лицу. Какую цель поставил перед собой Квадри, Марчелло пока разгадать не мог. Он ответил, чтобы выиграть время:
— Но если у меня найдут письмо, я кончу свои дни в тюрьме.
Квадри улыбнулся и шутливо сказал:
Это было бы не такое уж большое зло… напротив, для нас это было бы почти благом… разве вы не знаете, что политическим движениям нужны мученики и жертвы?
Лина нахмурила брови, но ничего не сказала. Джулия посмотрела на Марчелло с тревогой: было ясно, что она хочет, чтобы муж отказался. Марчелло медленно проговорил:
— В сущности, вы почти хотите, чтобы письмо нашли.
Ни в коем случае, — ответил профессор, наливая себе вина с шутливой развязностью, которая вдруг — Марчелло и сам не знал почему — внушила ему жалость к Квадри. — Прежде всего мы хотим, чтобы как можно больше людей рисковало и боролось вместе с нами… пойти в тюрьму за наше дело — лишь один из способов рисковать и бороться… разумеется, не единственный. — Он медленно выпил, потом неожиданно добавил серьезным тоном: — Но я предложил вам это проформы ради… просто так… я знаю, что вы откажетесь.
Вы угадали, — сказал Марчелло, тем временем взвесивший все "за" и "против", — я сожалею, но боюсь, что не смогу оказать вам эту услугу.
Мой муж не занимается политикой, — быстро и испуганно объяснила Джулия, — он государственный служащий… он вне этих вещей.
Разумеется, — сказал Квадри со снисходительным, почти ласковым видом, — разумеется, он государственный служащий.
Марчелло показалось, что как ни странно, но Квадри удовлетворен его ответом. Лина, напротив, выглядела раздраженной. Агрессивным тоном она спросила у Джулии:
— Почему вы так боитесь, что ваш муж займется политикой?
— Какой от нее прок? — просто возразила Джулия. — Он должен думать о своем будущем, а не о политике.
Вот как рассуждают женщины в Италии, — сказала Лина, поворачиваясь к мужу, — а потом ты удивляешься, что дела идут так, а не иначе.
Джулия рассердилась:
На самом деле Италия здесь не при чем. Все женщины рассуждают одинаково. Если бы вы жили в Италии, то думали бы, как я.
Ну же, не злитесь, — сказала Лина, рассмеявшись печально и ласково, и быстро коснулась рукой обиженного лица Джулии. — Я пошутила… может быть, вы и правы… во всяком случае, вы становитесь такой хорошенькой, когда защищаете мужа и сердитесь вместо него… не правда ли, Эдмондо, она очень миленькая? — Квадри согласно кивнул, но рассеянно и с легкой досадой, как бы говоря: "Дамские разговоры", а потом заговорил серьезно: — Вы правы, синьора… никогда не следует заставлять человека выбирать между истиной и куском хлеба.
Марчелло подумал, что на этом предмет разговора исчерпан. Ему, однако, было любопытно узнать подлинную причину просьбы Квадри. Официант сменил тарелки и поставил на стол вазу с фруктами. Затем подошел тот, что ведал винами, и спросил, может ли он откупорить бутылку шампанского.
— Да-да, — ответил Квадри, — откройте ее.
Официант достал бутылку из ведерка, обернул горлышко полотенцем, вытащил пробку, а затем быстро разлил пенистое вино по бокалам. Квадри поднялся, с бокалом в руке:
Выпьем за успех нашего дела, — и обратился к Марчелло: — Вы не хотите взять письмо, но хотя бы произнесите тост! — Он казался взволнованным, в глазах блестели слезы, и тем не менее Марчелло заметил, что и в тосте, и в выражении лица крылась какая-то хитрость, почти расчет.
Марчелло посмотрел на жену и Лину, прежде чем ответить. Джулия, уже встав, сделала ему знак глазами, как бы говоря: "Тост ты можешь произнести".
Лина, держа в руках бокал и опустив глаза, выглядела сердитой, неприветливой, почти раздосадованной. Марчелло поднялся и произнес:
— Итак, за успех нашего дела, — и чокнулся с Квадри.
По почти детскому суеверию он хотел прибавить про себя: "моего дела", хотя теперь ему казалось, что у него больше нет дела, которое стоит защищать, а есть только мучительный, непонятный долг, который надо исполнить. Он с неудовольствием отметил, что Лина старалась не чокнуться с ним. Джулия, напротив, с преувеличенным радушием хотела чокнуться с каждым и с пафосом восклицала:
— Лина, синьор Квадри, Марчелло!
Звон хрусталя, пронзительный и жалобный, заставил его вздрогнуть снова, как прежде бой часов. Он взглянул вверх на зеркало и увидел висящую в воздухе голову Орландо, пристально глядевшего на него ясными, невыразительными глазами обезглавленного.
Квадри протянул бокал официанту, тот снова наполнил его. Затем с некоторой напыщенностью повернулся к Марчелло, поднял бокал и произнес:
А теперь за ваше личное благополучие, Клеричи… и спасибо. — С намеком подчеркнув слово "спасибо", он залпом выпил шампанское и сел.
Какое-то время все пили молча. Джулия выпила два бокала и теперь смотрела на мужа с умиленным, признательным и пьяноватым выражением лица. Вдруг она воскликнула:
— До чего же вкусное шампанское!.. Скажи, Марчелло, тебе оно нравится?
— Да, замечательное вино, — согласился он.
Ты его не оценил как следует, — сказала Джулия, — оно такое замечательное… А я уже пьяная. — Она засмеялась, тряхнув головой, а потом вдруг добавила, подняв бокал: — Давай, Марчелло, выпьем за нашу любовь.
Опьянев, смеясь, она протягивала свой бокал. Профессор сидел с отсутствующим видом, Лина, с холодным, неприятным выражением лица, не скрывала своего неодобрения. Джулия вдруг передумала.
Нет! — крикнула она. — Ты слишком строг, это верно… Ты стыдишься выпить за нашу любовь… Тогда выпью я одна, за жизнь, которая так мне нравится и которая так прекрасна… За жизнь! — Она выпила с веселым, неловким порывом, так что часть вина расплескалась на скатерть, потом крикнула: — Это на счастье! — и, обмочив в шампанском пальцы, хотела коснуться висков Марчелло. Он непроизвольно сделал движение, словно хотел увернуться. Тогда Джулия встала и воскликнула: — Ты стыдишься… ну что ж, а я не стыжусь, — и, обойдя стол, обняла Марчелло и, почти упав на него, крепко поцеловала в губы. — Мы в свадебном путешествии, — с вызовом сказала она и вернулась на свое место, запыхавшись и смеясь, — мы здесь в свадебном путешествии, а вовсе не для того, чтобы заниматься политикой и передавать письма в Италию.
Квадри, к которому, казалось, были обращены эти слова, спокойно ответил:
— Вы правы, синьора.
Марчелло опустил глаза. Лина, выждав какое-то время, словно случайно спросила:
— Что вы делаете завтра?
Едем в Версаль, — ответил Марчелло, снимая носовым платком с губ остатки помады Джулии.
Я поеду вместе с вами, — поспешно сказала Лина, — мы можем выехать утром и там пообедать. Помогу мужу сложить чемоданы, а потом заеду за вами.
— Прекрасно, — отозвался Марчелло.
Лина добавила, извиняясь:
Я бы хотела отвезти вас на машине… но муж берет ее с собой: нам придется ехать на поезде, это даже веселее.
Квадри, казалось, не сльштал: он расплачивался по счету, вынимая характерным для горбуна жестом сложенные вчетверо банкноты из кармана полосатых брюк. Марчелло протянул было ему деньги, но Квадри отвел его руку, говоря:
— Долг платежом красен… рассчитаемся в Италии.
Джулия сказала вдруг пьяным и очень громким голосом:
Ладно, в Савойе будем все вместе… но в Версаль я хочу поехать одна, с мужем. Спасибо, — с иронией бросила Лина, вставал из-за стола, — это, по крайней мере, откровенный разговор.
