Пуаре. И это все, что вы можете сказать?
Бисиу. Yes, sir!.. Ja, mein Herr! Si, signor! Da, soudar![84] Не буду обременять вас другими языками.
Пуаре (воздевая руки к небу). Бог мой!.. А еще говорят, что вы остроумны!
Бисиу. Так вы, значит, не поняли?
Фельон. Однако последнее предложение полно глубокого смысла...
Бисиу. ...как и бюджет — столь же сложный, сколь он кажется простым. Я, таким образом, словно освещаю вам фонариком ту пропасть, ту яму, ту бездну, тот кратер вулкана, который «Конститюсьонель» именует «политическим горизонтом».
Пуаре. Я предпочел бы объяснение более понятное.
Бисиу. Да здравствует Рабурден! Вот мое мнение. Вы удовлетворены?
Кольвиль (серьезно). Господин Рабурден виноват только в одном.
Пуаре. В чем же?
Кольвиль. В том, что был государственным деятелем, а не правителем канцелярии.
Фельон (становясь перед Бисиу). Отчего же, судáрь, вы, столь глубоко понимая господина Рабурдена, нарисовали эту мерз... эту низк... эту ужасную карикатуру?
Бисиу. А наши пари? Вы забыли, что мы с чертом заодно и что ваши чиновники проиграли мне обед в «Роше-де-Канкаль»?
Пуаре (крайне обиженный). Значит, мне так и суждено покинуть канцелярию, не поняв ни одной фразы, ни одного слова, ни одной мысли господина Бисиу?
Бисиу. Ваша вина! Спросите у этих господ. Господа, вы поняли смысл моих рассуждений? Они справедливы? Умны?
Все. Увы, да!
Минар. И вот доказательство: я только что написал прошение об отставке. Прощайте, господа, я попытаю счастья в промышленности.
Бисиу. Уж не удалось ли вам изобрести механический корсет или соску, пожарный насос или экипажное крыло от грязи, камин, топящийся без дров, или плиту, чтобы поджаривать котлеты на трех листках бумаги?
Минар (уходя). Это мой секрет.
Бисиу. Что ж, господин Пуаре-младший, что ж, молодой человек, вы видите, все эти господа меня понимают!
Пуаре (посрамленный). Господин Бисиу, окажите мне честь хотя бы один раз поговорить со мной на моем языке, снизойдите до меня...
Бисиу (подмигивая чиновникам). Перед тем как уйти отсюда, вам, вероятно, хотелось бы узнать, что вы такое.
Пуаре (поспешно). Порядочный человек, сударь.
Бисиу (пожимая плечами). ...то есть определить, объяснить, постичь, проанализировать, что такое чиновник... Вы могли бы это сделать?
Пуаре. Мне кажется.
Бисиу (вертя его пуговицу). А я сомневаюсь.
Пуаре. Это человек, которому государство платит за то, чтобы он выполнял известную работу.
Бисиу. Тогда, по-видимому, солдат — тоже чиновник.
Пуаре (смущенно). Ну, нет.
Бисиу. Однако государство платит солдату за то, чтобы он стоял на карауле и маршировал на смотрах. Вы возразите, что он слишком сильно желает уйти со своего места, что он слишком мало сидит на месте, слишком много работает и хотя он то и дело позвякивает ружьем, но редко случается ему позвякать монетами.
Пуаре (широко раскрывает глаза). Но послушайте, сударь, логичнее всего будет признать, что чиновник — это человек, который существует на свое жалованье и не может уйти со своего места, ибо только и умеет, что быть экспедитором.
Бисиу. Ну, вот мы и приближаемся к решению вопроса... Следовательно, канцелярия для чиновника — это как бы его скорлупа. Иными словами, нет чиновников без канцелярии, и нет канцелярии без чиновников. Но куда же мы тогда отнесем таможенного досмотрщика? (Пуаре, пытаясь переступить с ноги на ногу, на мгновение отодвигается от Бисиу, тот отрывает ему пуговицу и берет его за другую.) Ну! С бюрократической точки зрения он оказался бы существом промежуточным. Таможенный досмотрщик лишь наполовину чиновник, и, так же как он пребывает на границе между двумя государствами, так же он стоит на границе между канцелярией и армией: не совсем солдат и не совсем чиновник. Но послушайте, папаша, к чему это нас приведет? (Крутит пуговицу Пуаре.) Где кончается чиновник? Вопрос весьма важный. Например, префект — чиновник?
Пуаре (робко). Должностное лицо.
Бисиу. Ага! Вот вы и пришли к нелепому выводу, что должностное лицо — не чиновник!
Пуаре (сбитый с толку, обводит взглядом всех чиновников). Господин Годар как будто хочет что-то сказать.
Годар. Чиновник — это вид, а должностное лицо — род.
Бисиу (улыбаясь). Я не считал вас способным на столь остроумную классификацию, о достойный экземпляр одного из подвидов!
Пуаре. К чему это ведет?
Бисиу. Ну-ну, папаша, не мешайте, а то мы совсем запутаемся. Слушайте внимательно, и мы поймем друг друга. Давайте установим аксиому, которую я завещаю канцеляриям! Там, где кончается чиновник, начинается должностное лицо, а где кончается должностное лицо — начинается государственный деятель. Однако среди префектов мало попадается государственных деятелей. Поэтому префект есть нечто промежуточное. Не так ли? Он где-то между государственным деятелем и чиновником, подобно тому как таможенный досмотрщик — наполовину лицо гражданское, наполовину — военное. Давайте распутывать дальше эти глубокомысленнейшие вопросы.
(Пуаре багровеет.)
Нельзя ли все это сформулировать в теореме, достойной Ларошфуко: при окладе, превышающем двадцать тысяч франков, чиновника больше не существует. Мы можем с математической точностью вывести отсюда следующий королларий: государственного деятеля можно найти в зоне высоких окладов. И второй королларий, не менее важный и логически неизбежный: директора главных управлений могут быть и государственными деятелями. Не потому ли многие депутаты говорят себе: «Как хорошо быть директором главного управления!» Но в интересах французского языка и Академии...
Пуаре (словно завороженный пристальным взглядом Бисиу). Французский язык!.. Академия...
Бисиу (отрывает еще одну пуговицу и берется за верхнюю). Да, в интересах нашего прекрасного языка, следует заметить, что если правитель канцелярии может, на крайний случай, еще считаться чиновником, то начальник отделения уже должен быть бюрократом. Эти господа... (повертывается к чиновникам и показывает третью пуговицу, оторванную им от сюртука Пуаре) эти господа вполне оценят столь деликатное внимание к оттенкам. Итак, папаша Пуаре, на правителе канцелярии категория чиновников кончается. Таким образом, вопрос поставлен правильно, всякая неясность исчезла, и понятие «чиновник», казавшееся неопределимым, нами определено.
Пуаре. Мне кажется, это несомненно.
Бисиу. Однако сделайте одолжение, ответьте на следующий вопрос: так как судья несменяем, а следовательно, согласно вашему тонкому разграничению, не может быть отнесен к должностным лицам, но вместе с тем не имеет оклада, соответствующего его труду, — то можно ли его отнести к классу чиновников?
Пуаре (разглядывает лепку на потолке). Сударь, я уже потерял нить...
Бисиу (отрывая четвертую пуговицу). Мне хотелось показать вам, сударь, насколько все это при ближайшем рассмотрении сложно, а особенно подчеркнуть то, что я скажу сейчас и что предназначается для философов (если вы разрешите мне переиначить слова Людовика Восемнадцатого): стараясь в чем-нибудь разобраться, можешь совсем запутаться.
Пуаре (отирая лоб). Простите, сударь, меня мутит... (Пытается застегнуть сюртук.) Ах, вы оторвали мне все пуговицы.
Бисиу. Так вы, наконец, поняли?
Пуаре (недовольным тоном). Да, сударь... да, я понимаю, что вы просто хотели сыграть со мною скверную шутку и незаметно оторвать все мои пуговицы.
Бисиу (торжественно). Старец! Вы ошибаетесь! Мне хотелось запечатлеть в вашем мозгу возможно более яркую картину конституционной власти (все чиновники смотрят на Бисиу; Пуаре, опешив, уставился на него с какой-то тоскливой тревогой) и, таким образом, сдержать слово. Я воспользовался иносказательными приемами дикарей. Слушайте! Пока министры разглагольствуют в палате, примерно столь же содержательно и плодотворно, как мы сейчас, — административная власть под шумок обрывает пуговицы у налогоплательщиков.
Все. Браво, Бисиу!
Пуаре (он на этот раз понял). Я теперь не жалею о своих пуговицах.
Бисиу. А я поступлю так же, как Минар, я больше не желаю расписываться в получении грошей и лишу министерство своего сотрудничества. (Выходит, сопровождаемый смехом всех чиновников.)
