‹…› Костюм вышел очень хорошо, – портной постарался. Оказывается, он сам зарайский и бывал в Озерицах – приезжал за яблоками.
Я все это время работал над рукописью, ездил два раза на лодке с Синявским, был на даче… Фраерман увлекся рыбной ловлей до самозабвения, говорит только о рыбной ловле и мечтает приехать в Озерицы на 4 дня, чтобы сплошь все время ловить рыбу. Приедет он через неделю после меня дня на 3-4. Видел Гехта (он приходил похвастаться новым серым костюмом, купил его за 39 руб.)… часто вижу Синявского. Он ведет рассеянный образ жизни и собирается тоже на день-два приехать в Озерицы.
Я не оставил мысль о поездке до Озериц на лодке. Выяснится это дня через два, и тогда я точно напишу когда приеду. Если не на лодке, то 15-го в 2 часа дня (выеду из Москвы 15-го десятичасовым).
С Шурой пришлю хлеб и прочие продукты. В Москве опять нет масла. Обедаю в вегетерианке, здоров.
‹…› Пиши. До отпуска осталось 10 дней. Ты напиши из Рязани, если 'тебя задержит твоя группа, тогда я могу взять отпуск на два-три дня позднее (с 18-го)… (Москва – Белоомут – 56 дней).
Привет рязанским и екимовским. Тебя, должно быть избаловали в Рязани так же, как Димушку…
Целую. Кот
Е. С. Загорской-Паустовской в Балаклаву (Москва, 21 июля 1929 года)
Кролик, отправил тебе уже два письма, это – третье. Вчера подписал договор с ГИЗом (Госиздатом) на издание отдельной книжкой (в универсальной библиотеке) «Записок Василия Седых» – всего за 120 руб. (там нет и 1/4 листа). Деньги получу в пятницу 26 июля и сейчас же тебе вышлю, – ты потерпи до 26-го, хорошо?
Начал писать, – выходит хорошо, по-новому. Москва и все московское как-то после моря сразу перестало меня занимать, я променял бы его с радостью на одно севастопольское утро.
…Погода переменилась, – стало жарко, душно и пыльно. Приходится сидеть с закрытыми окнами. Вечером напишу подробнее.
Целую. Как Дим-Передим?
Кот
(Москва, 23 июля 1929 года)
Заяц, до сих пор от тебя нет писем и я начинаю тревожиться. Напиши поскорее, получила ли три моих письма (это четвертое)…
В Москве опять дожди, очень грязно, тоскливо, все усталые и скучные. Был в Хохловке, – хорошо, что вовремя забрали Димушку – у девочки была дизентерия, она едва выжила. Приходил Гаврилов, рассказывал об очень интересном свидании в ЦК относительно «Блистающих облаков». Об этом я напишу подробно вечером. Начал писать о Балаклаве.
Пиши, Кролик. Ужасно нехорошо, что ты не пишешь, – я ведь пишу тебе почти каждый день. Как Дим? Ходила ли на Русалочий пляж?
Целую. Кот
(Москва, до 15 августа 1929 года)
…Начал писать. Выходит хорошо: свежо и остро, непохоже на прежнее. Очень хочется писать, читать, немногих хороших людей, воздуха, тишины.
Зайчик, зайчик, я очень соскучился по тебе и по Димушке. Он не сердится на меня? В Москве одиноко и скучно, но эта скука дает мне возможность писать.
Видишь, как добросовестно я написал тебе все здешние неинтересные новости. Да, еще, – Муровы 15 августа едут в Балаклаву. Звонил Синявский – Мальвина в Геленджике. Он на днях едет к ней, а оттуда морем в Одессу он один. Остановится в Севастополе на день и заедет в Балаклаву, – она его очень занимает. Балаклавское вино выпили впятером: Ново-грудский, я, Фраер, МК и Леночка. Весело было, т. к. Фраер погружен в жесточайшую хандру, я никак не привыкну к Москве после моря, Новогруд-ский скучает по Тамаре (она уехала), а МК молчит и зябнет. Она все время работает по ночам, до 45 часов, устала, стала совсем прозрачной, очень просит дать ей фотографию Димушки (там, где он с обручем). Я обещал.
Шторм ходит очень чопорный, аккуратный и важный, – очевидно, успех действует на него плохо. Молчит, как убитый.
Пиши. Не смей в свежую погоду ездить на большой пляж.
Целую. Кот
(Москва, 15 августа 1929 года)
Кролик, маленький мой, хороший. Получил твое письмо (на пергаменте). Ты зачем тревожишься – после посылки денег (30 руб.) я написал тебе большое письмо на трех листах. Неужели ты его не получила?
Не писал я потому, что «30 дней» заказали мне рассказ, я сказал, что рассказ у меня готов, а на самом деле, как всегда, еще и не начинал его. Пришлось писать четыре дня очень напряженно, но рассказ вышел хороший – бессюжетный, там есть Дим-Передим и ты, и Петро Дымченко, и Балаклава. Называется он «Лето».
Рассказ о лете, мальчике, который в первый раз увидел море, о лете в Крыму и лете в Москве, где живет один отец мальчика. Похоже отдаленно на прозу О. Мандельштама («Шум времени») или Б. Пастернака.
Вот наугад отрывок
«Крошечный мальчик вылез из автомобиля. Ему помогал шофер с пунцовым от загара затылком и мать – светловолосая женщина с ослепительной открытой улыбкой. Мальчик взглянул на отца, как смотрят на доброго и преданного друга, и спросил:
– Па, что это шумит там?
Отец ответил:
– Море.
– А что оно делает, море?
Отец засмеялся и промолчал…»
‹…› Целую.
Твой Кот
(Москва, конец августа 1929 года)
Крол, очень долго не писал тебе, – все дни занят: утром работаю, а каждый вечер бываю на чистке партии у нас в ТАСС и РОСТа. Это дает уйму материала. Чистка напоминает одесскую, – масса анекдотов, нелепого и смешного. Например, редактору Наги (из ИноТАСС) объявили выговор за то, что он написал и издал фантастический роман «Концессия на крыше мира». По словам председателя комиссии по чистке, «интеллигент-партиец все свободное время должен изучать Ленина, а не заниматься чепухой – писанием романов». В общем, о писательстве Наги на чистке говорили как о гнуснейшем преступлении. Обстановка чистки отвратительная: доносы, каверзные вопросы, издевательства, трусость и подхалимство. Задают такие вопросы: «Любите ли вы вашу жену, а если любите, то в чем это выражается?», «На каком основании вы, партийка, пудритесь?» и т. п. На чистке – обстановка больших уголовных процессов.
Новостей больше нет. Некая слезливая девица, друг Валентины Сергеевны, – Гита (та, которую мы как-то встретили в Болшеве) была в Харькове, познакомилась с Бабелем, привезла от него привет тебе, мне и Диму и рассказывала, что Бабель больше часу расспрашивал ее обо мне и сулил мне большое будущее.
Фраер в размолвке с В. С. и поэтому часто бывает у меня. Он купил за 60 руб. полный энциклопед. словарь Брокгауза и теперь хватается за голову: «Зачем? Лучше бы на эти деньги съездил в Архангельск!»
Я пишу и стараюсь побольше быть на воздухе: езжу на лодке на пляж у Новодевичьего монастыря, – там хороший песок. Погода странная, – то удушающая жара, пыль и вонь, то дождь со слякотью, как осенью, – так перемежается каждый день. Дышать можно только за городом.
‹…› На днях сдал в «30 дней» очерк, получу деньги и пришлю. Я очень рад, что у тебя в Балаклаве хорошее настроение… За тобой там ухаживают рыбаки, смотри у меня! Отдыхай, пиши и ни о чем не тревожься, – сейчас московские дела идут хорошо, долгов нет, я здоров, обедаю каждый день, ужинаю и даже поправился (после моря я всегда поправляюсь задним числом). Загар держится. Пишу. Период увлечений кончился по независящим от меня обстоятельствам: Наташа замужем (м. прочим, замужество, вопреки обычному, подействовало на нее очень скверно, – она опустилась, обабилась, потолстела и ходит неряхой), а Леля… поглощена Гиком и всяческими гиковскими делами, – и по зависящим от меня обстоятельствам: я пишу, через год хочу быть уже твердым писателем и очень скучаю по Кролу потому, что он у меня единственный и один только любит меня по-настоящему.
Вот так, заяц. Возвращаться не торопись, – очень здесь гнусно, прямо до слез (первое время, пока привыкнешь). Больше всего меня угнетает всеобщее озлобление: трамваи, улицы, учреждения, пляжи – все заполнено сварливыми, мелочными, кусающимися людьми.
20 августа м. б. удастся удрать в Б-ву, – дело в том, что с 15 авг. по 1 сент. мы будем, очевидно, работать втроем, т. к Мазо идет в отпуск с 1-го авг, а Вельский возвращается 15 августа. Все дело в том, чтобы подработать денег…
Напиши про Херсонес. Как Димушка? Стал ли спокойнее? Пиши почаще, Кролик, – ты очень скупа на письма…
Своди Шторма на Русалочий пляж, если он не умрет по дороге [от страха]. Передай ему привет. Мне очень понравилось твое выражение о «людях в маринаде». Это очень верно.
Пиши. Целую.
Кот
Е. С. Загорской-Паустовской в Рязань (Москва, 27 июля 1930 года)
Крол. Сегодня мне значительно лучше, – горло почти не болит и температура нормальная… Часто прибегает Фраерман, – зовет к себе то пить чай, то обедать. Сегодня Оля достала овощей и мяса и сварила очень неплохой обед. Квартиру она прибрала. Она уже ходит на Воробьевы горы.
Был у меня Павел Загорский. Сегодня вечером он едет в Рязань. Я просил его передать тебе конфеты… Напиши, – может быть прислать хлеба (калачей). Как ты себя чувствуешь в Рязани? Была ли на Оке? Там очень хорошо. Завтра иду в «Мол. Гвардию». Звонил Гехт и передавал, что с книгой какое-то недоразумение, – боюсь, что они испугались. 29-го выяснится и судьба «Коллекционера». Пишешь ли очерк? Пришли его…
