независимо от пола, уголовную ответственность за требование к дочери работать по дому.
{43} Слова Мистера Болдуина, выступающего с речью на Даунинг-стрит на митинге от имени Строительного Фонда колледжа Ньюнем, 31 марта, 1936 г.
{44} Именно так характеризует женщину в должности проповедника издание «Женщины и Духовенство: Некоторые Аспекты „Отчета Комиссии Архиепископов о Женщинах и Духовенстве“» [407] (1936), с. 24. «Мы считаем, что богослужение женщин… снизит духовную атмосферу христианского вероисповедания, чего практически (или даже абсолютно) не наблюдается при богослужении мужчин, по крайней мере, пока приход не будет состоять в основном из женщин. Возможность сделать такое заявление является данью качеству христианской женственности; едва ли можно оспорить тот факт, что в мечтах и мыслях женщин земное легче подчиняется божественному, а плотское — духовному, нежели у мужчин. И, несомненно, богослужение мужчин обычно не будоражит ту сторону женской натуры, которой не следует обнаруживать себя во время поклонения всемогущему Богу. С другой стороны, мы полагаем, что для представителей мужского пола среднестатистической англиканской конгрегации было бы невозможным присутствовать на богослужении, где процессом руководит женщина, не становясь при этом заложниками чрезмерного ощущения ее половой принадлежности».
Согласно уполномоченным по делам Церкви, однако, факт того, что христианские женщины гораздо более духовны, нежели мужчины, является необычной, но, без сомнения, достаточной причиной недопущения их к церковной службе.
{45} «Daily Telegraph» от 20 января, 1936 г.
{46} «Daily Telegraph», 1936 г.
{47} «Daily Telegraph» от 22 января, 1936 г.
{48} «Насколько мне известно, в данном вопросе (сексуальных отношений между госслужащими) общих правил нет; но государственные и муниципальные служащие, безусловно, должны придерживаться общепринятых норм и избегать поведения, которое может быть освещено прессой как „скандальное“. До недавнего времени сексуальные отношения между мужчиной и женщиной в Министерстве Почт [408] карались немедленным увольнением обеих сторон… Избежать публичной огласки в прессе достаточно легко посредством судебного процесса; однако официальные ограничения простираются гораздо дальше, для того чтобы удержать женщин, находящихся на государственной службе (которые, выйдя замуж, обычно увольняются [409]) от открытого (публичного) сожительства с мужчиной. В этом случае дело носит другой характер» (Уильям А. Робсон «Британский госслужащий: Общественная Служба», с. 14–15).
{49} Большинство мужских клубов отводит женщинам специальную комнату или даже пристройку и не допускает в другие помещения, объясняя это их нечистоплотностью, как, например, в Софийском соборе, или же, наоборот, как в Помпеи [410], — чрезмерной чистоплотностью. Есть над чем задуматься.
{50} Способность прессы замять дискуссию на любую неприемлемую тему была и остается чрезвычайно огромной. Для Жозефины Батлер это стало одним из «серьезных препятствий», с которыми ей пришлось столкнуться в ходе кампании против Закона об Инфекционных Заболеваниях [411]. «В начале 1870 года пресса Лондона начала вести в отношении этого вопроса политику умалчивания, продлившуюся много лет, и вызвала тем самым знаменитый „Протест против Заговора Тишины“ Ассоциации Женщин, подписанный Гарриет Мартино [412] и Жозефиной Батлер и содержащий следующие слова: „Разумеется, пока среди журналистов процветает подобный заговор тишины, мы, англичане, особенно подчеркиваем свои намерения, как свободного народа, вести борьбу за независимую прессу и право услышать оба мнения по поводу столь важного вопроса этики и законодательства“» (Жозефина Батлер, «Личные воспоминания о Крестовом походе», с. 49). В ходе борьбы за право женщин голосовать пресса также эффективно бойкотировала освещение этого вопроса. А совсем недавно, в июле 1937 года, Филиппа Стрэйчи в своем письме «Заговор тишины», опубликованным (честь для нее) в журнале «Spectator» [413], практически повторяет слова миссис Батлер: «Огромное число мужчин и женщин приняли участие в попытке заставить Правительство отказаться в своей новой Пенсионной схеме [414] для белых воротничков [415] от положения, которое впервые устанавливает различный доходный лимит для служащих мужского и женского пола… В прошлом месяце Пенсионная схема была представлена Палате лордов, где указанное положение было встречено сильным и решительным неприятием со стороны всех ее членов… События такого рода, кажется, должны представлять первостепенный интерес для ежедневной прессы. Но все издания, от „Times“ до „Daily Gerald [416]“, обошли вниманием этот вопрос… Дифференцированный подход к лицам разного пола в этой Пенсионной Схеме вызвал чувство негодования, не возникавшее со времен получения женщинами права голоса… Как объяснить, что все это было полностью сокрыто прессой?»
{51} Битва за Вестминстер, конечно, без телесных ран не обошлась. Да и борьба за право голоса, безусловно, была гораздо более жестокой, нежели о ней вспоминают сейчас. Так, Флора Драммонд [417] говорит: «Добились ли мы права голоса, благодаря нашим агитациям, как считаю я, или же получили его по каким-либо иным причинам, как поговаривают другие, я думаю, что многим людям молодого поколения будет сложно поверить в ожесточенность, с которой мы боролись за права женщин всего тридцать лет назад» (Флора Драммонд для журнала «Listener [418]» от 25 августа, 1937 г.). Молодое поколение, по-видимому, настолько привыкло к жестокости, сопровождающей свободу, что эмоций для данного конкретного случая у него не осталось. К тому же эта борьба еще не заняла свое место среди всех прочих, превративших Англию в пристанище (а англичан — в защитников) свободы. Борьбу за право голоса все еще называют мерзким протестом: «… и женщины… затеяли серию поджогов, стачки и уничтожение картин, что, в конце концов, заставило обе Передние Скамьи [419] согласиться с их правом голосовать» (сэр Джон Сквайр [420], «Воспоминания и мысли», с. 10). Тем не менее можно понять молодых людей, которые верят, что в той кампании не было ничего героического и все закончилось лишь несколькими поджогами, парой разбитых окон и колен, а также испорченным (небезнадежно) с помощью ножа портретом Генри Джеймса [421] кисти Сарджента [422]. Вероятно, поджоги, стачки и уничтожение предметов искусства назовут героическими, если их затеют мужчины, причем в большем масштабе и с автоматами наперевес.
{52} Маргарет Тодд [423], «Жизнь Софии Джекс-Блэйк», с. 72.
{53} «В последнее время много говорят и пишут о том, чем занимался и каких высот достиг сэр Стэнли Болдуин на посту премьер-министра, возможно, даже слишком часто. Позвольте привлечь ваше внимание к достижениям леди Болдуин [424]. Когда я впервые вошла в комитет госпиталя в 1929 году, обычным роженицам анальгетики не назначали, теперь же их используют практически в 100 % случаев. И это касается большинства больниц. Значительный прогресс за такой короткий срок является заслугой миссис Стэнли Болдуин, ее вдохновения, мужества
