— Я тоже все время думал о тебе, милочка, — ответил Крис с чувством неловкости за свое лицемерие. — Ты представить не можешь, сколько силы и спокойствия придает мне твой голос.
— Милый!
— Только вот какое дело, Марта. Случилось нечто весьма неприятное…
— Неприятное? С тобой? О Крис!
— Не со мной непосредственно, а с Жюли. Она опасно больна.
— Бедняжка!
— Ужасно досадно, правда?
— Где она? Может быть, мне пойти к ней? Могу я чем-нибудь помочь, Крис?
— Ты можешь помочь мне! — многозначительно сказал он.
— Тебе? Каким образом?
— Если будешь по-прежнему любить меня…
— Как будто я могу тебя не любить!
— И не рассердишься, что нам с тобой нельзя будет видеться несколько дней.
— О! — в голосе Марты звучало разочарование. — Почему?
— Ради твоей же безопасности, — объяснил Крис. — Видишь ли, Жюли с Джеральдом ухитрились подцепить на юге какую-то инфекцию…
— Какую?
— Ах, у нее какое-то ученое название, я забыл. И, понимаешь, мне пришлось вчера пробыть с Жюли весь вечер, а сегодня нужно будет отвезти ее в изолятор. Так что я могу оказаться переносчиком инфекции. Я поговорю насчет этого с доктором…
— Но, Крис, если ты идешь на такой риск ради Жюли, то уж я тем более могу пойти на него ради тебя!
— Милая! Но тут есть разница. Жюли надо помочь, и я иду на риск. Но не могу же я подвергать тебя такому риску только потому, что жить без тебя не могу.
— Но я тоже не могу без тебя жить!
— Марта! Мне плакать хочется, до такой степени это невероятно и потрясающе, что ты без меня жить не можешь. Но, дорогая, мое решение твердо. Я не подвергну тебя этому риску. И все же сегодня я спрошу доктора и потом позвоню тебе. Когда ты будешь дома?
— Для тебя всегда.
— Скажем, во время обеда? Между часом и двумя?
— Да.
— Хорошо, я тогда и позвоню. И, Марта…
— Что, милый?
— Не забывай своего дружка.
— Ах, Крис!
Разговор с Мартой изменил настроение Криса. Ему уже не казалось больше, что все проклято и осквернено или что его отношения с Мартой безнадежно испорчены. Что за милая девушка! Никаких кривляний, никакого кокетства или подозрений, или капризов из-за того, что случилось что-то неприятное и что это доставило ей огорчение. «Удивительно, — подумал он, — как важно для нас расположение и одобрение наших сексуальных партнеров. Или это просто причуда западноевропейцев? Китаец, например, беспокоится о мнении своего покойного прадеда. Пожалуй, мы все-таки более разумны. С рациональной точки зрения гораздо важнее быть в хороших отношениях со своим сожителем, чем со всеми своими предками до неандертальского человека включительно».
Он взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Он решил пройти в контору Ротберга и постараться попасть к нему немного раньше назначенного срока. Ему пришла в голову мысль, что история с Жюли будет для Ротберга не только юридическим, но и личным делом. Он подумал, действительно ли Ротберг был очень влюблен в нее. Судя по его отношению к Джеральду, — безусловно. «Если ей предстоит выйти замуж еще раз, — подумал Крис, — мне очень хотелось бы, чтобы она вышла за него. В конце концов по каким-то таинственным причинам евреи очень заботятся о своих близких».
Хотя Крис пришел почти за полчаса до срока, ему пришлось ждать всего несколько минут. Ротбергу, видимо, очень хотелось знать, что случилось.
— Ну? — спросил он, как только Крис сел. — Что случилось? Что с Жю — с вашей сестрой?
— Нечто одновременно трагическое и гнусное…
— Может быть, я буду не так уж шокирован, — цинично сказал Ротберг. — Юристы видят многое, что скрыто от большинства людей.
— Пожалуй, даже вы будете шокированы.
— Ну выкладывайте.
Крис изложил, насколько мог короче, все, что случилось. Когда он дошел до сути, он увидел, как Ротберг вздрогнул и побледнел.
— Что! Вы уверены?
— Я-то совершенно уверен. Но я знаю только то, что сказала мне она. Вы сможете спросить у доктора сами.
Ротберг порывисто встал и подошел к камину, повернувшись к Крису спиной. Две или три минуты оба молчали. Потом Ротберг выпрямился и вернулся к своему креслу за письменным столом. Крис заметил, что Ротберг очень бледен и что его руки, перебиравшие какие-то бумаги, слегка дрожат.
— Прошу прощения, что я вас перебил, — сказал он сдавленным голосом. — Но для меня это тяжелый удар.
— Я так и думал, — виновато сказал Крис. — Если бы на свете был хоть один человек, которому я мог бы доверить юридическую сторону этого дела, я избавил бы вас от этого. Но такого человека нет. Для меня это тоже был удар.
— Могу себе представить. Чего же вы от меня хотите?
— Вчера вечером она сбежала из дому и пришла ко мне. Я заставил ее вернуться.
— Почему?
— Я боялся, что это будет юридически неправильно, что ее смогут обвинить в том, что она сбежала от мужа. Вот я и хотел сначала поговорить с вами.
— При этих обстоятельствах не может быть никакого контробвинения. Она имеет полное право уйти от мужа.
— Что ж, это уже хорошо. Она может получить развод?
— Без всяких разговоров. Если заключение врача вполне определенно, — а оно, кажется, будет таковым, — суд не будет колебаться ни секунды. Дело абсолютно верное.
— Это уже утешительно, — сказал Крис, пытаясь выдавить улыбку. — Когда предрассудки повертываются в нашу пользу, они не кажутся нам такими уж зловредными. На этот раз Хартману не повезло…
— И поделом!
— Ну, так вы пойдете вместе с доктором и со мной, правда? И расправитесь с баронетом-спортсменом, если он вздумает упираться.
— Не посмеет.
— Он, вероятно, не так хорошо знает законы, как вы, — ответил Крис. — Я хочу, чтобы Жюли покинула этот дом под охраной Медицины и Закона, этих двух священных идолов света.
— Это вовсе не так необходимо, чтобы я…
— Вы не хотели бы с ней встречаться?
— Говоря откровенно, да.
— Я вас понимаю, — сказал Крис. — Но, с другой стороны, дорогой мой, кому еще я могу доверить подобное дело? Вам нужно будет сделать так, чтобы это не попало в газеты.
— Им не позволят это печатать.
— Отлично. Но ведь вам нужно будет встретиться с ней, чтобы снять с нее показания, не так ли? И хотя это крайне болезненно для вас обоих, принимая во внимание… принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, это единственное, что остается. Если угодно, я буду присутствовать.
— Ну ладно…
— Еще одна вещь, — прервал Крис. — Надеюсь, Хартман будет платить ее долги?
— Разумеется.
— Расходов будет до черта. Одна лечебница обойдется в двадцать пять фунтов в неделю.
— Заплатит.
— И алименты?
— Разумеется.
— Странное дело, как часто к романтической любви примешиваются денежные дела, — сказал Крис с горечью. — Кстати, заплатили вы деньги за нее моим идеалистам-родителям?
— Они получили двести пятьдесят. Я предусмотрительно задержал остальное…
— Молодец! Не давайте им больше ни пенни. Ей, бедняжке, пригодятся эти деньги. Не давайте им ни гроша.
— Я и не собираюсь. — Ротберг взглянул на часы. — Не пора ли нам к доктору? Я бы хотел поскорее с этим кончить.
— Одну минуту, — сказал Крис. — Можно позвонить?
Он набрал номер Жюли, и она сразу подошла к телефону.
— Привет! — бодро сказал он. — Как, не надоело ждать?
— Ах, Крис, ты еще долго?
— Теперь уже скоро. Я говорю с тобой из кабинета Ротберга. Мы сейчас заедем за доктором, а оттуда прямо к тебе.
— Я должна уйти от него, Крис, должна, должна!
— Да, да! — успокоительным тоном сказал Крис. — Знаю, знаю. Приободрись! Мы сию минуту едем. До скорого, дорогая!
Он положил трубку и вздохнул.
— Она в совершенной истерике, — сказал он. — И не удивительно. Слава богу, что с нами будет доктор. Ну как, поехали?
L’enlèvement[25] прошло гораздо благополучнее, чем опасался Крис. Джеральд оставался невидимкой, а слуги, хотя они были явно поражены, не сказали ни слова. Даже Жюли взяла себя в руки, и хотя она была бела как полотно, а губы ее дрожали, спокойно сошла с лестницы и села в ожидавшую их машину. Очутившись там, она забилась в угол, повернувшись к ним спиной и закрывая лицо руками, затянутыми в перчатки. Пока машина тряслась по людным улицам, трое мужчин обменивались отрывочными замечаниями, хотя из них один только доктор понимал, что он говорит. Крис почувствовал огромное облегчение, когда эта мучительная поездка кончилась и Жюли как бы тайком ввели в больницу через боковой вход.
Доктор поднялся вместе с ней.
— Можно мне с вами минутку поговорить, прежде чем вы уйдете? — крикнул ему вдогонку Крис.
— Подождите меня здесь, — бросил ему врач через плечо.
