— Господи! — Джордж начал расхаживать по скрипучим доскам голого пола. — Какого черта ты дождалась до последнего, не признаваясь?
— Я не могла себя заставить, — жалобно ответила она. — Не могла открыться, пока Джордж Эмберсон был здесь. Он всё равно ничем бы не помог, а говорить с ним об этом мне не хотелось: он так настаивал, чтобы бы я не вкладывала больше, чем могу себе позволить потерять… поверил в мое… обещание, что я не вложу больше. Вот я и подумала, что проку? Зачем опять возвращаться к этому и выслушивать его упреки, ведь он будет не только ругать меня, но и себя тоже. Ничего в этом хорошего нет, совсем ничего. — Она вынула кружевной платочек и расплакалась. — Ничего в этой жизни хорошего нет. Как же я от нее устала! Я не знала, что мне делать. Просто попыталась сиднем не сидеть и стать попрактичнее, хоть как-то обустроить наше будущее. Да, я знаю, что не нужна тебе, Джордж! Ты всегда дразнил и принижал меня при малейшей возможности, с самого детства — так и норовил ударить! Потом чуточку подобрел, но всё равно я тебе не нужна, я вижу! Ты же не думаешь, что мне правда хочется на тебя вешаться, не думаешь? Не так-то и приятно жить с человеком, которому ты не нужен, но я знаю, что тебя одного на этом свете бросать нельзя, ничего хорошего из этого не получится. Твоя мама хотела бы, чтобы я за тобой присмотрела, создала хоть какое-то подобие дома… она одобрила бы то, что я пыталась сделать! — Фанни горько рыдала, а в охрипшем от слез голосе слышалась трагическая искренность: — Я пыталась… пыталась быть практичной… делать всё в твоих интересах… как можно лучше обустроить твою жизнь… все ноги стерла в поисках квартиры… всё ходила и ходила по городу… ни квартала на трамвае не проехала… пяти центов не потратила, несмотря на усталость… Вот! — Она задыхалась от плача. — Вот! А ты… не нужна я… не хочешь… хочешь… хочешь бросить меня в беде! Ты…
Джордж прервал свое хождение и сказал:
— Бога ради, тетя Фанни, перестань же ты размахивать платком, ну высыхает он, а потом-то опять намокает! То есть плакать перестань! Давай! И поднимись наконец. Хватит прислоняться к титану и…
— Он не горячий, — всхлипнула Фанни. — Холодный, водопроводчик уже отсоединил его. Хотя и жаль. Пусть бы я обожглась, Джордж.
— О господи! — Он подошел и поднял ее. — Ради бога, вставай! Пошли, попьем кофе в другой комнате и подумаем, как нам быть.
Он поставил Фанни на ноги, а она, чуть успокоившись, оперлась на него, и они, обнявшись, прошли в столовую, где он усадил ее на один из кухонных стульев, стоявших у грубого стола.
— Хватит, возьми себя в руки! — сказал он и принес турку и кусочки сахара в жестянке. Обнаружив, что все кофейные чашки разбились, Джордж сходил за стаканами и налил в них слабый кофе. К этому времени Фанни успела прийти в себя: она глядела на племянника с жалкой готовностью.
— Я уже выкупила всю свою осеннюю одежду, Джордж, — сказала она, — оплатила все-все счета. Я никому не должна за нее ни цента, Джордж.
— Хорошо, — выдавил он из себя и, на миг почувствовав головокружение, решил присесть. На какое-то мгновение ему показалось, что он не племянник Фанни, а ее супруг. Джордж провел бледной рукой по еще более бледному лбу. — Давай оценим наше положение, — слабым голосом предложил он. — Прикинем, сможем ли мы позволить себе выбранную тобой квартиру.
Лицо Фанни продолжило светлеть.
— Уверена, это самый практичный план, который только можно выработать, Джордж, а жить среди милых людей так приятно. Думаю, нам обоим понравится там, потому что, честно говоря, мы слишком долго скрывались от мира. Это ни к чему хорошему не приводит.
— Вообще-то я про деньги, тетя Фанни. Видишь ли…
— Уверена, мы справимся, — быстро прервала она. — Ведь это самое дешевое место в городе, в котором мы сможем жить и не чувствовать себя… — Она не стала заканчивать мысль. — О! Там есть еще одна огромная возможность сэкономить, особенно важная именно для тебя, ведь ты всегда так щедр: там строго-настрого запрещены чаевые. Там даже знаки такие висят.
— Это хорошо, — мрачно сказал он. — Арендная плата составляет тридцать шесть долларов в месяц, ужины по двадцать два с половиной с каждого, к тому же нам надо будет покупать что-то на завтраки и обеды. Одежды нам хватить еще примерно на год…
— О, даже больше, чем на год! — уверила она. — Вот видишь…
— Я вижу, что сорок пять плюс тридцать шесть это восемьдесят один, — продолжил он. — Таким образом, наш доход должен быть по меньшей мере сто долларов в месяц, а зарабатывать я буду тридцать два.
— Я уже думала об этом, Джордж, — уверенно сказала Фанни, — всё будет в порядке. Скоро ты начнешь зарабатывать гораздо больше.
— А вот я таких перспектив не вижу, пока не стану настоящим юристом, а это случится не раньше, чем через два года.
Но Фанни упорствовала:
— Ты сможешь продвинуться быстрее.
— Быстрее? — угрюмо откликнулся Джордж. — Для этого нужно гораздо больше средств, чем есть у нас.
— Ну, остались же у тебя шестьсот долларов после аукциона. Выручка составила шестьсот двенадцать долларов.
— Сейчас это не шестьсот двенадцать, а сто шестьдесят.
Фанни мгновенно помрачнела:
— Почему, как…
— Двести долларов я одолжил дяде Джорджу, по пятьдесят раздал старому Сэму и двум другим черным слугам, всю жизнь проработавшим на дедушку, по десятке отдал всем остальным…
— И тридцать шесть мне для первой выплаты за квартиру, — задумчиво произнесла она.
— Даже так? Не помню. Ну, со ста шестьюдесятью долларами на счету и сотней ежемесячных расходов мы вряд ли сможем позволить себе то место…
— Но мы же уже оплатили месяц проживания там, — перебила она. — Разве не будет наиболее практично…
Джордж встал.
— Слушай, тетя Фанни, — решительно начал он. — Ты остаешься здесь и следишь за перевозкой вещей. Старый Фрэнк не ждет моего первого выхода на работу раньше полудня, но я пойду к нему прямо сейчас.
Было рано, и старый Фрэнк, только что расположившийся за своим большим письменным столом, удивился, когда к нему в кабинет вошел его потенциальный помощник и ученик. Ему это понравилось, хотя он такого не ожидал, и он поднялся навстречу, по-дружески протягивая руку.
— Какой пыл! — сказал он. — Истинное желание изучать юриспруденцию. Всё правильно! Даже полудня не дождался, как не терпелось! Я счастлив, что…
— Я пришел сказать… — начал Джордж, но патрон перебил его.
— Минуточку, мальчик мой. Я приготовил небольшую приветственную речь, и хотя ты пришел на пять часов раньше, я всё же произнесу ее. Во-первых, твой дед был моим однополчанином и лучшим клиентом. Долгие годы я процветал именно потому, что вел его дела, и я счастлив видеть в конторе его внука и сделаю для него всё, что будет в моих силах. Признаюсь, Джорджи, что пока ты был мальчиком, у меня имелось некоторое… предубеждение, мое мнение складывалось не в твою пользу, но оно изменилось уже давно, в тот самый день, когда ты стоял перед твоей тетей Амелией Эмберсон и говорил с ней как настоящий мужчина и джентльмен. Я увидел, как чиста твоя душа… я давно хотел сказать тебе об этом. Но даже если тогда у меня и остались кое-какие сомнения, все они исчезли в прошедшем году, обрушившем на нас столько тягот, когда я собственными глазами увидел, как ты любишь дедушку и всех вокруг тебя и как заботишься о них. Хочу лишь добавить, что, по-моему, ты начнешь находить честное удовольствие в труде и скромной жизни, какого ты никогда бы не получил, порхая как бабочка. Закон — ревнивый и строгий господин, но…
Джордж стоял перед ним, чувствуя, что готов провалиться сквозь землю, и не мог позволить старику закончить речь.
— Я не могу! — выпалил он. — Я не могу признать его своим господином.
— Что?
— Я пришел сказать вам, что мне необходимо найти более быстрый доход. Я не могу…
Старый Фрэнк порозовел.
— Давай присядем, — сказал он. — Что случилось?
Джордж рассказал.
Пожилой джентльмен сочувственно выслушал его, время от времени вставляя "ну, ну" и кивая головой.
— Понимаете, она уже решила, что будет жить в этой квартире, — объяснил Джордж. — У нее там какие-то старушенции и, как мне кажется, она ждет не дождется, когда начнет играть с ними в бридж да сплетничать о том и о сем, как у них заведено. Она правда мечтает о такой жизни, по-моему, ей этого хочется даже больше, чем продолжать жить в нашем доме. На это невыносимо смотреть: она почти добилась своего и вряд ли согласится на меньшее.
— Знаешь, мне тоже тяжело всё это слышать, — сказал старый Фрэнк. — Это я втянул ее в предприятие с фарами, она же обвела вокруг пальца, скрыв свои истинные доходы, не только дядю Джорджа, но и меня. Если ты помнишь, я никогда не вел дел твоего отца, и сумму страховки на ее счет переводил другой юрист, тот, с которым работал Уилбур. Но дело и меня касается: я чувствую определенную ответственность за случившееся.
