Клод, в противоположность вспотевшему свояку, держался сверх обыкновения нагло. Он видел себя безраздельным хозяином ситуации, в отличие от Скотланд-Ярда, где ему приходилось почтительно оставаться в тени. До сих пор в подобных случаях его свободу самовыражения ограничивал инспектор, считавший, что сержанты должны молчать, пока к ним не обратятся.
— Доброе утро, — сказал он резким, властным голосом, с самого начала беря руководство операцией на себя. Суперинтендант, радуясь, что говорить будет человек, более к этому способный, поспешил отступить назад и занял позицию у Клода за спиной, где постарался стать маленьким и незаметным — трудная задача для человека его комплекции. Когда весишь пятьдесят стоунов, нелегко притвориться, будто тебя нет.
Майк вел себя скорее как суперинтендант, чем как его шурин. Спокойствие ему изменило. Если бы поэт Бернс вошел сейчас в кабинет и сравнил его с полевой мышью, чье гнездо разрушил своим плугом, Майк вынужден был бы подписаться под каждым словом.
— Доброе утро, — отвечал он, дивясь своему словообилию. Появление гостей произвело на него то же действие, какое в пору юношеских занятий боксом производил удар в солнечное сплетение. В любое другое время они застали бы его спокойным и вальяжным, но сейчас, когда чемодан стоял на виду, словно приглашая задать вопрос, беспечность начисто улетучилась. Оставалось надеяться, что он не слишком реалистично изображает гангстера в кинофильме, застигнутого сотрудниками ФБР.
Гораций, чья обычная невозмутимость слегка пошатнулась при виде чемодана, уже овладел собой и направился к двери, когда его маневр пресек повелительный окрик: «Стоять!». Обернувшись, он сказал:
— Простите, сэр, вы мне? Клод ответил, что ему.
— Вы желаете, чтобы я остался? Клод подтвердил, что желает.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Гораций, и Клод перенес свое внимание на Майка.
— Я хотел бы, — сказал он, с каждым слогом беря все более официальный тон и чувствуя себя в отсутствие инспектора, как спущенный с поводка пес, — еще раз вспомнить события прошлой ночи. Не возражаете?
Если это было все, что он хочет, Майк не возражал. Покуда разговор не сворачивает в сторону чемоданов, он готов был вспоминать события прошлой ночи, сколько гостю заблагорассудится.
— Ничуть, — ответил он, надеясь, что это прозвучало достаточно искренне. — Давайте, сержант, давайте.
— Спасибо. — Клод повернулся к Горацию, который, как любой хороший дворецкий в подобных обстоятельствах, принял вид изделия, вышедшего из рук таксидермиста. — Вы сказали, что, выйдя из банка, вернулись.
— Да, сэр.
— И обнаружили, что сейфы открыты.
— Да, сэр.
— При помощи комбинации.
— Да, сэр.
— И оставлены открытыми.
— Да, сэр.
— Кто-то был очень небрежен.
— Да, сэр.
— Но к вашей выгоде.
— Не понимаю вас, сэр.
— Вы смогли обчистить банк без помощи мистера Йоста. Не требуется большой проницательности, — продолжал Клод, — чтобы проследить ваш с мистером Йостом план: вы отвлекаете полицию, он приходит и не спеша грабит банк. Однако вам подумалось, что Йост может улизнуть с денежками, и вы пошли в банк за ним присмотреть. Почему-то он не прибыл, а вы обнаружили комбинацию и поняли, что сможете обойтись без него. Просто, мой разлюбезный, совсем просто.
Гораций был ошеломлен. Дворецкий, что бы ему ни сказали, редко поднимает брови больше чем на четверть дюйма, но Гораций поднял их на целые полдюйма. Можно было бы сказать, что у него перехватило дух, если бы он не заговорил:
— Вы шутите, мистер Поттер?
— Я не шучу, мистер Эпплби.
— Тогда, — с ледяным достоинством произнес Гораций, — я вынужден буду Принять Меры.
Многие, раздавленные его величавой манерой, дрогнули бы, но Клод только рассмеялся своим немелодичным смехом. Жизнь в Скотланд-Ярде очерствляет сердца.
— Великолепно, Эпплби! Сама оскорбленная невинность.
— Английские суды понимают, что главное достояние дворецкого — репутация. От нее зависит его способность зарабатывать на жизнь. Вы — при свидетелях — обвинили меня в преступлении, и я не могу этого так оставить. Вы будете иметь дело с моими поверенными.
И тут зазвонил телефон.
Внезапный звук, когда, казалось, вся Природа, замерши, внимает только что приведенным словам, парализовал Майка, и к аппарату шагнул Гораций. Далеко он, впрочем, не ушел, поскольку властное: «Стоять!» снова остановило его на полушаге.
— Я буду принимать все звонки, — сказал Клод, хватая трубку. — Алло? Кто говорит? Мистер Кто? Да, он здесь. Мистер Бонд, вас мистер Мортлейк, — сообщил он, удовлетворенный, что с этой стороны подвоха не ожидается. От свояка он слышал, что мистер Мортлейк — способный крикетист и состоит в каком-то родстве с начальником полиции графства. Очевидно, такой человек не может быть замешан ни в чем криминальном.
— Алло, Гасси, — сказал Майк голосом, в котором лишь самое нечуткое ухо заподозрило бы нотку приветливости.
Менее всего ему хотелось сейчас болтать с Огастесом Мортлейком.
— Кто это был? — спросил Гасси.
— Кто?
— Тип, с которым я говорил. Это ведь не дворецкий?
— Нет.
— Вот и мне так показалось. Голос другой, и не сказал мне: «сэр».
— Один человек. Зашел по одному делу.
— Какому?
— Что?
— По какому делу?
— Так, по одному.
— Ясно. Хотя это не важно.
— Да.
— Я позвонил, Майк, потому что у меня для вас радостная новость. Вам повезло. Помните Йоста?
— Слушайте, Гасси, у меня разговор.
— С этим типом?
— С каким типом?
— С которым я разговаривал.
— Да, да, да! В чем дело, Гасси? Чего вам надо?
— Я пытаюсь объяснить, а вы все время перебиваете. Сможете быть дома сегодня в двенадцать ровно?
— Уже почти двенадцать.
— Ну да. Так сможете?
— Да, я никуда не собираюсь. А что?
— Ровно в двенадцать некий Фрэнк Фонтескью зайдет вас продырявить.
— Что?!
— Да. Он друг Йоста, и Йост сплавил ему работу. Исключительно мило со стороны этого Фортескью было согласиться, а со стороны Йоста — привлечь его к этому делу. Так я и сказал, а он ответил, что весь извелся. Сказал, не привык подводить людей и жутко рад, что сумел-таки все уладить. Разумеется, вам придется отблагодарить Фортескью небольшой суммой, не может же он делать это за бесплатно, как Йост, в конце концов, он вам ни сват, ни брат, но все это можно будет утрясти позже. Да, чуть не забыл. Фортескью позвонит с черного крыльца, а не с парадного. Оказывается, Йост был в Мэллоу-холле, хотя как он туда попал, ума не приложу, разве что в тот день, когда всех пускают за два шиллинга или за сколько, но, в общем, он присоветовал Фонтескью заднее крыльцо. Кусты и все такое. Ему, разумеется, нужны какие-то зеленые насаждения, чтобы в них скрыться. И не бойтесь, что Фортескью промажет. Йост говорит, он классный стрелок. Ладно, это все, — заключил Гасси. — Не забудьте. Черное крыльцо. В двенадцать ровно. Пока.
Если Майк вообще о чем-нибудь думал, возвращаясь от телефона, то лишь об одном: как бы ни развивались события, он всеми силами постарается не приближаться к заднему крыльцу. Еще он кипел негодованием на Чарли Йоста. Вот нудный формалист! Почему нельзя было оставить все, как есть? Такие вот чарли йосты отравляют окружающим жизнь, из-за них у безобидных благонамеренных людей возникает чувство, будто мышцы в ногах заменили дешевыми ватными протезами. Он кое-как доковылял до кресла, а Клод возобновил беседу с Горацием:
— Вы говорили про поверенных, Эпплби.
— Я сказал, вы будете иметь дело с ними. Они проинструктируют адвоката, и первым его вопросом к вам в суде будет: как я заполучил комбинацию к сейфу?
— На это я отвечу, что вы получили ее от своего сообщника Бонда. Неужто я, по-вашему, так прост, что не различил здесь преступный сговор? Мой разлюбезный, ах, мой разлюбезный! — сказал Клод, и Майк подпрыгнул, как семечко бешеного огурца. Вновь он испытал то неприятное чувство, будто ему с силой двинули под дых. Глаза заволокла пелена, в центре которой сержант Клод Поттер двигался скачкообразно, как персонажи старых немых картин.
Гораций хранил невозмутимость.
— Защитник спросит: зачем мистеру Бонду грабить собственный банк?
— А я отвечу, потому что он был на грани краха и надеялся списать недостачу на грабителей.
— Мистер Поттер, ваше воображение меня изумляет.
— И меня! — вскричал Майк, внезапно обретая голос. — Из всех бредовых выдумок! Из всех диких обвинений! Из всех позорных…
— Клеветнических, сэр.
— Спасибо, Эпплби. Из всех клеветнических…
— Измышлений, сэр.
— Еще раз спасибо, Эпплби. Из всех клеветнических измышлений, которые я когда-либо слышал, это — бьет все рекорды. Кто ваши поверенные, Эпплби?
