— Вы с ним знакомы? — спросил владелец фотоаппарата.
— К сожалению, да, — ответил Спод таким тоном, точно он Шерлок Холмс и его спросили, знаком ли он с профессором Мориарти. — А вы как с ним столкнулись?
— При его попытке удрать с моим фотоаппаратом.
— Ха!
— Естественно, я подумал, что он хочет его украсть. Но если он действительно племянник миссис Траверс, это меняет дело.
Спод скептически отнесся к такому умозаключению, на мой взгляд, достаточно убедительному, и снова фыркнул — даже оглушительнее, чем в первый раз.
— То, что он племянник миссис Траверс, ровным счетом ничего не значит. Будь он племянником архиепископа, он вел бы себя точно так же. Тихой сапой Вустер украдет все, что только не прибито гвоздями. Он знал о вашем присутствии?
— Нет. Я стоял за кустом.
— А фотоаппарат у вас хороший.
— Уйму денег стоил.
— Тогда он, конечно, собирался его украсть. Решил, должно быть, что ему подфартило. Позвольте мне рассказать вам о Вустере. Наша первая встреча произошла в антикварном магазине. Я пришел туда с сэром Уоткином Бассетом, моим будущим тестем. Он коллекционирует старинное серебро. Сэр Уоткин поставил там среди мебели свой зонтик. Вустер был в магазине, но где-то прятался, и мы его не видели.
— Небось, в каком-нибудь темном углу?
— Или за каким-нибудь шкафом. Мы только тогда его заметили, когда он уже крался к выходу с зонтиком сэра Уоткина.
— Наглый какой.
— Ну, еще бы. Им без этого нельзя.
— Пожалуй. В таких делах нужны дерзость и хладнокровие.
Не будет преувеличением сказать, что я вскипел праведным гневом. Как я уже имел случай писать, тот мой поступок объяснялся просто. Выходя в то утро из дома, я не взял зонтик и в магазине по рассеянности схватил чужой, следуя естественному закону, согласно которому человек безотчетно тянется к тому зонтику, что поближе, как цветок — к солнцу.
Потом снова заговорил Спод. Я не сомневался, что пауза в их разговоре была занята размышлениями о моем проступке. Теперь его голос звучал так, словно готовил слушателя к кульминационному моменту.
— Хотите верьте, хотите нет, но вскоре после этого он появился в Тотли-Тауэрс, имении сэра Уоткина в Глостершире.
— Поразительно!
— Я знал, что вы удивитесь.
— Конечно, загримированный? В парике? С приклеенной бородой? С накрашенными щеками?
— Нет, он приехал, ни от кого не таясь, по приглашению моей будущей жены. У нее к нему какая-то сентиментальная жалость. Думаю, она надеется его перевоспитать.
— Таковы девушки.
— Да, но лучше бы они не были такими.
— Вы отругали свою будущую жену?
— Тогда я не мог этого сделать.
— Может, оно и к лучшему. Однажды я отругал девушку, на которой хотел жениться, а она взяла и вышла за биржевого маклера. Так что же было дальше?
— Он украл одну ценную вещь. Серебряный кувшинчик для сливок. Такой сливочник в виде коровы.
— Мне лично врач запрещает есть сливки. Его, конечно, арестовали?
— Как его арестуешь. Никаких улик.
— Но вы знали, что это его рук дело?
— Мы были уверены.
— Да, неприятно. И больше вы его не видели?
— Вы не поверите, но он еще раз приехал в Тотли-Тауэрс.
— Потрясающе!
— Снова по приглашению моей будущей жены.
— Вы говорите о мисс Бассет, которая приехала вчера вечером?
— Да, о Мадлен.
— Прелестная девушка. Я встретил ее в саду перед завтраком. По рекомендации врача я выхожу подышать свежим воздухом рано утром. Вы знаете, она думает, что пелена тумана в ложбине — не что иное, как фата феи.
— У нее очень прихотливое воображение.
— С этим, по-видимому, ничего не поделаешь. Но вы начали рассказывать о его втором посещении Тотли-Тауэрс. Украл он что-нибудь на этот раз?
— Янтарную статуэтку, оцениваемую в тысячу фунтов.
— Вот умелец! — сказал владелец фотоаппарата, как мне показалось, с затаенным восхищением. — Надеюсь, его арестовали?
— Да. Он провел ночь в местной тюрьме. Но на следующее утро сэр Уоткин смягчился и отпустил его с миром.
— Неуместная снисходительность.
— Вот именно.
Владелец фотоаппарата больше не высказывался на эту тему, хотя про себя, вероятно, подумал, что он в жизни не видел такого сиропного семейства, как эти Бассеты.
— Что ж, я глубоко вам признателен, — сказал он, — что вы рассказали мне о Вустере и предостерегли на будущее. Я привез с собой одну очень ценную антикварную вещь, которую надеюсь продать мистеру Траверсу. Если Вустер о ней узнает, он непременно попытается ее украсть, и если он попадется на этой краже, то, обещаю вам, одной ночью в тюрьме он не отделается. Его накажут по всей строгости закона. Кстати, как насчет партии в бильярд перед ужином? Врач прописал мне небольшую физическую нагрузку.
— С удовольствием.
— Тогда пойдемте в бильярдную.
Подождав, пока они уйдут, я вошел и опустился на диван. Я был глубоко взволнован: если вы думаете, что кому-нибудь приятно услышать слова, которые говорил обо мне Спод, вы ошибаетесь. У меня подскочил пульс, и на лбу выступил трудовой пот, как у деревенского кузнеца. Я остро нуждался в глотке спиртного, и в тот самый момент, когда мой язык уже начал присыхать к гортани, на сцене появился Дживс, держа в руках поднос со всем необходимым. Вот так же — вы, наверное, слышали — в Альпах приходят на помощь людям сенбернары, за что их и ценят так высоко.
К. исступленному восторгу, который я испытал при виде Дживса, примешалось удивление по поводу того, что он выступил в роли виночерпия. По всем правилам, это была компетенция Сеппингса, дворецкого тети Далии.
— Привет, Дживс! — выпалил я.
— Добрый вечер, сэр. Я распаковал ваш багаж. Можно налить вам виски с содовой?
— Конечно, можно. Вы что, теперь здесь за дворецкого? Я в полном недоумении. Где Сеппингс?
— Он слег в постель, сэр, с острым несварением желудка, произошедшим из-за злоупотребления яствами месье Анатоля за обедом. Я временно исполняю его обязанности.
— Очень благородно с вашей стороны, и очень благородно было прийти мне на помощь именно сейчас. Я испытал потрясение, Дживс.
— Сочувствую вам, сэр.
— Вы знали, что Спод здесь?
— Да, сэр.
— И мисс Бассет?
— Да, сэр.
— Мы как будто снова попали в Тотли-Тауэрс.
— Понимаю ваше замешательство, сэр, но нежелательных контактов легко избежать.
— Да, но пока вы будете избегать нежелательных контактов, о вас нарасскажут всяким типам в панамах, что вы — нечто среднее между аристократом-взломщиком и вокзальным воришкой, — сказал я, хлестко сформулировав идею Спода.
— Весьма огорчительно, сэр.
— Еще бы. Мы-то с вами знаем, что все мои действия в Тотли-Тауэрс имеют разумное объяснение, но я боюсь, как бы Спод не рассказал что-нибудь тете Агате.
— Маловероятно, сэр.
— И я так думаю.
— Но мне понятны ваши чувства, сэр. «Кто тащит деньги — похищает тлен. Что деньги? Были деньги, сплыли деньги. Они прошли чрез много тысяч рук. Иное — незапятнанное имя. Кто нас его лишает, предает нас нищете, не сделавшись богаче».[65]
— Точно. Сами придумали?
— Нет, сэр. Шекспир.
— У вашего Шекспира есть несколько метких высказываний.
— По-моему, все его высказывания таковы, сэр. Налить вам еще виски?
— Непременно, Дживс, и с подобающей расторопностью. Вновь выполнив спасительную миссию сенбернара, он удалился, и когда я, уже не испытывая острой жажды, медленно потягивал вторую порцию виски, дверь распахнулась, и в гостиную влетела тетя Далия, вся веселие и румянец.
6
Встречаясь с этой родственницей, я каждый раз думаю, как странно, что одна сестра — назовем ее сестрой А — может быть так непохожа на другую — назовем ее сестрой Б. Если тетя Агата рослая, худощавая и, скорее, напоминает стервятника из пустыни Гоби, то тетя Далия коренастая, как регбист, чья задача — вводить мяч в схватку. И по характеру они совершенно разные. Тетя Агата холодная и высокомерная, что, вероятно, не мешает ей оживляться в полнолуние, когда, по слухам, она совершает человеческие жертвоприношения. Со мной она всегда обращается так, словно она строгая воспитательница, а я — ее шестилетний подопечный, которого она только что застала ворующим варенье из буфета. Тетя Далия, напротив, веселая и добродушная, как «дама» из рождественской комедии.[66] Загадка природы, да и только.
Я обратился к ней с громким приветом, в каждом звуке которого чувствовались родственная любовь и почтение, и даже запечатлел на ее лбу нежный поцелуй. Сейчас было не время песочить ее за то, что она напустила полный дом всяких Сподов, девиц Бассет и хамоватых пузанов в панамах.
В ответ, она приветствовала меня грубоватым охотничьим улюлюканьем. Очевидно, псовая охота приучает выражаться междометиями.