Драться никто не предлагал — никто. Человек взывал к небесам. Вокруг не замечалось ничего, что могло бы его привлечь. Он бушевал, и злился, и размахивал своими револьверами.
Собака хозяина салуна «Утомленный джентльмен» не почуяла приближения грозных событий. Она все еще лежала, полудремля, перед дверьми. При виде собаки человек остановился и шутливо поднял револьвер. При виде человека собака вскочила и побежала наискось, сердито рыча. Человек пронзительно заорал, и собака помчалась сломя голову. Когда она уже вбегала в переулочек, раздался громкий шум, свист, и что-то ударилось об землю прямо перед ней. Собака завыла, в ужасе завертелась и опрометью ринулась вперед по новому направлению. Снова раздался шум, свист, и перед ней словно вздыбился песок. Объятая страхом, собака заметалась, как животное в загоне. Человек стоял подбоченившись, с оружием в руках, и смеялся.
В конце концов его привлекла запертая дверь салуна «Утомленный джентльмен». Он подошел к ней и, барабаня револьвером, потребовал виски.
Дверь хранила тот же невозмутимый вид; подняв с тротуара клочок бумаги, он пригвоздил его ножом к дверной раме. Затем презрительно повернулся спиной к этому общедоступному месту отдыха и перешел на противоположную сторону улицы, где, быстро покрутившись на каблуках, выстрелил в клочок бумаги, но промахнулся на полдюйма. Тогда он выругался и пошел прочь. Потом он начал очень ловко стрелять в окна своего самого близкого друга. Человек играл с городом, который превратился для него в игрушку.
Но предложения начать борьбу все еще не последовало. Вдруг ему пришло в голову имя Джека Поттера, его старого противника, и он решил, что отколет веселую шутку — пойдет к дому Поттера и, барабаня в дверь, заставит его выйти и вступить с ним в бой. Человек в каштановой рубашке двинулся по направлению к желанной цели, распевая песню апачей о скальпах.
Дойдя до дома Поттера, он обнаружил, что фасад его имеет такой же спокойный вид, как и у остальных домов. Заняв стратегическую позицию, он бросил свой вызов, который прозвучал как рев. Но дом глядел на него словно большой каменный бог и не подавал никаких признаков жизни. Выждав немного, человек стал громко выкликать свои призывы, сдабривая их самыми удивительными эпитетами.
Вскоре он уже походил на человека, который довел себя до глубочайшей ярости потому, что дом словно застыл в оцепенении. Он рвал и метал, словно зимний ветер, налетающий на одинокую хижину в северной прерии. На расстоянии поднятый им шум можно было бы принять за схватку чуть ли не двухсот мексиканцев. По мере необходимости он останавливался, чтобы перевести дыхание или перезарядить револьвер.
Поттер и его жена шли быстро; вид у них был застенчивый. Иногда они стыдливо и тихо смеялись.
— За следующим углом, дорогая, — сказал он наконец.
Они шли согнувшись, словно борясь против сильного ветра. Поттер собирался уже поднять руку и показать жене их новое жилище, как вдруг, повернув за угол, они лицом к лицу столкнулись с человеком в рубашке каштанового цвета, который лихорадочно вкладывал патроны в огромный револьвер. Человек сразу бросил револьвер наземь и молниеносно вытащил из кобуры другой. Вторым револьвером он прицелился в грудь новобрачного.
Они молчали. У Поттера язык словно прилип к нёбу. Инстинктивно он быстро высвободил руку из сжимавшей ее руки женщины и опустил чемодан на песок. А у новобрачной лицо пожелтело, как выцветшая ткань. Привыкнув рабски подчиняться отвратительным обычаям, она пристально глядела на появившееся перед ней видение, точно это была змея.
Двое мужчин стояли лицом друг к другу на расстоянии трех шагов. Человек с револьвером улыбнулся как-то по-новому, спокойно и жестоко.
— Пытался подкрасться ко мне, — сказал он. — Пытался подкрасться ко мне!
Глаза его стали еще злее. Поттер сделал легкое движение, и тот яростно выкинул вперед револьвер.
— Нет, не делай этого, Джек Поттер! И пальца пока еще не смей протянуть к оружию. И глазом не моргни. Настала пора мне рассчитаться с тобой, и я собираюсь сделать это на свой лад и обойдусь без постороннего вмешательства. Так что, если не хочешь стоять под направленным на тебя револьвером, послушай, что я тебе скажу.
Поттер посмотрел на своего врага.
— У меня нет при себе оружия, Скрэтчи, — сказал он. — Честное слово, нет.
Он становился более жестким и спокойным, но где-то в глубине сознания пронеслось видение пульмановского вагона: узорчатый бархат цвета морской воды, сверкающая латунь, серебро и стекло, дерево, отливающее темным блеском, как поверхность нефтяной лужи, — все великолепие свадьбы, обстановка, олицетворяющая новое положение.
— Ты знаешь, Скрэтчи Уилсон, я дерусь, когда дело доходит до драки, но у меня с собой нет оружия. Тебе придется стрелять одному.
Лицо его врага стало синевато-багровым. Он шагнул вперед и начал размахивать своим оружием перед грудью Поттера.
— Не говори мне, что у тебя нет при себе оружия, щенок ты этакий. Нечего говорить мне такую ложь. Нет человека в Техасе, который видел бы тебя без оружия. Не думай, что я ребенок.
Глаза его пылали огнем, а в горле что-то клокотало.
— Я не думаю, что ты ребенок, — ответил Поттер. Он не отступил назад ни на дюйм. — Я думаю, что ты паршивый идиот. Говорю тебе — у меня нет оружия, значит у меня его нет. Если ты собираешься меня застрелить, лучше начинай сейчас. Тебе больше никогда не представится такого удобного случая.
Столь настоятельное увещевание подействовало на гнев Уилсона — он сделался спокойнее.
— Если у тебя нет с собой оружия, то почему у тебя нет ружья? — произнес он с издевкой. — Был в воскресной школе?
— У меня нет оружия, потому что я как раз возвращаюсь из Сан-Антонио с моей женой. Я женат, — сказал Поттер. — И если бы я предполагал, что натолкнусь здесь на такого рыскающего в поисках добычи зверя, как ты, когда я везу домой свою жену, у меня, уж будь уверен, было бы оружие.
— Женат, — выговорил Скрэтчи, не совсем понимая.
— Да, женат. Я женат, — произнес Поттер отчетливо.
— Женат? — переспросил Скрэтчи. По-видимому, он впервые увидел поникшую, словно в воду опущенную женщину рядом со своим противником.
— Нет, — промолвил Скрэтчи. Он походил на существо, которому позволили бросить взгляд в другой мир. Он сделал шаг назад, и рука его с револьвером опустилась.
— А это и есть эта дама? — спросил он.
— Да, это и есть эта дама, — ответил Поттер.
Опять последовало молчание.
— Ну так, — промолвил наконец Уилсон, — я полагаю, теперь все кончено.
— Если ты так говоришь, Скрэтчи, значит все кончено. Ты знаешь, не я заварил кашу.
Поттер поднял свой чемодан.
— Ладно, согласен, пусть с этим покончено, Джек, — сказал Уилсон. Глаза его были устремлены вниз. — Женат!
Он не брал уроков рыцарства, но, когда он столкнулся с чуждой ему ситуацией, оказалось, что он простое дитя прерий и принадлежит более отдаленным временам. Он поднял свой револьвер и, сунув оба револьвера в кобуры, пошел прочь. В рыхлом песке ею ноги оставляли воронкообразный след.
Перевод Ю. ГальпернОтель «Палас» в форте Ромпер был светло-голубой окраски, точь-в-точь как ноги у голубой цапли, которые выдают ее всюду, где бы она ни пряталась. В силу этого отель «Палас» так громогласно заявлял о себе, что его кричащая голубизна превращала ослепительный зимний пейзаж Небраски в серую болотистую немоту. Он торчал на равнине одиночкой, но в метель города из «Паласа» совсем не было видно, хотя их отделяло друг от друга каких-нибудь двести ярдов. По дороге со станции приезжие должны были проходить мимо этого отеля, прежде чем ступить за черту низких деревянных домишек, из которых состоял форт Ромпер, и, разумеется, никто из них не мог миновать «Палас», не взглянув на него. Хозяин голубого отеля Пат Скалли проявил талант истинного стратега в выборе окраски для своего заведения. Правда, когда длинный трансконтинентальный экспресс, покачивая на ходу пульмановскими вагонами, пролетал в ясные дни мимо форта Ромпер, его пассажиров ошарашивало это зрелище, и строгий вкус восточных штатов, признающий лишь красновато-коричневые тона да различные оттенки темно-зеленого, выражал при виде него ужас, чувство жалости и негодования — всё в одном коротком смешке. Но жителям этого затерянного среди равнин городка и людям, приезжающим сюда из подобных же мест, Пат Скалли угодил как нельзя более. У форта Ромпер и у тех пристрастий, у той самовлюбленности, роскоши и богатства, что ежедневно проносились мимо него по рельсам, палитры были разные.
