— А как зовут вашего отца? — спросил доктор, поднося офтальмоскоп к другому глазу.
— Гаррисон Марлоу. Вот видите, это я тоже помню.
— Как вас зовут? — снова спросил доктор, медленно водя инструментом перед глазом.
— Рина Марлоу, — ответила Рина и громко рассмеялась. — Вы шутите, доктор.
— Ну что вы, — улыбнулся он.
Он выключил свет в офтальмоскопе и выпрямился.
В этот момент открылась дверь и два санитара, вкатив в палату большую квадратную машину, остановили ее рядом с кроватью.
— Это энцефалограф, — пояснил доктор. — Он предназначен для измерения электрических импульсов мозга. Очень помогает при определении источника головной боли. Давайте попробуем.
— Он выглядит таким сложным, — сказала Рина.
— На самом деле он очень прост. По ходу дела я буду вам все объяснять.
— Я думаю, вам проще дать мне несколько таблеток аспирина.
Доктор рассмеялся.
— Вы же знаете нас, докторов. Как мы сможем оправдать свои гонорары, если станем прописывать пациенту лишь самые примитивные таблетки?
Рина тоже засмеялась, а доктор повернулся к Элен и незаметным кивком попросил ее выйти. Элен направилась к двери.
— Ты вернешься, да? — спросила Рина.
Элен обернулась. Санитары готовили аппарат, а сестра с доктором хлопотали над Риной.
— Конечно, вернусь, — пообещала Элен и вышла из палаты.
Доктор появился через час. Он сел в кресло напротив Элен, достал из кармана пачку сигарет и предложил Элен. Она взяла сигарету, доктор чиркнул спичкой, дав прикурить ей, а потом прикурил сам.
— Ну как? — спросила Элен.
— Детали будут ясны после расшифровки энцефалограммы, но уже сейчас очевидны признаки разрушения некоторых важных зон.
— Доктор, пожалуйста, говорите так, чтобы я поняла.
— Конечно, — кивнул доктор и вздохнул. — Уже имеются признаки повреждения мозга. Из-за этого мисс Марлоу трудно вспоминать самые простые вещи: имена, места, даты. Чтобы вызвать их из памяти, требуются большие усилия, которые и вызывают сильную головную боль.
— Но разве это не хороший признак? — с надеждой спросила Элен. — Впервые за всю неделю она выглядит почти нормально.
— Я прекрасно понимаю ваши чувства и не собираюсь рисовать вещи в черном цвете. Хочу лишь, чтобы вы поняли — человеческий организм представляет собой обыкновенную машину. Мисс Марлоу держится пока только благодаря выносливости ее организма, ко она перенесла несколько приступов, сопровождавшихся очень высокой температурой, которая разрушает все на своем пути. Когда же температура слегка спадает, даже на небольшой промежуток времени, как сейчас, она приходит в сознание.
— Вы имеете в виду, что она снова впадет в беспамятство?
— Я имею в виду, что температура снова начала подниматься.
Элен поднялась и поспешила к двери.
— Можно мне поговорить с ней, прежде чем она снова уснет?
— Извините, — доктор встал и покачал головой. — Температура начала подниматься через двадцать минут после вашего ухода, и, чтобы облегчить боль, я дал мисс Марлоу снотворное.
— О Боже! — упавшим голосом произнесла Элен. — И сколько же она еще будет страдать?
— Не знаю, — тихо ответил доктор и взял Элен за руку. — Почему вы не позволяете мне отвезти вас домой? Поверьте, что сейчас вы ничем не можете помочь. Она спит.
— Я ... я просто хочу взглянуть на нее.
— Хорошо, только пусть вас не пугает ее внешность. Для того, чтобы снять энцефалограмму, мы были вынуждены постричь ее почти наголо.
* * *
Элен закрыла дверь своего кабинета и подошла к столу, на котором лежали эскизы костюмов для нового фильма. Она должна была их утвердить. Она включила свет и подошла к бару. Достав бутылку, Элен кинула в стакан несколько кубиков льда и залила их виски. Потом вернулась к столу, села и стала рассматривать эскизы, потягивая виски. Она нажала кнопку в ручке кресла, и под потолком загорелась лампа, свет от которой падал прямо на рисунки. Она развернулась в кресле к манекену на возвышении слева от стола и стала представлять, как бы на нем выглядело платье.
На глаза навернулись слезы. Казалось, что перед ней стоит Рина. Свет лампы падает на ее длинные белокурые волосы — те белокурые волосы, что были клочьями разбросаны на подушке рядом с ее стриженой головой.
— Зачем ты сделал это, Господи! — сердито крикнула она в потолок. — Почему всегда гибнет красота, разве в мире мало уродства?
Слезы ручьем лились из ее глаз, и сквозь них она видела Рину, стоящую на пьедестале в блестящем белом шелке.
Это было давно, пять лет назад, а белый шелк был свадебным платьем. Вскоре после этого Рина вышла замуж за Неваду Смита.
Свадьба предполагалась скромной, но постепенно превратилась в грандиозное рекламное представление, доселе не виданное в Голливуде. И все из-за того, что Дэвид Вулф наконец затащил в кровать рыжеволосую статистку, у которой была небольшая роль в «Предателе». Хотя он был начинающим агентом по рекламе, а эта должность немногим отличалась от должности младшего клерка, и получал всего тридцать пять долларов в неделю, у дамского пола он пользовался успехом. И все благодаря Берни Норману, который приходился ему дядей.
Нельзя сказать, что Дэвид извлекал большую пользу из своего родства, но девушкам этот факт был известен. Откуда им было знать, что Норман предоставил племяннику работу, только чтобы отвязаться от настойчивых просьб родной сестры. И теперь, чтобы избежать назойливости Дэвида, Берни приказал трем своим секретаршам ни в коем случае не допускать его к нему в кабинет.
Девушка что-то говорила. Поначалу Дэвид не слушал ее.
— Что ты сказала? — переспросил он.
— Я хочу попасть на свадьбу Невады Смита.
— Там не будет особого шума.
Она посмотрела на него и произнесла отчетливо:
— Зато там будет много важных людей, которых я больше нигде не встречу.
— Хорошо, что смогу, сделаю, — ответил он. После третьей попытки снять с нее бюстгальтер его осенило. — Йаа! — вдруг завопил он, когда до него дошел смысл задуманного, и выражение блаженства засветилось на его лице.
— Тише, голубчик, ты разбудишь соседей, — прошептала девушка, думая, что он достиг оргазма.
В определенном смысле слова так оно и было.
* * *
Берни Норман гордился тем, что все свое время отдавал студии. Каждое утро в семь часов его длинный черный лимузин, управляемый шофером, останавливался сначала у тяжелых стальных ворот служебного входа, а затем у здания офиса. Берни любил приезжать на службу рано и говорил, что это дает ему возможность до прихода секретарш поработать с корреспонденцией, которой у него было, по крайней мере, в два раза больше, чем у кого-либо еще на студии. Таким образом, весь день оставался свободным для приема посетителей, и Норман заявлял, что его двери всегда открыты для них.
На самом деле он просто-таки изнывал от любопытства, и хотя на студии не принято было говорить об этом вслух, каждый знал, что по утрам он обходит пустые кабинеты, интересуясь содержанием разложенных на столах бумаг... и проникая даже в запертые ящики столов. Поэтому если кто-то хотел, чтобы его соображения или проекты дошли до Нормана, он просто, уходя домой, оставлял бумаги на столе.
Свое любопытство Норман оправдывал стремлением быть в курсе всех событий, происходящих на студии. А как иначе он мог управлять такой большой и сложной организацией?
В это утро он подошел к своему кабинету около восьми — сегодняшняя инспекция несколько затянулась. Он тяжело вздохнул и открыл дверь. Ох, уж эти проблемы...
Норман подошел к столу и похолодел от ужаса. Его племянник Дэвид спал на диване, а на полу рядом валялись разбросанные бумаги. Берни почувствовал, как в нем закипает ярость.
— Какого черта ты спишь в моем кабинете, бездельник! — закричал Берни, тряся племянника за плечи.
Дэвид сел, протирая глаза.
— Я не собирался спать, просто просматривал некоторые документы и, должно быть, задремал.
— Документы! — воскликнул Норман. — Какие документы? — Он быстро поднял один листок и с ужасом взглянул на Дэвида. — Производственный контракт «Предателя», мой личный архив!
— Сейчас все объясню, — быстро сказал Дэвид, окончательно проснувшись.
— Никаких объяснений, — гневно воскликнул Берни и указал на дверь. — Убирайся, чтобы через пять минут тебя не было на студии, иначе я позвоню охранникам и тебя вышвырнут. Ты понял меня? Ты уволен. Уволен. Нам только не хватало на студии воришек и шпионов. И это сын моей родной сестры! Вон!
— Да прекратите, дядя Берни, — сказал Дэвид, поднимаясь с дивана.
— Он говорит мне «прекратите»! Среди ночи его мать звонит мне по телефону и говорит, — он попытался изобразить гнусавый голос сестры: «Дэви еще не пришел домой, уже ночь, а его все нет. Может быть, с ним произошел несчастный случай?» Несчастный случай! Как бы не так. Я сказал ей, что ее малыш Дэви всю ночь трахает рыжую шлюшку со студии. Убирайся!
