— Мне нравится смотреть отсюда на дом, — сказал Винанд. — Вчера я провел здесь целый день, наблюдая за игрой света на стенах. Когда ты проектируешь здание, Говард, ты знаешь, как солнце будет играть на нем в любое время дня? Ты учитываешь это?
— Разумеется, — ответил Рорк, не поднимая головы. — Отойди, Гейл. Ты заслонил мне солнце. Мне приятно ощущать его спиной.
Винанд плюхнулся на траву. Рорк лежал, растянувшись на животе, на белом рукаве рубашки ярким пятном выделялись рыжие волосы, ладонь вытянутой вперед руки была прижата к земле. Доминик смотрела на травинки между его пальцами. Время от времени его пальцы шевелились, разминая траву с лениво-чувственным наслаждением.
За ними простиралось озеро, темное у берегов, как будто деревья придвигались к нему ближе, чтобы защитить на ночь. Солнце блестящим лучом рассекало воду. Доминик подняла глаза на дом и подумала, что ей хотелось бы стоять у окна, смотреть вниз и видеть на пустынном берегу у подножия холма этого человека, устало опустошенного, лежащего, облокотившись на руку.
Доминик уже месяц жила в этом доме. Она и мысли не допускала, что так будет. Но однажды Рорк сказал:
— Миссис Винанд, дом будет готов через десять дней.
И она ответила:
— Да, мистер Рорк.
Ей все нравилось в этом доме: нравилось касаться перил, поднимаясь по лестницам; нравилось дотрагиваться до выключателей, зажигая свет по вечерам. Сам воздух, которым она дышала в этих стенах, был животворным; ей нравилась вода, которая текла из крана, потому что она бежала по проложенным им трубам, и легкие, твердые провода, которые он провел сквозь стены; нравилось тепло огня, который разжигали августовскими вечерами в камине, сложенном по его чертежам. Она думала: каждое мгновение… все, что мне нужно каждую секунду моей жизни… Она думала: а почему бы и нет? Ведь и мое тело — легкие, кровеносные сосуды, нервы, мозг — тоже в его власти. Она чувствовала себя частью этого дома.
Она полюбила ночи, когда, лежа в объятиях Винанда, открывала глаза и видела спальню, созданную Рорком. И она стискивала зубы от мучительного наслаждения, которое было наполовину ответом, наполовину насмешкой ее неудовлетворенного тела, и подчинялась этой сладкой муке, не осознавая, кто из мужчин причинял ее — Винанд или Рорк. А может быть, оба?
Винанд наблюдал, как она двигается по комнате, спускается по лестнице, стоит у окна.
— Я и не думал, что дом можно сделать для женщины, как платье. Ты не видишь себя в нем, как я, и не представляешь, насколько этот дом соответствует тебе. Каждый уголок интерьера, каждая комната — оправа для тебя. Этот дом соразмерен тебе. Даже фактура стен странным образом гармонирует с твоей кожей. Это храм Стоддарда, только он построен для одного человека, и этот человек принадлежит мне. Мне именно этого и хотелось. Здесь городу тебя не достать. Я всегда чувствовал, что город отнимет тебя у меня, хотя мне он дал все, что у меня есть. Иногда мне кажется, что он потребует плату за это. Но здесь ты в безопасности, ты моя.
Ей хотелось закричать: «Гейл, именно здесь я, как никогда, принадлежу ему!»
Рорк был единственным, кого Винанды принимали в своем новом доме. К его визитам по выходным она притерпелась, хотя это было труднее всего. Она знала, что он не хотел причинять ей боль, — его приглашал Винанд, а ему нравилось общаться с Винандом. Она вспомнила, как однажды вечером сказала ему, положив руку на перила лестницы, ведущей наверх, в ее спальню:
— Вы можете спуститься к завтраку, когда вам захочется, мистер Рорк. Только нажмите кнопку звонка в гостиной.
— Спасибо, миссис Винанд. Спокойной ночи.
Однажды они на мгновение остались наедине; она не спала всю ночь, думая о нем, — ему отвели комнату за холлом. Она вышла из дома, когда остальные еще спали, и спустилась к подножию холма. Ей стало легко и спокойно. Было тихо, ни один листок не шевелился, все светилось ясным утренним светом, хотя солнце еще не взошло. Она услышала шаги за спиной, остановилась, прислонилась к стволу. Рорк спускался к озеру, перебросив через плечо купальный костюм. Он остановился перед ней, и они молча постояли в сияющей тишине, глядя друг на друга. Потом он так же молча повернулся и пошел дальше. Доминик осталась стоять, прислонившись к стволу. Постояв так немного, она вернулась в дом.
Сейчас, сидя у озера, она слышала, как Винанд говорит Рорку:
— Ты выглядишь самым большим лентяем на свете, Говард.
— Так и есть.
— Я не видел, чтобы кто-нибудь так нежился.
— Попробуй не спать три ночи подряд.
— Я ведь звал тебя сюда вчера.
— Я не мог приехать.
— Ты, кажется, собираешься потерять сознание прямо здесь.
— Хотел бы. Это замечательно. — Он поднял голову. Глаза его смеялись, как будто он не видел дома на холме, как будто говорил не о нем. — Так бы я и хотел умереть, растянувшись на берегу, просто закрыть глаза и больше никогда не открывать.
В голове Доминик промелькнуло: «Он знает, о чем я думаю; это утреннее мгновение еще связывает нас; Гейлу этого не понять — на этот раз не он и Гейл, а он и я».
Винанд сказал:
— Ну и дурень. Это не похоже на тебя, даже если ты шутишь. Ты изводишь себя. Из-за чего?
— Сейчас из-за вентиляционных шахт. Очень упрямых вентиляционных шахт.
— Для кого?
— Для клиентов… У меня много клиентов.
— Тебе действительно приходится работать ночами?
— Да — в этом случае. Особый заказ. Я даже не могу заниматься им в бюро.
— О чем ты?
— Так, ни о чем. Не обращай внимания. Я наполовину сплю.
Она подумала: «Это дань Гейлу, знак полного доверия — он разнежился, как кот, а коты позволяют себе это только рядом с теми, кто им нравится».
— После обеда отправлю тебя наверх и запру дверь, будешь спать двенадцать часов.
— Хорошо.
— Может, встанем завтра пораньше? Поплаваем до рассвета.
— Мистер Рорк устал, Гейл, — резко сказала Доминик. Рорк облокотился на руку и посмотрел на нее. Он смотрел ей прямо в глаза, все понимая.
— Ты приобретаешь дурные манеры сельских жителей, Гейл, — сказала она, — навязывая свои деревенские привычки городским гостям, которые не привыкли рано вставать. — Она думала: «Пусть это мгновение, когда ты шел купаться к озеру, будет моим, не отдавай его Гейлу, как все остальное». — Ты ведь не можешь командовать мистером Рорком, как мелким служащим «Знамени».
— Когда это сходит мне с рук, — весело сказал Винанд, — я не прочь покомандовать мистером Рорком, даже с большим удовольствием, чем кем-нибудь другим.
— Тебе это сходит с рук.
— Я не против, чтобы мною покомандовали, миссис Винанд, — сказал Рорк. — Во всяком случае, не против такого командующего, как Гейл.
«Дай мне на этот раз выиграть, — думала она, — пожалуйста, дай мне выиграть, для тебя это ничего не значит, абсолютно ничего, но не соглашайся, не соглашайся в память о том мгновении, которое не принадлежит ему».
— Мне кажется, вам лучше отдохнуть, мистер Рорк. Поспите завтра подольше. Я скажу слугам, чтобы вас не беспокоили.
— Нет, нет, спасибо, через несколько часов я буду в форме, миссис Винанд. Я люблю купаться перед завтраком. Когда будешь готов, Гейл, постучись ко мне, поплаваем вместе.
Ее взгляд скользил по поверхности озера, по безлюдным холмам. Вокруг не было ни одного дома, только вода, деревья и солнце — их мир. И она подумала, что он прав: они — одно целое, они трое.
В проекте Кортландта было шесть пятнадцатиэтажных зданий. Каждое представляло собой звезду неправильной формы, лучи которой расходились от центрального ствола. В центре располагались лифты, лестницы, отопительная система и все коммуникации. Квартиры имели форму вытянутых треугольников, расходившихся от центра, что давало максимальный доступ свету и воздуху. Потолки были блочными, стены внутри отделаны пластиковой плиткой, которую не нужно ни красить, ни штукатурить. Отопительная система и электропроводка скрыты в металлических трубах, протянутых вдоль плинтусов. В случае необходимости их было легко заменить. Кухни и ванные комнаты были изготовлены заводским способом в виде цельных блоков. Внутренние перегородки сделаны из легкого материала. Их можно было свернуть, превратив квартиру в одну большую комнату. Холлов было мало, поэтому поддерживать порядок в помещениях было легко, с минимальными затратами труда и средств. Весь план представлял собой сочетание треугольников. Здания были сложены из бетонных блоков — сложное сочетание простых, четких линий. Никаких украшений — они не были нужны. Очертания постройки были совершенны, как линии прекрасной статуи.
Эллсворт Тухи даже не взглянул на чертежи, развернутые Китингом на его столе. Он изумленно уставился на эскиз здания в перспективе. Смотрел, открыв рот.
Потом запрокинул голову назад и расхохотался.
