Они пошли пообедать в маленький ресторанчик, после чего Чжан Вэнь поделался с ней своими планами. Лучше всего каждый день питаться вне дома, сказал он. На это денег должно хватить. Комната уж больно мала; если в ией еще и готовить, то вообще негде будет повернуться. Чжан Вэню не хотелось, чтобы в комнате, где они спят, пахло кухней. Сюлянь в душе одобряла это, поскольку не умела готовить. Хорошо бы всегда питаться на стороне. А драгоценности пусть продаст, вот и будут деньги. Совсем не дурно. Сюлянь обрадовалась.
Они отправились за покупками и приобрели комплект толстых одеял с сычуаньской вышивкой и две подушки. Теперь комната стала выглядеть немного приличней. Новые одеяла были очень красивы. На лице Сюлянь появилась улыбка, стало как-то веселей на душе.
Дни бежали очень быстро. Жизнь текла как маленький чистый ручеек, берега которого были покрыты полевыми цветами. Журча, она протекала мимо. В маленьком царстве Сюлянь тоже светило солнце и веял легкий ветерок. Она не обращала внимания на ужасающий запах плесени, смрад от помоев и трупов, на шнырянье огромных крыс. Когда Чжан Вэня не было дома, Сюлянь вязала одежду для будущего ребенка, прибирала комнату. Она напевала мелодии из сказов, которые когда-то исполняла, гладила увеличивавшийся день ото дня живот и испытывала несказанную радость. Будет ребенок, какое счастье!
Чжан Вэнь был доволен своей пленницей, его друзья часто приходили посмотреть на нее. В подобных случаях невеста, которая не была официально замужем, оказывалась в довольно затруднительном и щекотливом положении. Отец никогда прежде не разрешал ей с кем-либо общаться, поэтому она не знала, как принимать гостей. В маленькую комнатку разом набивалась целая ватага мужчин, она была среди них единственной женщиной. Они считали, что все исполнительницы сказов под барабан – девицы дурного поведения, и, естественно, не могли относиться к ней как к порядочной женщине. Как только они приходили, Сюлянь охватывал страх, она боялась и слово вымолвить. Если проявить вежливость, но отнестись к гостям прохладно, они будут недовольны, и Чжан Вэнь устроит ей скандал. Если оказать им теплый прием, Чжан Вэнь с ума сойдет от ревности и все равно обрушится на нее с бранью. Публика приходила большей частью распущенная. Достаточно было Чжан Вэню отвернуться, как они пускали в ход руки. Тесная комнатенка, полно народу, как тут увернешься?
В тот же день, когда Чжан Вэнь увел Сюлянь, тетушка Фан перевезла Дафэн и Сяо Лю к себе. Она хотела, чтобы внук находился при ней, это ее тешило. Что же до Сюлянь, то пусть живет как хочет, ее это не волновало. Тетушка всегда считалась с реальностью. Если с девушкой случилась некрасивая история, ничего особенного в этом нет. Может, ей самой так хочется. Муж болван, сам виноват, что так получилось. У нее появился внук, есть и вино, а остальное – пропади оно пропадом.
В последнее время Баоцин был молчалив и замкнут. Его охватила тоска. Он перестал огрызаться, когда его ругала жена. Если кто-нибудь спрашивал про Сюлянь, он говорил, что она нездорова, или переводил разговор на другую тему, нахваливал внука. Друзья щадили его и никогда не вели ненужных расспросов. Однако встречались и бестактные люди, которых раздирало любопытство.
Баоцин по ночам ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. С уходом Сюлянь в доме стало как-то пусто. Как она его огорчила! Когда его обманывали другие, он еще мирился с этим, но как могла Сюлянь, его любимая дочь, так поступить? Этого он вынести не мог. При одной мысли о ней сердце у него болело, будто его кололи ножом.
Он не относился к числу тех, кто сгибается под
ударами судьбы. Баоцин понимал, что, может быть, всю жизнь будет страдать, но от ответственности за судьбу дочери не откажется. В любой момент он готов отдать все свои силы, чтобы помочь ей. Рано или поздно Чжан Вэнь если не бросит ее, так продаст. Он должен найти Сюлянь, знать каждый ее шаг и, если потребуется, спасти ее. У Баоцина не хватало сил идти против Чжан Вэня и его банды напролом, но он мог в нужный момент подать своей дочери руку помощи. Пришлось потратить известную сумму, чтобы разузнать, где они поселились. Приходившие с донесением люди подробно рассказывали о сложившейся ситуации и даже весьма красочно описали, как выглядит их дом, как Сюлянь там устроилась и прибралась, как к ней липнут дружки Чжан Вэня.
Баоцин представил, как Сюлянь сидит в своей развалюхе, и у него защемило сердце. Чтобы снять нормальное жилье, деньги были, но перспектива вновь вести переговоры с Чжан Вэнем – этим негодяем и подонком – отбивала всякую охоту что-либо предпринимать даже ради дочери.
Лучше было бы все забыть. Но как? Сюлянь была частицей его самого. Баоцин ненавидел Чжан Вэня, но, когда ему было особенно тошно, он не мог выкинуть из головы выросшую у него на руках дочь. Он хотел все свои надежды и чувства перенести на внука. Но каждый раз, нянча на руках толстопузого мальчугана, он невольно начинал нервничать, вспоминая, что Сюлянь беременна и вскоре у него появится еще один внук – ребенок Чжан Вэня!
Он всячески пытался забыть Сюлянь и ее кавалера. Были неотложные дела и поважнее. Предстояло продумать, как вызволить Мэн Ляна. С этими мыслями он обычно вставал, и в нем сразу же вспыхивала ненависть. Даже если у него останется всего лишь один фынь, последний вдох, последнее усилие, он все равно будет думать, как спасти друга – настоящего друга Мэн Ляна. Он давно предупреждал Баоцина о Сюлянь, теперь остается лишь пенять на себя. Жаль, что не понял тогда ничего. Мэн Лян во многом ему помог, вдохновлял его, предоставил возможность послужить отечеству.
Теперь мысль о спасении Мэн Ляна зажгла в душе Баоцина новое пламя. Он перестал чувствовать себя беспомощным, уже не печалился, как раньше, а всей душой, всеми помыслами обратился к новой цели своей жизни. Он всюду ходил, разузнавал, обращался к чиновникам, тайным агентам, везде платил, выясняя, куда, в конце концов, могли упрятать Мэн Ляна.
От вопросов Баоцина чиновники невольно вздрагивали, испытывая явный страх.
– Лучше в это дело не вмешиваться, – предупреждали они.
По их поведению можно было понять, что он напрасно тратит силы.
Некоторые прямо ему говорили, что бегать по поводу этого странного писателя может только сумасшедший. Только теперь он понял, что даже его близкие друзья и соратники ничем ему помочь не могли. Вопрос упирался в местную власть. Чиновники преподали ему урок, не осмеливаясь называть вещи своими именами. Они крутили вокруг да около, напуская туман так, что трудно было в чем-либо разобраться. Один человек ему сказал:
– В военное время только те, у кого есть оружие, имеют власть. Когда гремят выстрелы, гражданские чиновники перестают быть в почете.
Баоцин, приняв все это к сведению, отправился искать тех, у кого было оружие. Он нередко выступал с частными концертами в кругу офицеров и со многими из них был знаком. Они были весьма обходительны, отмечали его талант. Вот теперь-то они могут пригодиться, нужно только поискать. Услыхав просьбу Баоцина, эти люди, как правило, ссылались на занятость или, в лучшем случае, для переговоров с ним посылали вместо себя своего секретаря. Вскоре Баоцин у не нужно было даже раскрывать рта, поскольку их ответы стали уже стереотипными: «Драматурги, писатели – люди ненадежные. Вообще-то пора с ними разделаться, чтобы меньше было хлопот». Как-то раз один офицер в высоком чине с любопытством посмотрел на Баоцина и зло спросил.
– Тебе что, жить надоело, смерти решил поискать? Пой-ка лучше свои сказы, старик! Драматургом больше не занимайся. Пусть он лучше будет в тюрьме.
Баоцин поклонился и вышел. Он ничего не мог поделать. Правы в мире так изменились. Китайцы с древнейших времен уважали письменное слово, даже танский император Сюаньцзун не смел обижать поэта Ли Бо. А ныне военные осмеливаются хватать ученых и сажать их в тюрьму. Не исключено, что Мэн Ляна уже нет в живых. Его внезапно охватил страх. Баоцин остановился. Что же это за правительство? Разве у нынешнего вождя меньше мудрости, чем у Мэн Ляна? Он торопливо оглянулся по сторонам, боясь, что кто-нибудь сможет прочитать его мысли, и ускорил шаг.
В тот же день, вечером, Баоцин отправился на поиски тех друзей Мэн Ляна, что бывали в театре. Они поведали ему что тоже разыскивают Мэн Ляна, в надежде вызволить его, но пока так и не могут узнать, где его держат. Считали, что он еще жив. Большего они и сами не знали. Возникла идея дать объявление в газете о розыске и подождать, не откликнутся ли те, кто знает его местонахождение. Но цензура такого объявления не пропустила. Однако они не падали духом, нужно было продолжать поиски. Один молодой человек отвел Баоцина в сторону и сказал:
