Въ заключеніе вы приплетаете свою старую дружбу и такъ далѣе. Понимать подъ дружбою наглость, это — новость. Гдѣ вы почерпнули правило, что старинное знакомство даетъ право безстыдно оскорблять? Ваши вопросы о здоровьѣ моихъ дочерей могли бы обойдтись и безъ прибавки относительно вашихъ опасеній за послѣдствія «соприкосновеній съ нравами, неотличающимися строгостью». Мы съ Мери Анной отъ души похохотали надъ вашими страхами, потому прощаю вамъ эти неумѣстныя выраженія.
Джемсъ совершенно-здоровъ и говоритъ, что былъ бы еще здоровѣе, еслибъ вексель, о которомъ вы говорите, былъ полученъ.
Вы пишете, что мек-кертіевскій капиталъ принятъ и положенъ у банкира. Но какая пріятность мнѣ въ этомъ? Деньги нужны мнѣ здѣсь. Найдите, если можно, вѣрную оказію переслать ихъ сюда.
Теперь, кажется, я отвѣчала на всѣ главные пункты вашего письма и, надѣюсь, изложила вамъ свои мысли очень-ясно. Вы сбережете много времени и бумаги, узнавъ, что мои намѣренія относительно К. Дж. неизмѣнны; если бы сама королева Викторія просила за него, я осталась бы непоколебима. Совершенно-напрасно взывать къ «добротѣ моего сердца и женской кротости моей души»: всѣ ваши обращенія къ этой слабой сторонѣ моего характера служатъ только мнѣ предостереженіемъ, чтобъ не поддаваться ей; постараюсь пользоваться этимъ урокомъ, пока буду оставаться
Вашей покорнѣйшею слугою,
Джемима Доддъ.
Мистриссъ Доддъ къ мистриссъ Мери Галларъ, въ Додсборо.
Милая Молли,
Вмѣстѣ съ этимъ посылаю вамъ письмо къ Тому Порселю, которое пожалуйста передайте ему изъ рукъ въ руки. Если онъ станетъ читать его при васъ, то вы, вѣроятно, замѣтите, что я пишу ему не «поздравленія съ наступающимъ праздникомъ». Онъ говоритъ, что любитъ въ рѣчи ясность: надѣюсь, онъ будетъ мною доволенъ съ этой стороны.
Вы уже знаете о варварскомъ поступкѣ, совершенномъ К. Дж. Я извѣщала васъ, какъ онъ бросилъ меня и семейство, какимъ безславіемъ покрылъ онъ насъ въ глазахъ всей Европы, потому-что, замѣчу вамъ, Молли, здѣшніе слухи повторяются во всѣхъ европейскихъ аристократическихъ районахъ. Не было бы конца, еслибъ я стала вамъ описывать всѣ гадкіе и безчеловѣчные поступки К. Дж. И… какъ вамъ это покажется, милая Молли? господинъ Порсель не хочетъ ничего знать, а, напротивъ, читаетъ мнѣ длинное нравоученіе о моихъ супружескихъ обязанностяхъ и учитъ меня, какой пріемъ должна я сдѣлать К. Дж., когда онъ возвратится!
Мнѣ кажется, Молли, что, зная мой характеръ, господинъ наставникъ могъ бы не принимать на себя этого безпокойства. Видалъ ли онъ, видалъ ли кто, чтобъ я отступала передъ непріятностями, чтобъ какой бы то ни было случай заставалъ меня неприготовленную къ отпору? Развѣ я по натурѣ своей одно изъ тѣхъ боязливыхъ существъ, которыя смущаются битвами жизни? Напротивъ, не, наградила ли меня природа въ замѣчательной степени твердостью характера, нравственныя силы котораго возвышены глубокимъ знаніемъ жизни и полнымъ знакомствомъ со всею испорченностью человѣческаго сердца? Да, вопросъ въ томъ: робкое и ограниченное существо я, или женщина проницательная и твердая? Не-уже-ли, двадцать-шесть лѣтъ изучая характеръ К. Дж., изслѣдуя всѣ его дурныя стороны, могу я кому-нибудь позволить учить меня, какъ обращаться съ мужемъ? Я знаю К. Дж. какъ свою старую туфлю, и, право, цѣню его недороже старой туфли! У меня недостанетъ терпѣнія, да и ни у кого не достало бы терпѣнія, пересказывать, какъ восхитительно господинъ Порсель разсуждаетъ со мною о невинной свободѣ заграничныхъ нравовъ. Или онъ, старый грѣховодникъ, думаетъ, что черное становится за границею бѣлымъ, что дѣло, которое въ Броффѣ называется смертоубійствомъ, въ Брюсселѣ почитается невинною шуточкою? А если нѣтъ, о чемъ же онъ толкуетъ? Или онъ изъ тѣхъ франтовъ, которые доказываютъ, что въ слабостяхъ мужа всегда виновата сама жена? Чего добраго, такіе господа развелись нынѣ. Они говорятъ: въ домашнихъ отношеніяхъ необходима снисходительность. Нѣтъ, милая Молли, я не намѣрена потакать порокамъ мужа.
Порсель говоритъ, что К. Дж. скоро возвратится. Милости просимъ! Здѣсь онъ скоро пойметъ, чего заслуживаютъ его поступки.
«Не будьте мстительны», говоритъ мистеръ Порсель. Каковъ тонъ, прекрасенъ, неправда ли? Развѣ лордъ-канцлеръ мститъ, говоря преступнику: «слушай твойй приговоръ»? развѣ онъ поступаетъ «жестоко», говоря: «приготовляйся къ участи, которую заслужилъ»?
Простить его! Но какой примѣръ подала бы я дочерямъ, еслибъ извинила его поступокъ, еслибъ стала смотрѣть на его поведеніе, какъ на простительную слабость? Простить, когда высшее общество всей Европы смотритъ на насъ! «Какъ-то поступитъ мистриссъ Д.», говоритъ графъ NN. — «Что-то скажетъ ему мистриссъ Д.?» говоритъ герцогъ, Z.Z. Знаетъ ли еще она, что сдѣлалъ ея мужъ? спрашиваетъ князь Х.Х. Такіе толки слышатся круглый день, милая Молли, и потому лордъ Дж. справедливо замѣчаетъ: «онъ не столько нарушитель семейныхъ обязанностей, сколько великій преступникъ предъ всѣмъ обществомъ».
Я принуждена смотрѣть на дѣло съ этой точки зрѣнія, и болѣе думаю о благѣ общества, требующемъ примѣрнаго наказанія, нежели о моихъ семейныхъ чувствахъ.
Вотъ мои мысли, милая Молли, по самомъ внимательномъ и терпѣливомъ обсужденіи дѣла, и Томъ Порсель напрасно будетъ останавливать меня.
Еслибъ не этотъ несчастный случай, то я могла бы сказать, милая Молли, что мы никогда еще не жили такъ пріятно, какъ здѣсь. Каждый день, съ утра до ночи, и можно сказать, съ ночи до утра, у насъ развлеченія и удовольствія; и одна только мысль о возвращеніи К. Дж. охлаждаетъ пылъ нашего блаженства. Кто и какъ это устроиваетъ — не знаю, но великолѣпнѣйшіе балы и вечера даются здѣсь безплатно для всѣхъ желающихъ. Кто содержитъ «салоны», платитъ за освѣщеніе, прислугу, за десертъ — не знаю; вашей Джемимѣ Доддъ извѣстно только, что она ни разу не платила ни шиллинга. Лордъ Джорджъ говоритъ, что какой-то французъ, Бегассе, Бенассе, или что-то въ этомъ родѣ, до безумія любитъ давать балы, бываетъ счастливъ только тогда, когда видитъ «салоны» наполненными самымъ блестящимъ обществомъ, и не жалѣетъ для этого никакихъ расходовъ. Какой милый человѣкъ!
Сравните это, милая Молли, съ нашими ирландскими жалкими балами, и вы поймете, какъ очаровательна жизнь въ Баденъ-Баденѣ. Огромныя, великолѣпныя залы; повсюду люстры, въ каждой люстрѣ по двѣсти свѣчъ; паркетъ какъ зеркало; Мери Анна можетъ вамъ сказать, какъ онъ скользокъ; туалетъ дамъ истинно-ослѣпителенъ! Здѣсь не увидите ни на комъ мытаго кисейнаго платья съ лимерикскими кружевами, не увидите вашихъ газовыхъ юбокъ на каленкоровыхъ чехлахъ вмѣсто атласныхъ — нѣтъ, Молли; здѣсь все настоящее, самое лучшее: атласъ, брильянты, цвѣты, башмаки, перья — все это чудно богато, все прямо изъ магазиновъ. Здѣсь все надѣвается только одинъ разъ. Ахъ, какъ Мери Анна смѣется надъ дублинскими балами!
Еслибъ у меня голова не была занята мыслями о наглости Тома Порселя, можно было бы много написать о дочеряхъ и Джемсѣ. Мери Анною кавалеры здѣсь занимаются столько, какъ ни одною дѣвицею; точно такъ же занимались бы и Каролиною, еслибъ она захотѣла; но она держитъ себя холодпо, надменно, что вовсе не принято въ чужихъ краяхъ, гдѣ, по выраженію, лорда Джорджа, необходимо имѣть лисій хвостъ
Говоря о лордѣ Джорджѣ, прибавлю, что не могу замѣтить, за которою онъ ухаживаетъ: за Мери Анною или за Кери. Постоянно слѣжу за нимъ и ничего не могу рѣшить; но вѣрно то, что онъ ухаживаетъ за одною изъ нихъ, и для окончанія этого-то дѣла, нѣсколько дней назадъ, онъ вдругъ простился съ нами и ускакалъ въ Англію, говоря:
«Нѣтъ, въ перепискѣ мало проку; поѣду самъ, переговорю съ отцомъ лично».
Я не хотѣла спрашивать, о чемъ переговорить онъ ѣдетъ; но я видѣла, какъ мои дочери потупили глаза при этихъ словахъ, и этого было мнѣ довольно, чтобъ отгадать, съ которой стороны вѣтеръ.
Отъ души желаю, чтобъ предложеніе было сдѣлано до возвращенія К. Дж. Мнѣ хотѣлось бы доказать этимъ, какъ превосходно я устроиваю семейныя дѣла; потому-что, нечего и говорить, Молли, у К. Дж. никогда не было тѣни надежды отдать дочь за лорда; а если онъ возвратится до рѣшенія дѣла, то непремѣнно скажетъ, что содѣйствовалъ успѣху.
Джемсъ вполнѣ соотвѣтствуетъ желаніямъ безъ памяти любящей матери: шесть футовъ и два съ половиною дюйма росту — на полдюйма онъ выросъ заграницею; черные глаза, усы и бакенбарды, которымъ здѣсь нѣтъ подобныхъ; самый фешёнэбльный костюмъ, брильянтовыя запонки на рубашкѣ, опаловыя пуговицы на жилетѣ, черное бархатное пальто съ бирюзовыми пуговицами — вотъ его вечерній костюмъ. Весь залъ смотритъ на него, когда онъ идетъ, потому-что онъ, какъ-будто первое лицо въ обществѣ, идетъ всегда прямо, не уступая дороги никому въ мірѣ. Поэтому можете видѣть, милая Молли, какъ мало въ немъ сходства съ К. Дж. Я часто слышала это замѣчаніе, когда мы жили въ Боннѣ.
