Не спеша наш гид повествует:
— Тогда, в тысяча девятьсот восемнадцатом году, город носил имя Царицын, красный Царицын, как звали его революционные рабочие. Когда Царицыну стали угрожать белогвардейские банды Краснова, Совет народных комиссаров отправил в Царицын в качестве своего особого уполномоченного товарища Сталина. Тяжелейшие бои, развернувшиеся здесь в тысяча девятьсот девятнадцатом году, закончились победой над контрреволюцией. Город, который позже стал быстро расти и был назван Сталинградом, изобиловал па мятниками и могилами погибших бойцов гражданской войны, пока осенью 1942 года над ним вновь не пронеслась военная буря, разметавшая могилы и разрушившая памятники.
И когда слушаешь этот рассказ, в котором перемежаются картины сражений 1918 года с боями 1942 года, невольно начинает казаться, что это одна война, с одними и теми же целями, частично даже с теми же участниками.
На широких площадях, расчищенных от развалин, тщательно убраны могилы защитников Сталинграда 1942–1943 годов. По сторонам, точно застыв в удивлении, высятся уже восстановленные и заново воздвигнутые дома; в основном это школы, учреждения или предприятия, необходимые для жизни и труда людей.
И в самих развалинах, там, где еще что-то осталось, бурлит жизнь. Здесь временно разместились магазины, конторы, парикмахерские, в которых бреют и стригут женщины в белых халатах с белыми шапочками на головах.
И хотя уже за полдень, на одной из площадей действовал базар — длинные ряды прилавков, где люди покупают лук и картофель, а больше всего рыбу, которой Волга кормит свой народ.
Мы проходим мимо высокого здания элеватора, тонкая башня которого чудом уцелела, хотя столько раз переходила из рук в руки. Мы осматриваем театр в импровизированном помещении, прекрасное здание сталинградского театра разрушено до основания.
Стоим на площади имени 9 Января 1905 года, переименованной теперь в площадь Обороны. Здесь проходил передний край обороны частей славной 62-й армии. Все попытки немцев занять другую половину этой небольшой площади, сбросить вниз ее защитников и, прижав их к Волге, уничтожить провалились.
Встречаются здания, стены которых чудом сохранились. Таков исторический «дом Павлова». В течение двух месяцев горсточка людей из дивизии генерала Родимцева под командой сержанта Павлова оборонялась в этом ветхом доме, не желая ни отступать, ни сдаваться. Перед этим старомодным домом вы чувствуете дыхание великих событий. На стене надпись: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Этот дом отстоял сержант Яков Федорович Павлов». А спустя два дня после освобождения сталинградские женщины вывесили на фасаде этого здания свою клятву: «Мы вновь возродим тебя, наш родной Сталинград». И в самом деле они возрождают его. Когда ранним утром смотришь на сталинградские улицы, кажется, будто дома никто не остался и все население вышлю трудиться и разлетелось но городу, точно пчелы. И повсюду рядом с мужчинами женщины, они расчищают улицы, они строят, водят грузовики и автобусы.
На каменной стене в районе Соляной написаны слова приветствия гвардейской дивизии Героя Советского Союза генерала Родимцева, той самой дивизии, в которой служил сержант Павлов. Читаем: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть».
Мы идем через центр города от одной славной позиции к другой. Спускаемся в хорошо оборудованный подвал большого здания универмага. Здесь располагался штаб командующего немецкими войсками генерал-фельдмаршала фон Паулюса, где 1 февраля 1943 года он сдался полковнику Бурмакову[42] — тем и завершилась сталинградская эпопея.
Спускается солнце. Медленно и незаметно угасает день в степных просторах. Мы проходим мимо сквера возле братской могилы защитников города. Из земли пробивается трава. На скамейке сидит совсем юная, хорошо и ладно одетая девушка и читает какую-то толстую книгу. Вокруг, насколько хватает глаз, — развалины в багряных красках заката. На их фоне выделяются своей белизной новые или восстановленные здания. И здесь новостройки сражаются с разрухой, подобно тому как пашня сражалась со степью. Но в эти предвечерние часы повсюду царит затишье. Девушка читает. Отдыхает после работы. Труд и отдых — эти два слова часто слышатся в разговорах советских людей. Это словно бы два полюса их активного и плодотворного существования, и они следуют одно за другим, как вдох и выдох здорового организма.
Я стою и думаю о том, что невозможно говорить о Сталинграде и вообще о Советском Союзе, не касаясь проблемы труда и отношения людей к труду. Великие русские писатели, прекрасно чувствовавшие и понимавшие потребности времени и запросы будущего, давно занимались проблемой отношения человека к труду. Так, например, Гоголь в письмах к матери и сестрам не переставал говорить им о труде, причем труде физическом, полевом, который «полезен и благодетелен». И дальше он писал: «После него всякая минута веселья кажется нам веселее вдвойне, пляшет дух от веселья, светлеют очи, смеются веселые мысли, хорошеет и молодеет и лицом человек».
Лев Толстой, другой великий писатель великого русского народа, пророчески глядел в будущее, когда шестьдесят лет назад, во времена самого тяжелого рабства русского народа, утверждал, что работа не должна быть пугалом для одних и тяжкой каторгой для других, но должна стать всеобщим, радостным делом, которое объединяет людей. Однако великая проблема отношения человека к труду могла найти свое полное и правильное решение лишь с установлением советского строя. Смысл этой новой эпохи лучше всего выразил Максим Горький в 1928 году, когда, славя быстрое развитие советской промышленности здесь, на Волге, написал следующие слова: «Я знаю, что такое труд — это источник всех радостей, всего лучшего в мире. И никогда, за всю историю человечества, никогда человеческие ум и воля не взлетали так высоко, как теперь у нас. Будем верить, что рука, сделавшая все то, что я видел, — продолжает Горький, — будет и дальше строить. А если кто-нибудь попытается остановить эту руку, она сожмется в кулак, который раздробит вес, что будет стоять на пути»[43].
Это — пророческие слова, о которых на этой площади стоит задуматься. Прошло немногим более десяти лет, и предвидение Горького сбылось. Нашелся завоеватель, который в 1941 году в самом деле попытался остановить советскую руку, занятую трудом, и эта рука в самом деле сжалась в кулак и в самом деле раздавила завоевателя. Имя этому кулаку советской обороны — Сталинград. И этот кулак, исполнив свою историческую миссию, становится сегодня вновь мирной трудовой рукой советского человека.
С такими мыслями уходили мы из небольшого сквера возле великой могилы славных защитников Сталинграда.
Уже стало темнеть. Девушка на скамейке продолжала читать, не поднимая глаз от книги.
Вечером мы сидим в импровизированной гостинице «Интурист» — скромном здании, которое ценой многих жертв заботливо построили местные власти взамен разрушенного большого отеля.
С нами сидит один из областных руководителей и спокойно рассказывает. Это широколицый, солидный человек в очках. Взгляд его напоминает взгляд опытного и весьма занятого врача. Он — один из организаторов обороны Сталинграда и один из руководителей его восстановления. Говорит он обо всем со спокойствием ученого, как о самом будничном деле на земле. Изредка лишь произносит фразу: «Это было чертовски трудно, но все закончилось хорошо». И в его рассказе все становится на свое настоящее место. Моряки Волжской речной флотилии, ежедневно в самых тяжелых условиях показывавшие чудеса храбрости при доставке продовольствия, боеприпасов и эвакуации раненых через Волгу. Рабочие тракторного завода, которые под обстрелом немецкой артиллерии, располагая самыми скудными средствами, ремонтировали танки, а затем выбирали добровольцев, которые на этих машинах прямо от заводских ворот шли в бой. Все, что вы слышали или читали в книгах Константина Симонова и других русских и иностранных писателей и журналистов о жизни в осажденном Сталинграде или видели в кино, — все оживало в рассказах этого живого свидетеля и удивительным и величественным образом становилось простым и будничным. В его рассказе вы видите двух противников, которые сплелись в смертельной схватке в один клубок, — бой шел за каждый дом, этаж, комнату, люди слышали дыхание друг друга. В целом городе едва ли найдется пядь земли, которую пятьдесят раз не поразили бы осколки немецких снарядов. Все это, как он говорит, было «чертовски трудно». Не хватает продовольствия, боеприпасов, нет надежды на помощь, ничего, кроме воли к сопротивлению. И вот так, преодолевая трудности, приближались к победе. Своей тяжелой рукой наш хозяин рисует в моей записной книжке схему основных оборонительных рубежей советских войск и завершающих боев. Он говорит о капитуляции немцев как о самом естественном событии и тут же переходит к восстановлению города. Он рассказывает, а мы смотрим на тоненькую брошюру — календарь восстановления. И листаем ее. Вот несколько дат.
