Иван Савин - Стихотворения. Избранная проза

Какая радость — любить бессвязно!
Какая радость — любить до слёз!
Смотри — над жизнью глухой и грязной
Качаю стаю бессмертных роз!
Смотри — на горестных скрижалях,
Через горящий взором стих
О заплясавших вдруг печалях,
О наших далях золотых.
Смотри — взлетев над миром дымным,
В поляну синюю мою
Вбиваю я с победным гимном
Пять новых звёзд моих: люблю.

Ты ушла в ненавидимый дом,
Не для нас было брачное шествие.
Мы во тьму уходили вдвоем –
Я и мое сумасшествие.
Рассветало бессмертье светло
Над моими проклятьями кроткими.
Я любил тебя нежно и зло
Перезванивал скорбными четками.

Падай! Суровыми жатвами
Срезывай всходы стыда.
Глума над лучшими клятвами
Я не прощу никогда.
Пусть над тобой окровавленный
Бич измывается. Пусть! —
В сердце моём обезглавлены
Жалость. И нежность. И грусть.

До поезда одиннадцать минут…
А я хочу на ласковый Стакуден,
Где лампы свет лазурно-изумруден,
Где только ты и краткий наш уют…

Минутной стрелки выпрямленный жгут
Уже повис над сердцем моим грозно.
Хочу к тебе, но стрелка шепчет: поздно –
До поезда одиннадцать минут…

Мы все свершаем жуткий круг,
Во тьме начертанный не нами.
Лишь тот, кто лёгок и упруг,
Пройдёт, не сломленный годами.
О, будь же лёгкой, как крыло,
Упругой будь, как сгибы стали,
Чтоб ты сгорать могла светло,
Когда зажгутся наши дали!..

Заблудившись в крови, я никак не пойму,
Кто нас бросил в бездонную тьму?
И за что мы вдали от родимой земли,
Где мятежные молнии нас оплели,
И зачем наших буйных надежд корабли
В безнадежность плыли, уплыли?
Опустись в глубину проклинающих дум!
Как метель, как буран, как самум,
Острой пеной взрывая покорное дно,
В ней горит не сгорая проклятье одно:
Полюби эту тьму. Всё равно, всё равно
Ничего вам свершить не дано!..
И забыв свой порыв, свою горечь, свой гнев,
На бездольных кострах отгорев,
В злую ночь, где хохочет невидимый враг,
Мы несём свой обугленный муками стяг,
И… никак не поймём, не поймём мы никак —
Кто нас бросил в заплаканный мрак!

Огневыми цветами осыпали
Этот памятник горестный Вы,
Не склонившие в пыль головы
На Кубани, в Крыму и в Галлиполи.
Чашу горьких лишений до дна
Вы, живые, вы, гордые, выпили
И не бросили чаши… В Галлиполи
Засияла бессмертьем она.
Что для вечности временность гибели?
Пусть разбит Ваш последний очаг —
Крестоносного ордена стяг
Реет в сердце, как реял в Галлиполи.
Вспыхнет солнечно-чёрная даль
И вернётесь вы, где бы вы ни были,
Под знамёна… И камни Галлиполи
Отнесёте в Москву, как скрижаль.

Придут другие. Они не вспомнят
Ни боли нашей, ни потерь,
В уюты наши девичьих комнат
Толкнут испуганную дверь.
Им будут чужды немые строки
Наивных выцветших страниц,
Обоев пыльных рисунок строгий,
Безмолвный ряд забытых лиц.
Иному Богу, иной невесте
Моленье будет свершено.
И им не скажет никто: отвесьте
Поклон умолкнувшим давно…
Слепое время сотрёт скрижали
Годов безумных и минут,
И в дряхлом кресле, где мы рыдали,
Другие — песни запоют…

Вот ты уснул. Тибет родной,
Изрытый жёлтыми пустынями,
Заголубел под снами синими.
Ты спишь в шатре, и мир иной
Тебя влечёт: в немолчном шелесте,
В снегу танцующие дни,
Зигзаги улиц, гул, огни,
Такой исполненные прелести
Для глаз доверчивых, толпа,
Нестынущая, непрестанная,
И белых женщин ласка пряная,
И белой ночи ворожба…
И ты, опять глазами сонными
Увидев пыль, утесы, мох,
Пред ликом Будды горький вздох
Глушишь напрасными поклонами…
Так мнится мне. И я с тоской,
Тебе приснившийся ликующим,
По дням, над безднами танцующим,
Иду, ненужный и слепой.
И каждый раз, когда обидою,
Как струны, мысли зазвенят, —
Тебе, пастух тибетских стад,
Тебе мучительно завидую!
Приди. Возьми всю эту ложь
Самовлюбленности упадочной.
Её ни умной, ни загадочной
Ты, разгадав, не назовёшь.
Приди! Все блага, всё, что знаем мы,
Всё, чем живём, — я отдаю
За детскость мудрую твою,
За мир пустынь недосягаемый,
За песни девушек простых,
Цветущих на полянах Азии,
За тихий плеск твоей фантазии
И крики буйволов твоих…

Птичка кроткая и нежная,
Приголубь меня!
Слышишь — скачет жизнь мятежная
Захлестав коня.
Брызжут ветры под копытами,
Грива — в злых дождях…
Мне ли пальцами разбитыми
Сбросить цепкий страх?
Слышишь — жизнь разбойным хохотом
Режет тишь в ночи.
Я к земле придавлен грохотом,
А в земле — мечи.
Всё безумней жизнь мятежная,
Ближе храп коня…
Птичка кроткая и нежная,
Приголубь меня!

Какая ранящая нега
Была в любви твоей… была!
Январский день в меха из снега
Крутые кутал купола.
Над полем с ледяным амвоном
В амвоне плавала заря,
Колокола кадили звоном,
Как ладаном из хрусталя.
Ты с нежностью неповторимой
Мне жала руки каждый раз,
Когда клубился ладан мимо,
Хрусталь клубился мимо нас.
Восторженно рыдал о Боге,
Об Иоанне хор. Плыли
По бриллиантовой дороге
Звенящих троек корабли.
Взрывая пыль над снежным мехом,
Струили залпы сизый дым,
И каждый раз стозвучным эхом
Толпа рукоплескала им.
И каждый раз рыдали в хоре,
И вздрагивало каждый раз
Слегка прищуренное море
Твоих необычайных глаз…

В больном чаду последней встречи
Вошла ты в опустевший дом,
Укутав зябнущие плечи
Зелёным шелковым платком.
Вошла. О кованые двери
Так глухо звякнуло кольцо.
Так глухо… Сразу все потери
Твое овеяли лицо.
Вечерний луч смеялся ало,
Бессвязно пели на реке.
Ты на колени тихо встала
В зелёном шёлковом платке.
Был твой поклон глубок и страшен
И так мучительна мольба,
Как будто там, у райских башен,
О мёртвых плакала труба.
И в книге слёз пером незримым
Отметил летописец Бог,
Что навсегда забыт любимым
Зелёный шелковый платок.

Что мне день безумный? Что мне
Ночь, идущая в бреду?
Я точу в каменоломне
Слово к скорому суду.
Слово, выжженное кровью,
Раскалённое слезой,
Я острю, как дань сыновью
Матери полуживой.
Божий суд придёт, и ношу
Сняв с шатающихся плеч,
Я в лицо вам гневно брошу
Слова каменного меч:
«Разве мы солгали? Разве
Счастье дали вы? Не вы ль
На земле, как в гнойной язве,
Трупную взрастили быль?
Русь была огромным чудом.
Стали вы, — и вот она,
Кровью, голодом и блудом
Прокажённая страна.
Истекая чёрной пеной,
Стынет мир. Мы все мертвы.
Всех убили тьмой растленной
Трижды проклятые вы!»
Божий суд придёт. Бичами
Молний ударяя в медь,
Ангел огненный над вами
Тяжкую подымет плеть.