И вот настало воскресенье.
— Послушай, Кой-сан. — Сатико начала было надевать кимоно, но тут же передумала, скинула его и вытащила из чехла другое. Снизу снова послышались умолкнувшие было звуки пианино. — Понимаешь, я в затруднительном положении.
— Что ты имеешь в виду?
— Я должна сейчас позвонить Итани и дать окончательный ответ.
— Какой ответ?
— Она предложила сегодня устроить встречу Юкико с господином Сэгоси.
— О, это вполне в её духе.
— Хорошо ещё, что речь не идёт об официальных смотринах. Она приглашает нас поужинать запросто, без церемоний. Я сказала, что в воскресенье буду занята. Тогда она предложила понедельник, и я не смогла отказаться.
— А что думают в Осаке по этому поводу?
— Цуруко сказала по телефону, что, если мы решим принять приглашение, нам следует пойти одним. Сами же они не приедут, так как потом будет неловко отказать господину Сэгоси, если такая необходимость возникнет. Впрочем, Итани тоже не возражает, чтобы присутствовали только мы.
— А что Юкико?
— В ней-то как раз всё дело.
— Она отказывается идти?
— Не то чтобы отказывается… Но посуди сама, когда сегодня тебе объявляют, что завтра или послезавтра ты должна встретиться с человеком, который, возможно, станет твоим мужем, не вправе ли ты заключить, что с тобой не очень-то считаются? Или я ошибаюсь? Впрочем, она ничего определённого не сказала, заметила только, что было бы неплохо прежде побольше разузнать о женихе. Сколько я с ней ни говорила, она так и не дала мне определённого ответа.
— Что же ты скажешь Итани?
— Что я скажу? Если не сослаться на какую-нибудь убедительную причину, она обидится… А обижать её не хотелось бы, её услуги ещё могут понадобиться… Кой-сан, не смогла бы ты позвонить ей и попросить отложить встречу на несколько дней?
— Позвонить я, конечно, могу, только Юкико вряд ли переменит своё решение.
— А может быть, и переменит. Я подозреваю, она недовольна тем, что её не предупредили о встрече заблаговременно. Не думаю, чтобы в душе она особенно противилась этой встрече. Не будь такой спешки, она наверняка согласилась бы.
Раздвинулись фусума, и вошла Юкико. Сатико тотчас же умолкла. Она подумала, что Юкико могла слышать их разговор.
— Ты опять выбрала этот пояс? — неодобрительно произнесла Юкико, войдя в комнату, где одевалась сестра. Сатико придерживала пояс спереди, а Таэко завязывала у неё на спине бант. — Ведь ты надевала его… постой, когда же?.. Ну да, когда мы ходили на фортепианный концерт.
— Да, верно.
— И при каждом вздохе он у тебя скрипел.
— В самом деле?
— Честное слово. Не то чтобы очень громко, а тихонечко: «шорх-шорх», — но всё равно это мешало мне слушать музыку. Тогда я твёрдо решила, что впредь никогда не позволю тебе надевать этот пояс в концерт.
— Какой же мне тогда повязать? — Сатико открыла шкаф и достала ещё несколько поясов.
— Вот этот, — сказала Таэко, указывая на пояс со спиралевидным узором.
— А он подойдёт к моему кимоно?
— Он будет прекрасно смотреться на этом кимоно, просто прекрасно, повязывай его скорее! — Юкико и Таэко успели собраться раньше сестры, и эти слова Таэко произнесла так, будто увещевала заупрямившегося ребёнка. Она подошла к сестре, чтобы помочь ей завязать бант. Когда всё было готово, Сатико опустилась на колени перед зеркалом и воскликнула:
— Не годится! Этот пояс тоже не годится.
— Но почему?
— Прислушайтесь хорошенько… Слышите? Он тоже скрипит. — Сатико сделала глубокий вдох, чтобы все услышали скрип.
— В самом деле…
— А что если повязать пояс с узором «роса на траве»? — предложила Юкико.
— Ты думаешь? Кой-сан, поищи его, пожалуйста. Таэко, единственная из сестёр одетая по-европейски, ловко сновала между сваленными на полу поясами. Отыскав нужный, она снова помогла сестре его повязать. Придерживая одной рукой только что завязанный бант, Сатико сделала несколько глубоких вдохов.
— Ну, теперь, кажется, всё в порядке. — Однако, как только закрепили пояс шнуром, снова послышался лёгкий скрип.
— Что это! Опять…
— Вот незадача!.. — Всякий раз, когда пояс Сатико издавал знакомый скрип, все трое невольно заливались смехом.
— Это потому, что он двойной, — сказала Юкико, едва отдышавшись. — Попробуй надеть одинарный.
— Нет, я думаю, всё дело в ткани.
— Но сейчас двойные пояса делают только из такой ткани. Оттого, что они двойные, они и скрипят вдвое слышней.
— Нет, подожди. Теперь мне всё ясно! — Таэко взяла другой пояс и подала его сестре. — Ну-ка, надень его, мы не услышим ни звука.
— Но он ведь тоже двойной.
— Надевай, надевай! Я поняла, отчего те скрипят.
— Ой, уже начало второго. Жаль опаздывать! Такие концерты, как сегодня, не балуют обширной программой.
— Юкико, не ты ли первая забраковала мой пояс?
— В кои-то веки выбравшись на концерт, хочется слушать музыку, а не скрип твоего пояса.
— Вы совсем меня умучили: сними, надень, сними, надень… Я взмокла от пота.
— Ничего себе! Уж кто умучен, так это я, — сказала Таэко, с усилием затягивая на сестре очередной пояс.
— Вы будете делать укол здесь? — О-Хару принесла поднос, на котором лежало всё необходимое: шприц, коробка с ампулами витамина В1, спирт, вата, пластырь.
— Ах, укол, я совсем про него забыла! — воскликнула Сатико. — Юкико, умоляю тебя, поторопись! А ты, О-Хару, вызови такси. Чтобы оно было здесь через десять минут.
Юкико привычным жестом вскрыла ампулу, наполнила шприц, подошла ко всё ещё стоявшей перед зеркалом Сатико (Таэко с помощью особой ленточки закрепляла у неё на спине бант) и подняла рукав на её левой руке. Затем, хорошенько протерев руку ваткой со спиртом, ловко ввела иглу.
— Ой, больно!
— Это оттого, что я тороплюсь, сегодня у нас так мало времени!
Крепкий запах лекарства разнёсся по комнате. Юкико наклеила пластырь и слегка, помассировала сестре руку.
— Ну вот, у меня тоже всё готово, — сказала Таэко.
— Какой шнур подойдёт к этому поясу?
— Вот этот хорош. И, пожалуйста, поторопись.
— Не нужно меня подгонять. Когда я тороплюсь, у меня всё валится из рук.
— Ну, а теперь, сестрица, вдохни поглубже.
— Ты была права — Сатико сделала глубокий вдох. — Ты была права. Теперь ничего не слышно… В чем же дело, Кой-сан?
— Скрипят новые пояса. Тот, что на тебе сейчас, старый. Он слишком устал, чтобы скрипеть.
— Пожалуй, так оно и есть.
— Нужно было только чуточку пораскинуть умишком.
— Барыня, вас к телефону, — объявила, вбежав в комнату, О-Хару. — Звонит госпожа Итани.
— Ах, какой ужас, я совсем про неё забыла!
— Смотрите, вот и такси!
— Что же делать? Что же делать? — взволновалась Сатико. Юкико же, напротив, казалась совершению невозмутимой, как будто всё это не имело к ней ни малейшего отношения. — Так что же мне ей сказать, Юкико?
— Что хочешь…
— И всё-таки посоветуй, как лучше ей ответить.
— Я целиком полагаюсь на тебя.
— Стало быть, мне следует отказаться от приглашения на завтра?
Юкико кивнула в ответ.
— Я правильно тебя поняла? Юкико снова кивнула.
Сатико стояла и потому не могла рассмотреть выражение лица сестры — та сидела потупившись.
— Ну, я пошла, Эттян. — Юкико заглянула в обставленную по-европейски гостиную, где Эцуко раскладывала игрушечную посуду, собираясь поиграть со служанкой О-Ханой. — В наше отсутствие присматривай как следует за домом.
— Только не забудь про подарок.
— Не забуду. Ты хочешь игрушечную рисоварку, которую мы видели на днях, да?
Из всех тёток Эцуко только старшую звала «тётей». К Юкико и Таэко она обращалась так, будто они были её сёстрами.
— Ты правда вернёшься к ужину?
— Правда.
— Обещаешь?
— Обещаю. Мама и Кой-сан поужинают в Кобэ вместе с папой, а я вернусь и буду ужинать с тобой. Не забудь, что ты должна сделать уроки.
— Нам задали написать сочинение.
— Тогда не играй слишком долго. Напиши сочинение, а я вернусь и почитаю.
— Счастливо вам, Юкико и Кой-сан! — Эцуко проводила их до передней, а потом, как была, в домашних туфлях, поскакала за ними по вымощенной тропинке,[14] перепрыгивая с камня на камень. — Возвращайся к ужину, слышишь? Ты обещала!
— Сколько раз можно повторять одно и то же?! Конечно, вернусь.
— Если не вернёшься, я рассержусь, слышишь?
— Вот надоеда! Да слышу же, слышу.
Юкико радовала пылкая привязанность девочки. Почему-то, когда уходила мать, Эцуко не бежала за ней следом, но, если куда-нибудь отправлялась Юкико, она ни за что не хотела её отпускать и всякий раз ставила какие-нибудь условия. Другим, да первоначально и самой Юкико, казалось, что её нелюбовь к дому в Осаке и затянувшееся пребывание в Асии объясняются прохладными отношениями со старшим зятем, с одной стороны, а с другой — тем, что из старших сестёр истинное взаимопонимание существовало у неё только с Сатико. Однако со временем Юкико, к своему удивлению, обнаружила, что главная причина — в её привязанности к Эцуко. И, поняв это, почувствовала ещё большую нежность к девочке. Однажды Цуруко обиженно заметила: дескать, Юкико любит лишь дочку Сатико, а к её детям совершенно равнодушна, и Юкико не нашлась, что возразить. Однако тут не было никакой загадки — просто Юкико любила девочек, причём именно такого возраста и склада, как Эцуко. У Цуруко же, хотя её окружала целая ватага ребятишек, была только одна девочка, которой не исполнилось ещё двух лет.
