— Что? — спросил Дэвид.
— После всего, что я сделал для нее, так разговаривать со мной! «Не смей меня лапать! Если я не получу эту роль, то можешь засунуть Шахерезаду в свою жирную задницу». С этими словами она ушла. И как тебе это нравится? А я просто хотел немного успокоить ее. Подумаешь, трахается со всем Голливудом, а мне хамит.
Дэвид кивнул. Ему сплетни про Рину Марлоу тоже были известны. После развода с Невадой она словно сошла с ума. Говорили, что вечеринки в ее новом доме в Беверли-Хиллз представляют собой настоящие оргии. Ходили также слухи, что она живет с Элен Гейлард — художницей по костюмам, но печать об этом молчала, и домыслы оставались домыслами. То, чем она занималась, было ее личным делом.
— И что вы собираетесь делать? — спросил Дэвид.
— А что мне остается? Придется дать ей эту роль. Ведь если она уйдет от нас, мы потеряем в два раза больше, чем теряем сейчас. — Берни закурил сигару. — Я позвоню ей днем и сообщу об этом. Хотя нет. У меня есть другая идея. Ты сам поедешь к ней домой и обо все расскажешь. Не хочу, черт возьми, чтобы это выглядело так, будто я дую ей в задницу.
— Хорошо, — согласился Дэвид и направился в свой кабинет.
— Подожди минутку, — окликнул его дядя. — Ты знаешь, кого я встретил в последний вечер в Нью-Йорке? Твоего друга.
— Моего друга?
— Да, ты знаешь, о ком я говорю. Этого сумасшедшего пилота Джонаса Корда.
— О! — воскликнул Дэвис. Они с Кордом за все время обменялись, может быть, парой слов — не больше, и Дэвид сомневался, помнит ли тот вообще о его существовании. — Как он выглядел?
— Как всегда, — ответил Норман. — Бродяга да и только — в каких-то тапочках, без галстука. Не понимаю, как с ним ведут дела солидные люди. Любого другого уже выставили бы в шею. А все из-за его проклятых денег.
— Вы говорили с ним?
— Конечно. Я прочитал в газетах, что он делает новую картину, и подумал, что, чем черт не шутит, может, он снова попадет в точку. И потом, нам надо поддерживать с ним контакт, чтобы мы могли оплачивать большинство счетов его деньгами. Было два часа ночи, его держали под руки две шлюхи. Я подошел и сказал: «Привет, Джонас». Он посмотрел на меня так, как будто никогда в жизни не видел. «Помнишь меня — спросил я. — Я Берни Норман из Голливуда». «О, конечно», — ответил он. Но по его небритому лицу было трудно определить, действительно ли он меня узнал. «Эти две малышки актрисы, — сказал он. — Но я не скажу тебе их имен, иначе ты сможешь увести их. Теперь, если мне нравится девушка, она заключает контракт с „Корд Эксплоузивз“, и ни у кого не остается шанса сманить ее, как ты, черт возьми, сманил Рину Марлоу». И он, словно бы в шутку, хлопнул меня по плечу — я потом два часа не мог поднять руку. Я, конечно, вежливо улыбнулся. «В нашем бизнесе надо быстрей поворачиваться, а не то будешь веселиться только на чужом празднике, — сказал я. — Но хватит об этом, я хотел поговорить о твоей новой картине, которую, я слышал, ты делаешь. Мы отлично потрудились на тебя в прошлый раз, и, думаю, можем продолжить сотрудничество». Корд предложил поговорить там же, не откладывая, и я согласился. «Подождите меня, — сказал он девицам и потянул меня за руку. — Пошли в мой кабинет». Я удивленно посмотрел на него. «У тебя что, кабинет в отеле „Уолфорд“?» «У меня кабинет в любом отеле Соединенных Штатов», — ответил он.
Мы поднялись на лифте, прошли через холл и подошли к двери, на которой было написано «Для мужчин». Я удивленно посмотрел на него, а он улыбнулся. «Мой кабинет», — сказал он и открыл дверь. Мы вошли, внутри было чисто и пусто. Он сел на стул для смотрителя, и по выражению его лица я понял, что он настроен вполне серьезно. «Я еще не решил, в какой компании буду прокатывать свой фильм, — сказал он. — Все зависит от того, где будут лучшие условия». Я сказал, что это звучит заманчиво, но мне хотелось бы знать, о чем фильм. Он сказал, что фильм о пилотах времен мировой войны, что он приобрел около пятидесяти старых самолетов, которые будут принимать участие в съемках. «А-а, военный фильм, — сказал я. — Подобные картины уже отошли после „На западном фронте без перемен“. Его вряд ли кто будет смотреть. Но поскольку я знаю тебя и мы уже плодотворно сотрудничали, то могли бы и продолжить. Каковы твои условия?» «Накладные расходы студии десять процентов, распространение — пятнадцать процентов со всеми расходами, исключенными из общей суммы перед расчетом премиальных за распространение». «Это невозможно, — возразил я, — мои накладные расходы составляют как минимум двадцать пять процентов». «Это не так, — ответил он, — и сейчас я докажу это с помощью простой арифметики. В соответствии с вашим ежегодным отчетом, накладные расходы за последние несколько лет составляли в среднем двадцать один процент. За это время „Предатель“ составил двадцать процентов вашего дохода. Вычтем это из дохода и получим, что накладные расходы составили тридцать шесть процентов. То же самое относится и к студии. Объемы определяют проценты, и если я учту еще и объемы, то не получу ваших обычных процентов. Поэтому я хочу забрать часть тех денег, которые вы прикарманиваете». «Но это неизбежно, — сказал я, — именно так и идет кинобизнес. Мой совет директоров никогда не согласится на другое». «Согласится, — с улыбкой ответил Корд и добавил: — Мы здесь уже так долго, а вы еще не пописали».
От удивления я подошел к писсуару, а когда обернулся, его уже не было. На следующее утро до отхода поезда я пытался разыскать его, но никто не знал, где он. В его офисе даже не знали, что он в Нью-Йорке, он словно сквозь землю провалился. Настоящий проходимец, поверь мне.
Дэвид улыбнулся.
— Я же говорил вам, что он давно все понял, и вы знаете, что его арифметика верна.
Дядя посмотрел на племянника.
— Думаешь, я не знаю, что она верна? Но неужели же он настолько беден, что я должен вырвать для него кусок хлеба из собственного рта?
* * *
— Будьте добры пройти за мной, — сказал дворецкий, — мисс Марлоу в солярии.
Дэвид кивнул и стал медленно подниматься по лестнице. Дворецкий остановился перед одной из дверей и постучал.
— Прибыл мистер Вулф, мадам.
— Пусть войдет, — ответила Рина.
Дворецкий открыл дверь, и Дэвид зажмурился от яркого калифорнийского солнца. Крыша и стены комнаты были стеклянными. В дальнем углу стояла высокая ширма, из-за которой раздался голос Рины:
— Найди себе что-нибудь выпить в баре, я сейчас.
Он осмотрелся. В углу находился бар и несколько обычных парусиновых шезлонгов. Большой белый ковер покрывал почти весь пол.
Из-за ширмы вышла Элен Гейлард. На ней была белая рубашка с закатанными до локтя рукавами и черные, мужского покроя, брюки, плотно облегавшие узкие бедра, белые волосы зачесаны назад на прямой пробор.
— Привет, Дэвид, давай помогу.
— Спасибо, Элен.
— Сделайте мне тоже мартини, — сказала Рина из-за ширмы.
Элен не ответила.
— А тебе что? — обернулась она к Дэвиду.
— Виски с содовой и немного льда.
Элен проворно приготовила напитки и протянула стакан Дэвиду.
— Ну как?
Дэвид пригубил.
— Прекрасно.
— А мой мартини готов? — прозвучал у него за спиной голос Рины.
Дэвид обернулся. Рина выходила из-за ширмы, запахивая белый махровый халат. Одного быстрого взгляда на ее загорелое бедро хватило, чтобы понять, что под халатом у нее ничего нет.
— Привет, Рина.
— Привет, Дэвид. А где моя выпивка? — спросила Рина у Элен.
— Дэвид пришел по делу, — ответила та, — почему бы тебе не выпить после разговора?
— Не командуй, — резко возразила Рина, — и приготовь мартини. — Она повернулась к Дэвиду. — Мой отец дал мне мартини, когда я была еще ребенком, и я могу пить его, как воду. Похоже, Элен не понимает этого.
— На, — коротко бросила Элен.
Рина взяла стакан.
— Будь.
— Будь, — ответил Дэвид.
Рина отпила половину и подвела его к шезлонгу.
— Садись, — сказала она, усаживаясь в соседний шезлонг.
— Отличный у тебя дом, — вежливо произнес Дэвид.
— Хорош, — согласилась Рина, — мы с Элен испытали много приятных минут, обставляя его. — Она подошла к Элен и погладила ее по щеке. — У Элен просто потрясающее чувство цвета. Тебе надо сказать дяде, чтобы он привлек ее к-работе, я уверена, он будет в восторге.
— Рина, — в голосе Элен прозвучали счастливые нотки, — я уверена, что Дэвид пришел говорить не обо мне.
— Я поговорю с дядей, — вежливо сказал Дэвид, — думаю, Элен великолепно справится.
— Вот видишь? — Рина посмотрела на Элен, а затем снова обратилась к Дэвиду: — Вся беда ее в том, что она слишком скромна. А ведь она одна из самых талантливых людей, которых я когда-либо встречала.
С этими словами Рина протянула Элен пустой стакан.
— Налей.
Дэвид бросил быстрый взгляд на пышную грудь Рины. Если она так пьет, то для поддержания формы одного массажа мало. Рина оборвала его размышления.
