Чжан Цзин-жуй угрожающе щелкнул затвором. Добряк Ду так перепугался, что у него даже физиономия перекосилась.
— Мы давно уже все проверили! — крикнул Чу. — У тебя и винтовки и маузер есть! Раз ты их спрятал, значит решил контрреволюцию разводить. Что будем с ним делать? — обратился он ко всем.
— Вяжи его!
— Посадить в кутузку!
У Цзя-фу обеими руками толкнул помещика в спину.
— Ой, мама, мама! — вскрикнул Добряк Ду. — Не надо пугать! Не надо пугать… У меня одышка… Прямо в глазах потемнело!
Помещик повалился на кан. Его подняли, принесли воды и стали отпаивать.
Чжан Цзин-жуй ударил прикладом об пол и злобно выругался:
— Чего притворяешься? Если не скажешь — расстреляем, обязательно расстреляем!
Молчавший до сих пор Го Цюань-хай вынул изо рта трубку и миролюбиво заговорил:
— Ты лучше признайся, Добряк. Скажешь — всем неприятностям конец, а станешь запираться, только хуже будет.
Лицо Ду исказилось плаксивой гримасой:
— Что мне сказать? Ведь и золото и серебро — все отдал…
— Об этом мы тебя не спрашиваем. Если осталось, пользуйся сам, нам не надо. Только оружие отдай, — настаивал Го Цюань-хай.
Помещик снова в изнеможении свалился на кан и, задыхаясь, попросил еще воды. Когда его напоили, он прислонился к стене и медленно начал:
— В прошлом году, в мае, мой сын вместе со старшим сыном Хань Лао-лю Хань Ши-юанем приезжали ко мне из Харбина. То, что Хань Ши-юань привез маузер, — это истинная правда. Но то, что этот маузер был спрятан моим сыном, — сплошная ложь. Спрятал маузер Хань Ши-юань, с которым мой сын ехал в одном вагоне. Хань Ши-юань привез с собой женщину из публичного дома и поэтому не пошел домой, боясь, что его жена будет недовольна. Он остановился в моем западном флигеле. Хань Ши-юань частенько скандалил со своей девкой. Однажды вечером я услышал выстрел. Мы с сыном перепугались и подумали, что он ее убил. Но после этого они, как ни в чем не бывало, отправились охотиться на фазанов. Выстрелы долетели до гор, вблизи которых бродила банда Бэйлая. В полночь бандиты явились ко мне, связали Хань Ши-юаня, увели с собой и прихватили маузер…
— До чего же ты заврался, — с досадой сказал старик Чу.
Возчик переглянулся с Го Цюань-хаем:
— Гляди, как здорово придумал! Все на Хань Ши-юаня свалил, а сам оказался чистым, как новорожденный. Мастер плести небылицы, — рассмеялся возчик.
— Я сказал вам чистую правду. Можете проверить. Жена Хань Ши-юаня еще здесь, спросите ее. Если хоть слово приврал — пусть меня расстреляют.
— Давно проверили, — продолжал возчик. — Уж я-то все твои дела знаю. Ты думаешь, я, старый Сунь, совсем дурак!
— И кому он только врет? — возмутился Чжан Цзин-жуй. — Ведь твой сын был в банде вместе с Хань Ши-юанем и привез из Харбина целый воз награбленных вещей. Кто в то время мог бы проехать на телеге без оружия, когда по всем дорогам грабили и раздевали?..
— У Хань Ши-юаня действительно было оружие. Вещи тоже ему принадлежали, — настаивал Ду.
— Ты теперь все на мертвого свалить норовишь. И когда это Хань Ши-юань жил у тебя в западном флигеле? Никто этого не видел, а вот, что твой сын постоянно чистил оружие, сидя на кане, — все соседи видели. Я тебя опять спрашиваю: выдашь ты оружие или нет? — и Чжан Цзин-жуй вскинул винтовку.
— Послушай, Добряк, — обратился к помещику Го Цюань-хай. — Башка, видно, у тебя и в самом деле, что ивовый чурбан. Ничем ее не прошибешь. Так вот я тебе говорю: нам твоих слов больше не надо. Твоя сноха уже во всем призналась.
Жирное тело помещика так и затряслось. Лицо его все покрылось испариной, но и тут он не отступился:
— Соседи, да право же у меня ничего нет…
— Уведите его! — коротко приказал Го Цюань-хай милиционерам.
Один из них схватил Ду за шиворот, другой принялся вязать.
— Не надо, никуда он не убежит, — остановил их председатель.
Помещика вывели. Старик Сунь сорвался с места и кинулся следом:
— Осторожнее! Не давай ему подходить близко к вязам, а то еще, чего доброго, стукнется головой о дерево и кончится раньше времени.
— Без тебя знаем! Вечно суешь нос, куда не спрашивают! — рассердился милиционер.
Однако Сунь простоял на крыльце до тех пор, пока помещика не провели мимо вязов.
Светила луна. На свежем снегу остались беспорядочные следы трех пар ног…
После допроса Го Цюань-хай вместе со всеми направился к усадьбе Добряка Ду.
Полная луна озаряла занесенную снегом деревню. Было морозно. Го Цюань-хай опустил уши своей шапки и спрятал руки в рукава. В это время в восточной комнате главного дома помещичьей усадьбы при тусклом свете масляной лампы женщины деревни Юаньмаотунь все еще допрашивали Пышку. Та пугливо озиралась по сторонам. Кругом были чужие ей, враждебные лица. В комнату набралось десятка два крестьянок. Некоторые пришли с детьми. Поджав под себя ноги, они расположились на кане и, дымя длинными трубками, кормили грудью малышей. Слепая старуха Тянь сидела возле стола и внимательно прислушивалась к голосам. За ее спиной стояла вдова Чжао.
Го Цюань-хай распахнул дверь, и клубы морозного воздуха на мгновение заполнили комнату. Навстречу ему поднялась Дасаоцза. Понизив голос, она заговорила:
— Сколько ни спрашиваем, ответ один: «Не знаю».
Го Цюань-хай посмотрел на Пышку.
— Вот что, — обратился он к снохе помещика, — все говорят, что ты знаешь, где оружие. Если не укажешь, а мы найдем, тебе плохо будет.
Пышка украдкой покосилась на Го Цюань-хая, чтобы убедиться, насколько серьезна эта угроза, и дрожащим голосом спросила:
— А если скажу, но вы почему-либо не найдете, что мне тогда будет?
— Ты только скажи правду, а найдем или не найдем, это уже не твоя забота. Винить не станем, — пообещал он и, чтобы положить конец ее нерешительности, добавил: — Утаишь — засадим в кутузку. Пожалеешь, да поздно будет.
— А если свекор меня прибьет?
— Не посмеет! — крикнул старик Чу.
— Мы тебя защитим, — вставила Дасаоцза.
— Наша Дасаоцза сделает, раз говорит, — раздался голос вошедшего в этот момент старика Суня.
— Если я скажу про оружие, вы примете меня в женский союз? — робко спросила Пышка.
— Если даже и не примут в союз, все равно прославишься, — дипломатично ответила Дасаоцза.
— Ладно, скажу…
Пышка сообщила, что сын Добряка Ду отдал две винтовки на сохранение ее брату, который живет в деревне Уцзя. Однажды, гостя у матери, она видела две новые японские винтовки, но куда их спрятали потом, не знает.
Го Цюань-хай велел Суню запрягать, а Лю Гуй-лань и Дасаоцзе собрать женщин, расставить их у всех ворот и никого не выпускать. Чжан Цзин-жую он приказал сторожить конфискованное имущество, свезенное в крестьянский союз, а сам с двумя милиционерами и Пышкой отправился в деревню Уцзя.
Над необозримыми снежными полями ярко горели звезды. По укатанной дороге сани летели, как птица. Немного отъехав, Го Цюань-хай спросил Пышку о маузере.
— Может быть, есть — только я не знаю, — ответила женщина.
— А из-за чего это ты все ссоришься со старшей снохой?
Пышка вспомнила о кольце, расстроилась и принялась честить Тощую Коноплю и ее мужа.
— Успокойся, — прервал ее Го. — Ты лучше скажи, знает ли про маузер Тощая Конопля?
— Конечно, знает! Ведь это ее с мужем дела. Без нее не обошлось.
Въехали в деревню Уцзя. Сунь подкатил к дому матери Пышки. Ворота были заперты. Пышка постучала. Когда ворота открыли, она быстро вошла в дом и, растолкав спящего брата, шепотом с ним переговорила. Молодой парень быстро оделся и вышел к саням.
— Идемте, — кратко бросил он.
Старик Сунь и Пышка остались ждать, а Го Цюань-хай с милиционерами направились к лесу.
Уже всходило солнце, рассыпая по снегу ослепительные золотые блестки. Пройдя около трех ли, они достигли небольшого пригорка. Провожатый остановился у поваленной сосны и разгреб ногами мягкий снег. Из-под снега показалась промасленная тряпка. Милиционеры вытащили сверток и развернули. В нем оказались две винтовки. Затворы, смазанные жиром, были в хорошем состоянии, но на стволах уже появилась ржавчина.
Неподалеку от того места, где были обнаружены винтовки, брат Пышки выкопал и патроны.
Когда возвратились в деревню Юаньмаотунь, наступало уже время завтрака, и над белыми крышами лачуг курился сероватый дымок. Он неподвижно стоял в тихом морозном воздухе.
Го Цюань-хай отослал старика Суня и обоих милиционеров отдыхать, а сам вместе с Пышкой направился к усадьбе Ду.
Придя в усадьбу, Пышка стала уговаривать Тощую Коноплю указать, где спрятан маузер. Та с презрением поглядела на невестку, вынула изо рта свою трубку и молча сплюнула сквозь зубы. Тогда за Тощую Коноплю принялись вошедшие следом Дасаоцза и Лю Гуй-лань. Пышку, присутствие которой было теперь бесполезно, Го Цюань-хай отослал спать.
