слоем тины у этого темного болотного царства, было еще больше, и они оба беспрерывно ткали, ткали.
Со временем они соткали такое вот предание старины — подлинно сказание червяков…
"Это Великий океан, — болото это.
В него впадают все четыре реки рая… Хидекл приносит с собой золото — это та тина, от которой зависит существование червей. Прочие три реки несут с собой цветы — водоросли, среди которых они по праздникам играют в прятки; жемчуг — ракушки; и кораллы — разные там гнилушки…
Небосвод над Великим океаном — это зеленая оболочка — лоснящаяся ермолка, что над болотом. Это совсем особое небо, для их мира…
Попавшие сюда случайно кусочки яичной скорлупы играют здесь роль звезд, а подгнивший подсолнечник для них — солнце
В общем, хорошо жилось в болоте, где каждый был доволен собою и всеми. Тот, кто живет в Великом океане, естественно, является рыбой, — и червяки называли друг друга: линями, щуками, а на могилах начертали обычно: "Крокодил", "Левиафан". "Плотва" считалась самым большим оскорблением, а за "Пескаря" не прощали даже в судный день. Пышным цветом процветали там астрономия, поэзия, философия… Кусочки яичной скорлупы считали до тех пор, пока не пришли к выводу, что они неисчислимы.
Романтики воспевали сферы небесные на все лады. При этом патриотов они приравнивали к звездам, звезды — к очам женщины, женщин — к самим небесам, либо к геенне огненной. Подгнивший подсолнечник философия населила душами умерших праведников.
Короче говоря, все было на месте! Жизнь тут переливалась всеми цветами радуги. Со временем был создан свод законов с сотнями комментариев; введены тысячи обрядов. И когда какому-либо червячку, бывало, вздумается что-либо изменить во всем этом, ему достаточно было представить себе, что скажет на это "свет", чтоб он покраснел от стыда, тут же раздумал и раскаялся…
Но… однажды разразилась катастрофа!
По болоту прошло стадо свиней.
Чудовищные копыта растоптали небо, размесили тину, раздробили кораллы, помяли цветы… Весь этот обособленный "мир" пришел вдруг в запустенье и мрак…
Часть червяков спала в это время глубоко в тине (а червяки спят долго), они и спаслись… Когда они выбрались наверх, "небо" уже снова сошлось, заплыло… Но целые горсти раздавленных, придушенных и растоптанных червей валялись непогребенными, и они свидетельствовали о происшедшей катастрофе.
"Что тут произошло?" — спрашивали проспавшие червяки, разыскивая живое существо, которое рассказало бы им об этом столпотворении. Но не так просто пережить сотрясение небес. Кто не был Тогда раздавлен, умер от испуга, а кто не погиб от испуга, скончался от боли. Остальные сами покончили с собой… Без неба — какая жизнь!..
Один, правда, остался в живых. Но когда он им рассказал, что небо, которое они видят теперь, — иное, совсем иное, "только что с иголочки", а то, старое небо, растоптано дикими животными; когда он им сказал, что небо у червей не бывает вечным, что вечно только общее небо, — все тут же догадались, что он сошел с ума.
И с великим состраданием его связали и отправили в сумасшедший дом…
1915
Перевод с еврейского Я. Левина.
Однажды, — рассказывала мне моя бабушка, — объявился в наших местах Многоликий. Случилось это во владениях одного помещика, где она корчму арендовала — и потому-то она знала эту историю.
Откуда он взялся? — Неизвестно.
Одни говорят, что его мать была стряпухой и с дежек его наскребла — поскребыш, прости господи!
Другие рассказывают по-другому: стоял на дворе под навесом ящик, куда вся дворня сливала все, что ей нужно было сливать, собаки тоже… От того вырос гриб… Не собачий гриб, а… как бы это сказать, ну… разновидный…
Затем подул как-то ветерок, гриб снесло, он пополз и уже позднее поднялся в виде живого существа — и вот он — Многоликий…
Так или иначе, но по происхождению он из помещичьих владений!!
И удивительнейшим существом был этот Многоликий!
Без костей, из одной мякоти, а головка свободно вращалась на шее, как на хорошо смазанном шарнире. Сам он — ни с места, а головку поворачивает то на восток, то на запад, то на юг, то на север, куда хотите! И так как он каждому поддакивал, то он со всеми жил в ладах, ни от кого никогда не страдал, даже тогда, когда другие страдали…
Дерутся два петуха. Один кричит: "Кукерику!" — другой обязательно: "Кикерики!.." Многоликий не вмешивается. Но когда весь двор уже усыпан пухом и перьями и петухи уже валятся с ног — он подходит и заявляет:
— Вы оба правы: синедрион говорит: "Кукерику!", а комментарий к нему: "Кикерики!.."
И оба петуха остаются врагами между собой, а ему — другом.
То был неспокойный двор. Собака норовила укусить свинью за ухо, кошка фыркала на собаку; а орел, с подстреленным крылом, мрачно расхаживал здесь, и от этого всех в пот бросало. Но Многоликий был со всеми в приятельских отношениях. Он держался то за правое, то за левое ухо, и свинья думала, что его тоже покусали. Собаке он нашептывал: "Бр-р-р… все сплошь воры, одна только ты честная!" Затем он вскакивал на забор и вместе с кошкой умывался перед дождем…
Заметив внезапно орла, он делал грустное лицо и на одном глазу у него выступала слеза. "Да, брат, нехорошо подстреленному!" — вздыхал он. А орел думал, что он тоже тоскует по высоким облакам, и уходил с поникшей головой, но со смягченным сердцем: "Тоже, видно, пострадавший!.."
А когда никто не видел, он, бывало, заскочит к ослику в хлев и шепнет ему на ухо: "А знаешь, Кант мне уж тоже начинает не нравиться!.."
И на этом свете… тьфу! тьфу! — я имею в виду, помещичьи владенья — ему жилось совсем неплохо… Со всеми он был в ладах, со всеми дружил, от каждого ему кое-что перепадало… И у каждого в памяти из-за его поддакивания сохранился о нем кусочек доброго чувства. И хотя никто его не любил, его все же приглашали: кто на завтрак, кто на обед. А он не брезговал ничем… И каждый с ним раскланивался, при этом удивлялся в душе: "Почему это он мне неприятен?.."
Но вечно не живет ничто, даже Многоликий! Пришло и его время. И дух его занесло в пустыню, на сборный пункт, где души всех зверей, животных и птиц сходятся вместе, и ангел смерти их сортирует, расфасовывает и отправляет на тот свет…
Когда прибыл Многоликий, степь уже была покрыта отобранными партиями душ разных видов и родов, которые в последний раз
