— У меня, как у всех, была холерина, — сказал мужчина. — Ну сбегаешь лишний раз до ветру, и все дела. От этого не часто помирают. Все дело в погоде. Так что и нечего шум подымать.
Впрочем, он должен был признать, что кое-какие вещи кажутся странными, однако не следует считать, что в этом виноваты мушки, которые попадают в рот, когда дышишь. Его кум рассказывал, что в Лa-Мотт, в пяти лье отсюда, заговорила собака; она даже могла повторить текст катехизиса о последнем причастии. А еще все говорили, что двадцать второго июня над Гантьером прошел дождь из жаб. Все это факты. Он знал одну женщину, очень порядочную, мать семейства; так вот, она клялась жизнью своих детей, что сама вытащила из уха своей младшенькой, ее зовут Жюли, желтую змейку, не толще пальца и длиной с иголку. Зверюшка была строптивая, как ослик; а когда она ее разрубила сечкой, та, прежде чем умереть, очень внятно сказала: «Ave Maria». Да вот и сам он пять дней назад, утром, пас овец на тех равнинах, где они проезжали, и вдруг увидел над Вомелем облако, которое он сначала принял за дым, потом за сажу, а оказалось, что это пятьсот тысяч ворон. Они делали маневры, как на параде.
— Раз вы офицер, так я скажу, что они будто шли строем против кавалерии. А голос, доносившийся из — под земли, давал приказания. Это еще не все. Я поднялся по склону с моими овцами, — продолжал мужчина, — и спрятался за гребнем. «Стой! Докладывай!» — скомандовал голос. Вороны спустились и расселись на земле. «Кто ел христиан?» — спросил голос. «Я! Я! Я!» — закричали они. «Направо, по четыре в ряд, — скомандовал он, — подходи за наградой». И они двинулись по четыре в ряд к большому, одиноко стоящему буку. А там в тени кто-то невидимый говорил: «Я вами доволен. Узнают они у меня, где раки зимуют». Один король сменяет другого, будто в чехарду играют, а народу беда. Короче, он снова разослал войска на свои посты. Ты — в Вомель. И тот под звуки боевых труб мчится впереди своих эскадронов. Ты — в Монтобан, ты — в Бомон. И вот уже гремят барабаны, и эскадроны трогаются в путь. Его гонцы, конечно же, обнаружили меня в моем укрытии. Но я его интересовал не больше, чем прошлогодний снег. У него, как всегда, был свой план сражения. Когда я вернулся на прежнее место, ворон уже не было. Я глянул, нет ли кого под буком, сначала издали, потом подошел вплотную: натурально — никого. И после этого мне будут толковать о мушках! Смех, да и только!
С итальянской серьезностью Анджело ответил, что, действительно, им тоже случалось встречать довольно странных ворон.
— На Рождество будет десять или двенадцать лет, как моя жена перестала говорить. Я, собственно, не жалуюсь, но это и все остальное говорит о том, что холера — штука не новая. А вечно мы за все платим. Только я не позволю, чтобы прикарманили мои денежки. Пусть отдают то, что они мне должны. А ежели нет, то, верно, на свете только и остается, что ваша свобода.
Утром небо было ясным. День сулил быть великолепным. Все горы украсились уже золотисто-розовой листвой.
— Вы еще немножко бледненькая, — сказал Анджело. — Вчерашнее путешествие утомило вас морально и физически. Хотите, отдохнем еще денек? У нашего хозяина явно нет холеры.
— Я чувствую себя сильной, как вол, — ответила она. — Просто я не спала полночи. Если вороны Наполеона Первого не склевали нашу кукурузу с сахаром, то давайте съедим ее, выпьем чаю и в путь.
Так как хозяин заверил их, что в долине нет солдат, они двинулись по направлению к деревне. Местность, по которой они ехали, мало чем отличалась от вчерашней. Часа через два пути они увидели впереди заросшую ивами ложбину и крыши двух десятков домов, теснившихся среди лугов.
Шагах в ста от деревни тропинка превращалась в хорошую дорогу. Анджело и молодая женщина радостно пустили лошадей крупной рысью.
Не сбавляя темпа, они въехали в узкий проход между сараями, когда впереди послышались неприятные звуки, но они не могли на полном скаку повернуть назад и очутились на небольшой площади, полной солдат. Телеги, перегораживавшие все выходы, превращали ее в мышеловку.
Пять или шесть драгунов окружили молодую женщину таким плотным кольцом, что ее не было видно, и не давали ей двигаться вперед. Анджело думал лишь о том, чтобы приблизиться к своей спутнице, но за спинами драгунов мог разглядеть только ее маленькую шляпку.
— Согласитесь, патрон, что ловко все было проделано, — сказал бригадир, удерживая Анджело за стремя. — Глотайте пилюлю и не морщитесь. В конце концов, это не смертельно. Это для вашего же блага.
— Прикажите вашим людям отойти от этой женщины, — холодно-высокомерно ответил Анджело. — Мы не собираемся бежать.
— Не горячитесь, мой принц, — ответил бригадир. — Не съедим мы вашу красотку. Мы не голодны.
Тощий лейтенант, длинный и бледный, который, казалось, дрожал от холода в своем широком плаще, отдавал приказания. Солдаты отстранились, и Анджело смог подъехать вплотную к своей спутнице. Та не утратила самообладания и незаметными движениями руки заставляла лошадь отступать, чтобы поставить ее крупом к стене. Анджело последовал ее примеру. Наконец они смогли осмотреться и оценить обстановку.
Перед ними было человек двадцать драгунов; шестеро уже были в седле и готовились обнажить шпаги. Другие держали карабины на изготовку.
— Стрелять не будем, — шепотом сказал Анджело.
— Подождем подходящего случая, — ответила она.
Лейтенант был явно болен. Очень черные усы подчеркивали зеленоватую бледность кожи около рта. Щеки у него ввалились, а в широко открытых блестящих глазах светилось так хорошо знакомое Анджело удивление. Он подошел спотыкающимся шагом, путаясь в полах плаща.
— Не злитесь, — сказал он.
— Мы не понимаем, в чем дело, сударь, — вежливо ответил Анджело.
— Откуда и куда вы едете?
— Мы из Гапа, — сказала молодая женщина, — и возвращаемся домой.
Лейтенант долго смотрел на нее. Он смотрел так, будто изучал ее с головы до ног, на самом же деле чувствовалось, что он прислушивается к тому, что происходит в нем самом. Он дышал, словно лошадь перед ведром грязной воды.
«Ему осталось не больше часа», — подумал Анджело.
— Сейчас домой не возвращаются, сударыня. Путешествовать запрещено. Все, кого задерживают на дорогах, отправляются в карантин.
— Было бы лучше позволить нам вернуться домой, — тихо, очень любезно возразила молодая женщина.
— Не мое дело решать, что было бы лучше, — ответил лейтенант. — Я выполняю приказ.
Он хотел сделать безупречный поворот кругом, но вдруг схватился за живот.
— Восемь человек, — сказал он бригадиру, не оборачиваясь, — под командой Дюпюи. Две группы по четыре человека: одна — для мужчины, другая — для женщины. Следуйте за ними в пяти шагах. Отведите их в Вомель. Не мое дело решать, что было бы лучше, — повторил он, глядя на Анджело, и вернулся на соломенную подстилку, которую солдаты приготовили для него под навесом сарая.
— Спокойно, дамы, господа, — сказал сержант Дюпюи, огромный и красномордый. — Не осложняйте мне жизнь. Я в восторге от вашего маневра. Я восхищен, сударыня, вы знаете, как нужно поставить клячу, чтобы потом послать ее в атаку. Вы не новички, да ведь и я тоже. Стало быть, нам лучше не ссориться. Лейтенант через час даст дуба, и здесь будет полно мух. А потому следуйте-ка за папашей Дюпюи. Я отведу вас в гостиницу Английского Короля. — И он занялся расстановкой своих солдат.
— Действуйте только наверняка, — тихо сказал Анджело. — Если сможете бежать одна, бегите. Я им тут задам работку. Спрячьте ваши пистолеты.
— Я уже спрятала, но только один. Они слишком большие.
Чтобы освободить проход, одну телегу отодвинули, и они покинули этот импровизированный редут вместе со своим эскортом.
Анджело в окружении четырех драгунов ехал впереди. Когда маленький отряд перешел на рысь, Анджело затрепетал от радости при виде скачущих рядом с ним мундиров. Они мчались по равнине, покрытой чахлыми полями, где чернели неубранные хлеба. Но утро было радостным, с неба лились потоки золотистого света, и стук лошадиных копыт на дороге не мог заглушить голоса тысяч жаворонков. Этот мирный щебет, эти солдаты, эти широкие, залитые светом просторы, цокот копыт, к которому Анджело всегда прислушивался, прежде чем отдать приказ, — все приводило его в восторг.
Дюпюи крикнул, что они едут слишком быстро.
— Ну-ну, голубчик, — пробормотал он сквозь свои белые льняные усы, — со мной у тебя эти штуки не пройдут. А вы, — добавил он, обращаясь к солдатам, — вы что, не видите, что этот тип запросто заткнет вас за пояс. Вы только гляньте, как он сидит на своей лошадке. Еще минута, и он поведет вас в атаку. Кой черт послал мне таких олухов!
Тем временем дорога привела их к подножию холма. Они перешли на шаг и стали подниматься по совершенно голой желтой равнине, на которой лишь изредка попадались уже облетевшие тополя, такие белые, что они растворялись в солнечном свете, превращаясь просто в пучки искр. Со всех сторон вдоль горизонта бежали горные хребты, сверкавшие всеми цветами радуги на фоне светлого неба.
