Ночью плыть через ущелья слишком опасно. Пароход причалил к самому подножию горы. На ее вершине расположился город Байдичэн. Все семейство Баоцина могло видеть его с парохода.
На следующий день рано утром капитан парохода объявил, что сломалась машина и на ее починку уйдет два дня.
А на третий день к вечеру подошел еще один пароход и пришвартовался поблизости, чтобы переждать ночь.
Баоцин пошел поглядеть на пароход. Большинство пассажиров готовились подняться на гору, чтобы осмотреть город. Баоцин уже был там днем раньше и потому остался внизу. Он довернулся и пошел обратно вдоль берега, медленно, заложив руки за спину, думая о чем-то своем.
Не пройдя и нескольких шагов, Баоцин почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и обомлел от радости. Перед ним стоял Мэн Лян, радостный, улыбающийся. Он сошел с только что причалившего парохода. Жутко похудевший, он был похож на скелет. Оказывается, его недавно выпустили.
– Победа, – сказал он, улыбаясь. – Поэтому они меня и выпустили. Вы спрашиваете, как я вышел, но мне кажется, важнее разобраться в том, как они меня туда упрятали.
Баоцин кивнул.
– Я так и не понял, почему они вас схватили, в чем ваша вина? Я хотел спасти вас, но никто не хотел говорить, куда вас девали.
– Я знаю. Друзья беспокоились обо мне, но теперь должны беспокоиться те, кто меня схватил и посадил в тюрьму... Дни их сочтены...
Они оба молчали. Баоцин думал о тех страданиях, с которыми столкнулся Мэн Лян. Спокойно текущая вода, аромат диких трав и чистое безоблачное небо развеяли беспокойство.
Баоцин хотел, чтобы Мэн Лян повидался с Сюлянь. Покраснев, он сказал Мэн Ляну, что у нее уже есть ребенок. Мэн Лян вовсе не был удивлен. Он сказал:
– Я погляжу на нее после. Несчастное существо. Она, как н я, тоже оказалась в тюрьме. Только я сидел в простой тюрьме, а она – в духовной.
Баоцин вздохнул.
– Я и вправду ее не понимаю и ничего не могу ей посоветовать или предложить. Она волнует меня больше всего. Восемь лет войны, хаос и беспорядок. Можно считать, что мне как актеру повезло и я прожил эти годы неплохо. Очень многие, более способные, чем я, устроились хуже. Только вот Сюлянь, это поистине боль моего сердца.
– Я понимаю. – Мэн Лян встал, чтобы размять ноги. – Дорогой друг, ваши поступки всегда следовали общему течению, только вы сами этого не замечали.
– Приведите мне какой-нибудь пример.
– Вы не соглашались продать Сюлянь, это прекрасный пример. Но это вовсе не была ваша идея. Времена изменились, и вы должны были измениться вслед. Жена наша считает, что нет ничего плохого в продаже людей, потому что веяния новой эпохи еще не коснулись ее. Есть масса людей, которых она еще не коснулась. Фраза, которую часто произносит ваша жена – «Раз скиталец, значит, человек с несчастной судьбой», – была известна восемьсот лет назад. Но она продолжает ее повторять, как будто это что-то совершенно новое. Вот вы – человек более передовой. Вы идете впереди нее.
– Спасибо вам на добром слове! – закивал Баоцин.
– Посмотрите на воды этой реки, – продолжал Мэн Лян. – Некоторые рыбы плывут по течению, а некоторые знай себе прячутся в щелях между камней, и ни с места.
– Есть такие рыбы, – подтвердил Баоцин.
– Как ваша жена, которая вообще не желает шевелиться. Вы продвинулись вперед, знаете, что продавать людей нехорошо. Однако и вы продвинулись всего лишь немножко. В других областях вы стали похожи на рыбу, прячущуюся в расщелинах, и не двигаетесь совершенно. Вы не хотели признать, что Сюлянь нужна любовь, поэтому не смогли наставить ее на правильный путь. Тоскуя по любви и не получая ее, Сюлянь мучилась. Первый же мужчина, которого она встретила, обманул ее. Она думала, что это и есть любовь. Любовь и вожделение различить не так легко. Это вы познакомили ее с Чжан Вэнем... Если бы вы понимали, иго любовь вовсе не зазорна, то должны были бы откровенно с ней обо всем поговорить и помочь. Кончилось же это тем, что вы решили пойти на хитрость, допустимую разве что в отношении ваших коллег, вот все и провалилось. Вы потерпели поражение потому, что не понимали, что времена изменились. Сюлянь оказалась очень смелой, решила идти напролом, вот и расшибла себе голову. Она стала жертвой закона природы. Мой друг, вы вместе с ней попали в омут. – Мэн Лян показал пальцем на воронку посреди реки.
Баоцин наклонился вперед, чтобы разглядеть убегающие волны.
– Я надеюсь, что она сможет тихо и спокойно пережить все случившееся.
– Завтра мы уже будем проходить ущелья, – сказал Мэн Лян. – Опасных порогов и отмелей там хоть отбавляй. Опытный лоцман может спокойно и уверенно провести пароход через самые опасные места. Поэтому я давно говорил, что нужно отправить Сюлянь в школу. Будь у нее знания и опыт, возможно, она не потеряла бы направление в этом огромном омуте человеческой жизни. Я сослужил ей медвежью услугу и очень виноват. Я и подумать не мог, что шкала может настолько испортиться. Такая девушка, как Сюлянь, конечно же, не вынесла подобного унижения. Я отношусь к ней как к своей родной дочери. Однако я хоть и не преднамеренно, но стал причиной ее несчастий.
Помолчав довольно долго, Баоцин спросил:
– Вы думаете, что если бы Сюлянь училась в той школе, то все эти неприятности не произошли бы? Разве у молодых людей, которые свободно болтают о любви, не бывает несчастий?
– Любовные драмы происходят во все времена и со всеми, – сказал Мэн Лян. – Не только с Сюлянь. Знания и опыт сослужили бы ей добрую службу, но не смогли бы застраховать от случайностей. Вы не думайте, что Сюлянь родила ребенка и на этом все кончилось. Сама любовь стала для нее жизненным уроком. Столкнувшись с такой бедой, она приобрела больше мудрости. Потеря невинности вовсе не значит, что она не может двигаться вперед. Вам только нужно хорошенько ею управлять, вдохновлять ее, и она сможет снова обрести уважение и веру в себя. – Мэн Лян внимательно смотрел на Баоцина, будто боялся, что тот не поверит его словам. Он расстегнул ворот рубашки, из-под которой показались рубцы. – Когда я сидел в тюрьме, они обращались со мной вот так. Это выжжено ароматными палочками.
Баоцин был потрясен. Мэн Лян продолжал:
– Рубцы уже зажили, и я остался самим собой. Я по-прежнему хочу писать книги и говорить то, что думаю. Я не стыжусь этих шрамов, потому что никогда не сдавался на милость этим зловещим силам только из-за того, чтобы какое-то время не подвергаться страданиям. Выдавался день, когда меня не трогали, и я работал весь этот день. Я не испугался бы, даже если все мои кости перемололи и пустили бы на удобрение полей, лишь бы это приближало день освобождения народа. С определенной точки зрения беды, которые свалились на Сюлянь, похожи на мои. Я говорил правду, поэтому меня посадили в тюрьму. Я писал вещи, в которые я верил, поэтому натерпелся страданий, Сюлянь хотела построить жизнь согласно своему желанию и в результате была наказана. Новая эпоха наступит, только перед этим пострадает очень много людей.
Мэн Лян замолчал и перевел дух. Баоцин поднял руку, чтобы потрогать шрамы на его груди, но Мэн Лян быстро застегнул ворот.
– Со мной все в порядке, – сказал он. – Сюлянь оказалась в беде, и вы должны не только жалеть ее, но и подумать, как ее лучше понять. Она очень умна и целеустремленная. Если вы сможете осознать, что она всего лишь жертва эпохи, то сможете и подбодрить ее, взрастить в ней надежду на будущее. Не нужно бояться Чжан Вэня. Он и свора ему подобных в конечном счете будут уничтожены. Его соединение с Сюлянь – это столкновение двух различных сил. Поглядите! – Он показал на реку. – Вон в том омуте оказались рыба и мышь. Мышь очень скоро погибнет, а рыба выплывет из омута. Конечно, и мышь имеет возможность выбраться оттуда. Если Чжан Вэнь и ему подобные будут продолжать существовать, тогда нашей стране придет конец. Если только у Китая появится надежда, то Сюлянь сможет стать счастливой. Возможно, это будет нелегким делом, но вы и я обязательно должны хорошенько позаботиться о ней и повести ее по счастливому пути.
Заходящее солнце оставило на поверхности реки ослепительную золотистую полоску, высветив маленькую воронку. Баоцин будто увидел в ней улыбающееся лицо Сюлянь, вокруг которого шевелились водоросли, похожие на ее косички. Он стал напевать слова из сказа под барабан:
