— Бог мой, да это Мироболан! — воскликнул Стронг и расхохотался. Bonjour, chef! Bonjour, chevalier!
— De la croix de Juillet, chevalier! [53] — отозвался тот, указывая на свой орден.
— Э, а вот и еще ордена! — улыбнулся Пен.
Кивая Стронгу, как доброму знакомому, к ним подходил мужчина с иссиня-черными, явно крашеными волосами и бакенбардами, с хитрыми глазками и белыми ресницами, с густой сетью морщин на красном, необычного оттенка, лице, с множеством алмазов и других драгоценных камней в жилете и галстуке, с огромными руками в перчатках, толстыми ногами, упрятанными в большущие блестящие сапоги, и с полосатой ленточкой в петлице.
Стронг пожал ему руку.
— Мой друг мистер Пенденнис, — сказал он. — А это — полковник Алтамонт, из личной охраны набоба Лакхнаусского.
Полковник и Пен обменялись поклонами, и последний стал жадно искать глазами ту, ради кого он сюда приехал.
Ее еще не было. Но скоро оркестр заиграл "Вот идет герой с победой" и в зале появились знатные гости — вдовствующая графиня Рокминстер, мистер Пинсент и мисс Белл, сэр Фрэнсис Клеверинг, баронет из Клеверинг-Парка, леди Клеверинг и мисс Амори, сэр Хорэс Фоги, баронет, леди Фоги, полковник и миссис Хигз, мистер Уэг (как перечисляла их на следующий день газета графства).
Пен, минуя Бланш, бросился к Лоре и схватил ее за руку.
— Спасибо! — сказал он. — Мне нужно с тобой поговорить… как можно скорее… Пойдем танцевать.
— На три первых танца я уже приглашена, милый, — отвечала Лора с улыбкой; и он отступил, кусая с досады ногти и забыв поздороваться с мистером Пинсентом.
Тем временем полковник Алтамонт внимательно разглядывал свиту леди Клеверинг, прикрывая лицо пахучим носовым платком, чтобы спрятать усмешку.
— Кто эта девица в зеленом, а, капитан? — спросил он у Стронга.
— Это мисс Амори, дочь леди Клеверинг, — отвечал тот. Полковник чуть не задохнулся от смеха.
Стоя в тени оконной ниши за тонкими белыми занавесями и мрачно хмуря лоб, Артур Пенденнис смотрел, как мисс Белл танцует свою первую кадриль с мистером Пинсентом. Лицо мисс Лоры сияло от радости. Музыка, свет, толпа возбуждали ее. В пышном белом платье, со счастливой улыбкой на открытом, разрумянившемся лице и темными локонами, падающими на плечи, она старательно проделывала фигуры танца, и не одни мужские глаза восхищенно следили за ней; а леди Фоги, которая имела дом в Лондоне и потому, наезжая в деревню, нестерпимо важничала, спросила у леди Рокминстер, кто эта молодая особа, нашла в ней сходство с некоей царицей лондонских балов и заявила, что она вполне презентабельна.
Леди Рокминстер не допускала мысли, чтобы какая-нибудь ее протеже могла быть непрезентабельной, и только подивилась, как у леди Фоги хватает нахальства вообще судить об этом. Время от времени она оглядывала Лору в лорнет и осталась вполне довольна безыскусственной красотой девушки и ее веселым, невинным лицом. Руки у ней красноваты, но это с годами пройдет, А держится она куда лучше, чем эта вертушка мисс Амори, что танцует напротив нее.
Мисс Бланш и в самом деле была Лориной визави, и уж она и улыбалась своей лучшей подруге, и кивала ей, и переговаривалась с нею, когда они оказывались рядом, и всячески ей покровительствовала. Белее ее плечиков не было во всей зале, и они ни минуты не оставались в покое; как и ее глаза, которые беспрестанно стреляли по сторонам; как и вся ее фигурка, которая точно говорила всем и каждому: "Смотрите на меня, а не на эту розовую, здоровую, крепкую деревенскую девчонку — она и танцевать-то не умела, пока я ее не выучила. Вот, полюбуйтесь, как танцуют в Париже… вот самая изящная ножка в этой зале и самый изящный башмачок. Полюбуйтесь, мистер Пинсент. И вы, мистер Пенденнис. Я знаю, почему вы там хмуритесь за занавеской. Знаю, что вам до смерти хочется потанцевать со мной".
Лора, танцуя, тоже поглядывала на Пена, укрывшегося в нише окна. Он оставался в этом убежище до конца первой кадрили, и остался бы и дольше, но тут добрая леди Клеверинг поманила его к себе, и Пен, краснея и конфузясь, как то обычно бывает с очень самоуверенными молодыми людьми, подошел к почетному месту, где сидели пожилые дамы. Он надменно поклонился леди Рокминстер, которая в ответ лишь мельком на него взглянула, а потом засвидетельствовал свое почтение вдове покойного Амори, ослепительной в своих брильянтах, перьях, бархате, кружевах и прочих изделиях портновского и ювелирного искусства.
Танцевать с мисс Белл вторую кадриль удостоился юный мистер Фоги, еще учившийся в Итоне и с нетерпением дожидавшийся усов и зачисления в драгунский полк. Он не скрывал своего восхищения девушкой. Ему казалось, что очаровательнее он никого не встречал. Он так и сказал ей: "Вы мне гораздо больше нравитесь, чем эта француженка". (Перед тем он танцевал с мисс Амори.) Лора весело рассмеялась и, все еще смеясь, заметила Пена, который, со своей стороны, все еще дулся, напустив на себя нелепо высокомерный вид. Потом заиграли вальс, и юный Фоги, с грустью вспомнив, что не умеет вальсировать, дал себе слово на ближайших вакациях нанять учителя.
Мисс Лору опять ангажировал мистер Пинсент, и Пен с яростью увидел, как рука этого джентльмена обвила ее талию и они закружились по зале. Прежде ему и в голову не приходило сердиться, когда летними вечерами в Клеверинг-Парке они устраивали танцы — выносили столы и стулья, призывали сверху гувернантку играть на фортепьяно, и сам он, и шевалье Стронг (превосходный танцор, умевший сплясать и английскую жигу, и немецкий вальс, и испанское фанданго) поочередно приглашали Бланш и Лору.
Сейчас Лора так наслаждалась танцем и была так оживлена, что расшевелила даже флегматичного мистера Пинсента. Бланш танцевала прекрасно, но ей попался неудачный кавалер — капитан Слонки из драгунского полка, стоявшего в Чаттерисе. Ибо капитан Слонки, хоть и вкладывал в это занятие много старания и сил, но не поспевал за музыкой и, будучи начисто лишен слуха, сам не замечал, что движения его слишком медлительны.
Таким образом, мисс Бланш видела, что не только в кадрили, но и в вальсе ее лучшая подруга выглядела интереснее, и успех Лоры не доставил ей радости. Сделав два-три тура с тяжеловесным драгуном, она сослалась на усталость и потребовала, чтобы он отвел ее на прежнее место — подле ее матушки, с которой беседовал Пен; а Пена спросила, почему он не пригласил ее на вальс и оставил на милость этого противного увальня в красном мундире и в шпорах?
— А я думал, что для молодых барышень нет ничего лучше мундира и шпор, — отвечал Пен. — Я и не посмел бы в своем черном фраке соревноваться с таким великолепием.
Мисс Амори пожала плечиками.
— Вы очень недобрый, жестокий и нелюбезный. Лучше уходите. Ваша кузина смотрит на нас из-за плеча мистера Пинсента.
— Пойдемте танцевать, — сказал Пен.
— Только не этот вальс. Нельзя, ведь я только что отделалась от толстого капитана. Поглядите на мистера Пинсента, видали вы что-нибудь подобное? Следующий вальс я с вами буду танцевать, и кадриль тоже. Я уже приглашена, но скажу мистеру Пулу, что обещала вам, а потом забыла.
— Женщины легко забывают, — сказал Пен.
— Но потом они всегда вспоминают и очень раскаиваются в своей вине. Вот идет Кочерга, и с ним наша милая Лора. Какая она нынче хорошенькая.
Лора, подойдя, протянула Пену руку, а Пинсент изобразил нечто вроде поклона, уподобившись в грации тому предмету домашней утвари, с которым сравнила его мисс Амори.
А Лора глядела приветливо, ласково.
— Как хорошо, что ты приехал, — сказала она. — Теперь мы можем поговорить. Как маменька? Первые три танца кончились, следующий я танцую с тобой.
— Я только что ангажировал мисс Амори, — отвечал Пен; и мисс Амори кивнула головкой и, присев, заявила:
— Я его не уступлю, милочка.
— Ну, тогда, душечка, он будет танцевать со мной вальс, — сказала Лора. — Правда, Пен?
— Вальс я танцую с мисс Амори.
— Очень жаль, — сказала Лора и, тоже присев, укрылась под надежное крыло леди Рокминстер.
Пен упивался своим коварством. Из-за него ссорятся две самые красивые девушки. Решив, что мисс Лора наказана по заслугам, он изогнулся над спинкой дивана и стал болтать с Бланш. Он беспощадно высмеивал всех присутствующих драгун в их тесных мундирах, разряженных провинциалов, безвкусные туалеты дам. У этой не прическа, а воронье гнездо; та нацепила на голову шесть фунтов винограда, вдобавок к фальшивому жемчугу. "Головной убор из миндаля с изюмом, — сказал он. — Можно подавать на десерт". Словом, он был чрезвычайно язвителен и забавен.
Во время кадрили он продолжал злословить, и Бланш то и дело смеялась и потому, что шутки его были остроумны, и потому, что Лора опять оказалась их визави и могла слышать, как им весело и как они понимают друг друга.
