— Прошу прощения, но в коммерческих делах всегда следует допускать и такие случаи. Стало быть, в этом случае вступают в жизнь установленные правила о залогах, то есть…
— То есть?
— Залог переходит в наше владение, — рассмеялся Коперецкий. — Вернее сказать, оригинал залога, ха-ха-ха, ибо сам залог только символ, хе-хе-хе. Точно так же, как план какого-нибудь земельного участка.
Тут уже и Ности весело рассмеялся над этой шуткой и, подождав, пока вызванный но звонку чиновник принесет взамен чека две тысячи форинтов, распрощался, горячо пожав руку своему другу, который пообещал навестить Ности в гостиница и выпить вместе чашку кофе.
Не успел Ности выйти на улицу, как на колокольне пиаристской церкви зазвонили полдень. Подпоручик все еще ходил взад-вперед, взволнованный, опустив голову, и город, раскинувшийся у подножья крепостной горы, казался ему склепом. Голова гудела, в ноги вступила какая-то мелкая дрожь, глаза затуманились, и все расплывалось перед ним: дома, телеги, сновавшие повсюду ярмарочные купцы. Фери Ности был настолько подавлен, что не заметил даже отца, который шел ему навстречу. Он слышал только колокол, гудевший устрашающе: бомбой, бом-бом. Это был похоронный звон. Подпоручик встрепенулся только тогда, когда отец коснулся его плеча.
— Выжал, — объявил он со спартанской простотой. Фери вздохнул, словно выброшенная на песок рыба, когда на нее плеснут водой.
— Слава богу! Тогда пойдем! Нельзя терять ни минуты.
Но как раз в тот момент из комитатской управы вышел губернатор Кубица и пошел им навстречу в восторге от того, что увидел здесь, куда даже птица не залетает, старого друга и коллегу депутата. И Кубица стал распекать Ности за то, что он остановился не у него и даже не известил о своем приезде (чтоб тебя свело да скорчило!), потом, присоединившись к ним, он с гордостью туземного гидальго начал пояснять достопримечательности Главной площади. Этот дворец принадлежал графам Иллешхази. Там налево проживал якобы король Святоплук[15], говорят, это была его зимняя резиденция. (Вот и сейчас, поглядите, тащится по двору белая кляча, быть может, как раз та самая[16].) А здесь, в доме 13, хранилась в 1622 году святая корона[17]. Посмотри-ка на этот ветхий домишко, в нем ночевала Каталин Подебрад, когда король Матяш принял ее в качестве невесты[18].
Он то и дело останавливался, чтобы обратить внимание своих спутников на живописные руины крепости. Красиво, верно? О, это не просто захудалый городишко! Так и знай, на твоих башмаках не пыль, а прах твоих предков!
— Отец, опоздаем, — с нетерпением восклицал подпоручик. Но с Кубицей было не сладить.
И все равно уже опоздали. Тивадар Кожехуба дождался только первого полуденного удара колокола. Да разве стал бы он ждать хоть минутой дольше? Он знал, что вчера прибыл отец подпоручика (в маленьких городишках слухи разлетаются мгновенно) и испугался не только того, что уплатят по векселю, но и того, что привезли барышню Ности — будто на смотрины. В доме у Велковичей всю ночь убирались, мыли полы, наводили порядок, и с тех пор труба у них не перестает дымиться, там и жарят и парят. Во всяком случае, этой сплетней напугала Тивадара утром его экономка Клобук. Словом, тянуть нельзя, коль уже выдался случай, надо вырвать ядовитый зуб у змеи. А тут еще перед обедом он послал со старой Клобук корзину орешков Розалии. Но Розалия насмешливо передала в ответ, что она не белка. И это гвоздем засело в голове у Кожехубы.
А разве в прошлом году она была белкой? Однако ж приняла от него в дар корзину орешков. И до этого каждый год принимала. И даже записочки присылала благодарственные. А теперь видите ли — белка! Гм, значит, вот у нас какие теперь дела? Ну не беда, будет еще красавица белкой опять.
И покуда Ности, теряя время, торчали на Главной площади, он, прихватив зловещий конверт, поспешно направился к казармам на квартиру полковника.
Рыцарь Штром был суровый и вспыльчивый солдафон. У Кожехубы даже мурашки побежали по спине при мысли о том, с какой яростью он вскочит с места, увидев вексель, подписанный его рукой. Но ничего не поделаешь, ради своего будущего счастья надо пройти и через это.
Кожехубе никогда не доводилось разговаривать с полковником, он знал его только по «Казино», где полковник играл обычно в калабри, да так сердито и воинственно выкрикивал терцы и кварты, будто полком командовал. А уж когда доходило до контры, так в воздухе будто картечь свистела. Словом, не без замешательства постучался Кожехуба к нему в дверь.
В ответ на угрюмое: «Войдите!» — он вступил в рабочий кабинет, где полковник как раз раскуривал трубку. Он завтракал обычно в половине двенадцатого и тогда же курил чубук. Кожехуба выбрал самый скверный час. Все знали, что полковника в эту пору нельзя тревожить, как епископа во время молебна.
— Что вам угодно? — спросил полковник с досадой.
— Я — Кожехуба.
— Это мне безразлично. Что вам угодно?
— Прежде всего я хотел бы вскрыть этот конверт в присутствии господина полковника.
— Ну и что? — спросил полковник с явным беспокойством. Он не мог себе представить, о чем речь.
— В этом конверте вексель с жиро господина полковника, срок его погашения кончается сегодня. Его и осмелюсь я представить с полным почтением.
— Вексель? С моим жиро? Быть не может! — сказал он озадаченно.
— Соблаговолите взглянуть.
Полковник взял вексель. Повертел его в руках, покраснел, глаза его загорелись, на висках вздулись вены. Левой рукой он нервно забарабанил по столу. («Ну, сейчас поднимется буря», — подумал Кожехуба.)
Но с какой быстротой исказились жесткие черты лица полковника, с такой же быстротой и расправились. Он шумно выдохнул, сунул в рот трубку и сильно затянулся.
— Кто дал вам этот вексель? — спросил он спокойно.
— Господин подпоручик Ности.
— Стало быть, вы хотите, чтобы я уплатил по нему?
— Да, у меня есть все основания просить об этом любого из подписавших вексель, а так как господин Ности не внес денег до полудня, я вынужден представить вексель второму лицу, которое проставило свою подпись.
— Разумеется, — вежливо согласился полковник. — Поручился, значит, плати, — таков закон. Присядьте, сударь, пока я достану необходимую сумму.
— Стало быть, вы, господин полковник, хотите уплатить деньги? — удивленно спросил Кожехуба.
— Разумеется. Разве вы не для того пришли, чтоб я выплатил их? Я вас правильно понял?
— Да, да, но у вас, господин полковник, есть полное право получше присмотреться к подписи и, может быть, опротестовать ее.
— К черту! — разозлился полковник. — Не могу же я отказываться от своей подписи?
— А вы уверены, господин полковник, что сами подписали этот вексель?
— Разумеется, уверен. Как же не помнить, я ведь еще не в маразме.
— Соблаговолите получше присмотреться.
— Вы говорите так, будто подозреваете, что это не мой почерк.
— Я точно знаю, что не ваш! — живо воскликнул Кожехуба.
— Тысяча чертей! — вскипел полковник. — Как смеете вы сомневаться, если я сказал, что это так. И чтоб больше ни слова. Вот ваши деньги. Раз-два, кругом, шагом марш! Имею честь!
Кожехуба вернулся домой расстроенный. Уже в сенях услышал он, что у него гости и что их занимает в комнате экономка. Слышались бряцанье сабли и брань. Легко было догадаться, что это возмущались Ности, не застав его дома. Он заколебался на миг, не повернуть ли обратно, но все-таки вошел.
— Здравствуй, братец, — радостно крикнул ему подпоручик. — Хорошо, что ты пришел. Мы уже разозлились было, что ты не подождал нас. Мой отец Пал Ности, депутат парламента. (Кожехуба поклонился.) Мы пришли, дружок, чтобы покончить с известным тебе делом.
— С ним уже покончено.
— Не шути, пожалуйста, а давай сюда этот, как его… конверт. Мы с благодарностью возвращаем тебе твои деньги.
— Еще раз говорю, уже все в порядке. Пятнадцать минут назад я представил вексель господину полковнику. Сейчас как раз от него.
— Нет, ты не сделал такой подлости! — пролепетал подпоручик, побледнев.
— Да брось ты притворяться, — сердито крикнул Кожехуба, — будто я не знаю, что вы были в сговоре, что этот полковник такой же («пройдоха, как ты», — хотел он сказать, но, увидев налившиеся кровью глаза подпоручика, смягчил), как и все пройдохи. Подпоручик подскочил к нему и замахнулся, собираясь дать пощечину. Старик Ности встал между ними.
— Мерзавец, — прошипел подпоручик, дрожа от негодования.
— И это говорит честному человеку тот, кто подделывает векселя! — возмутился Кожехуба.
— Поосторожнее, молодой человек, прикусите-ка язычок, — с высоты своей объективности призвал его к порядку старший Ности. — И не дразните его. Не видите разве, что у него сабля на боку? Раз уж вы натворили дел и не подождали нас, а поступили, как Шейлок, то лучше помогите все распутать. Ну так вот! Вы предъявили полковнику вексель, а как же повел себя господин полковник?
