Сэр Роджер взял палку с большим круглым набалдашником и, слегка опираясь на нее, вышел во двор, залитый солнечным светом. Мисс Доротея наскоро заперла буфет, в котором хранился чай, прошла в свою комнату, повернула ключ в замке и вынула письмо из кармана. Она распечатала его и, прочитав несколько слов, остановилась в изумлении. Ее охватило смешанное чувство восторга и страха, муки и радости. Вот что было в письме:
«Моя дорогая Доротея!
Теперь ты приняла к себе мое маленькое, драгоценное сокровище, мою прелесть, как я всегда называю ее. И ты уверена, что твой брат лежит в могиле где-то далеко в Канаде? Между тем ничуть не бывало. Я жив. Я не вполне здоров — действительно, мое сердце разбилось в тот день, когда умерла моя дорогая жена. Я не мог вынести мысли, что мне придется увидеть ее холодное, мертвое лицо. Я бежал еще до ее смерти и распустил слух, что тоже умер.
Я оставил все необходимые указания доброй Бидди Мак-Кен, попросив ее отвезти мою Дороти в Англию и доставить в Сторм. Моя прелесть тоже думает, что я умер. Но я хочу, чтобы ты знала: я жив. Я страстно желаю, чтобы о моей девочке заботились, чтобы ты, Доротея, смотрела за ней. Видишь ли, я отлично сознаю, что она слишком хороша для меня. На свете никогда не было ребенка добрее, смелее и правдивее! Ради нее я, так сказать, отказываюсь от жизни. Смотри, ни под каким видом, никогда не проговорись отцу, что я жив, потому что он тотчас же отошлет малышку обратно ко мне. Бог видит, как я хочу быть с ней, как я жажду, чтобы ее ручки опять обвили мою шею, а губы прижались к моим щекам. Но нет, если я начну писать о том, чего мне хочется, я потеряю последние силы.
Я вел беспорядочную, недостойную жизнь, Доротея, и разбил сердце своей бедной жены. Но Дороти не видела во мне ничего дурного, не замечала моих недостатков, и теперь она воображает, что я сделался ангелом небесным. При этой мысли я готов смеяться. Я — на небе! Как бы то ни было, теперь моя девочка с тобой, потому что добрая Бидди Мак-Кен исполнила обещание. Я отправил Бидди обратно в Канаду, поэтому нечего бояться, что она откроет мою тайну. Кроме того, она преданная, верная служанка и кормила Дороти, когда та была грудным ребенком.
Я знаю, что старик все копит и копит деньги, и когда он умрет, все его состояние перейдет сначала к тебе, а потом к маленькой Дороти. Обо мне нечего думать, да мне и не нужно ничего. Я блудный сын, это правда, но я не вернусь к отцу с раскаянием. Я не собираюсь посыпать голову пеплом и не нуждаюсь в откормленном бычке, праздничном шуме и суете по случаю моего возвращения. Ты здравомыслящий человек, Доротея, и ты любила меня в те времена, когда наш суровый, жестокий отец обращался с нами так, как другие отцы никогда бы обращались со своими детьми. Но моя девочка верит в доброту отцов и матерей, и ее веру трудно поколебать. Во всяком случае, сделай для нее все, что можешь, и время от времени посылай мне о ней вести.
Я пишу тебе из Лондона, но не ставлю на конверте адреса. Тем не менее я принял меры, благодаря которым не вполне лишаюсь возможности видеть мою прелесть. Неподалеку от Сторма я нанял комнату на одной ферме, у хозяина по фамилии Бардвел. Фамилия моей дорогой жены была тоже Бардвел, но это простое совпадение. Бардвел — фермер; он арендует у отца ферму Хоум. Я нанял у него спальню и кабинет, время от времени буду приезжать к нему подышать свежим деревенским воздухом.
Моя дорогая сестра, когда я приеду, то вывешу из своего окна в доме Бардвела маленький красный флаг. Прошу тебя, постарайся под каким-нибудь предлогом привести маленькую Дороти в такое место, где ее было бы видно из этого окна. Когда мне понадобится снова поговорить с тобой, или сообщить тебе какие-нибудь другие подробности, или попросить тебя о чем-нибудь еще, я положу письмо под большой плоский камень в сосновом лесу возле фермы Хоум. Ты, конечно, сразу найдешь его, потому что я высек на нем букву „Р“. Если ты вздумаешь написать мне, положи письмо под этот камень. Я его найду.
Смотри, будь как можно осторожнее! Я не хочу, чтобы Дороти когда-нибудь узнала, что я жил в такой нужде. Я также желаю, чтобы она получила отличное воспитание. Она милый, прелестный ребенок и, к счастью, унаследовала характер матери, а не мой. Если мои планы не осуществятся, мою прелесть заберет к себе дедушка по материнской линии. Он добр, очень честен, вообще вполне порядочный человек, но мне бы хотелось, чтобы она жила у вас в Сторме.
Твой брат Роджер».
Нет возможности описать волнение и изумление мисс Сезиджер. Она дрожала с головы до ног, потом на мгновение закрыла лицо тонкими, бледными руками и, опустив их, снова принялась за чтение. Перечитав письмо в третий раз, Доротея очень медленно поднялась, отерла пот, выступивший на лбу, и беззвучно прошептала: «Помоги мне, Боже!»
Пройдя через комнату, она открыла старинный шкафчик, в котором хранились драгоценные для нее вещицы, напоминавшие о прошлом. Там было несколько писем, перевязанных выцветшей голубой лентой, воскрешавших образ человека, давно умершего и забытого всеми, кроме этой одинокой души; воспоминания об умершей матери и несколько вещиц, оставшихся от ее единственного любимого брата Роджера. Он вел непозволительную жизнь, поступал как блудный сын из библейской притчи и уехал из дому много-много лет тому назад. У Доротеи была фотографическая карточка брата, которую она не смела поставить где-нибудь на виду, а прятала в этом шкафчике. Теперь она вынула ее и долго-долго не спускала с нее глаз. Он был очень красив, строен, с красивой осанкой, со смелым лицом, таким привлекательным, что за одно это можно было его любить и отдать ему все на свете.
Мисс Сезиджер прижала карточку к губам. Горячая волна любви к Роджеру переполнила сердце, согрела все ее существо.
— Я сделаю все, что могу, — прошептала она тихо. — Это очень трудно; заботы измучают меня, я это знаю, но я сделаю все возможное для бедного Роджера!
Она заперла письмо в шкафчик, открыла дверь, села и долгое время не двигалась. Через некоторое время пришла Мэри.
— Вы не заказали обед, мисс Доротея, и… что случилось, мисс?
— Мне сегодня что-то нездоровится, Мэри.
— Приходил почтальон, — проговорила Мэри, — и принес письмо.
— Да, — мисс Сезиджер испуганно взглянула на горничную. — Да, только, пожалуйста, не говорите об этом.
— Не буду, мисс. Я не хотела бы причинить вам неприятности и очень рада, что вам пришло письмо. Надеюсь, в нем были приятные новости?
— Очень, очень приятные, — ответила Доротея. — От души благодарю вас, Мэри.
— Но у вас нездоровый вид, мисс. Вы кушали?
— Немного.
Мэри пристально посмотрела на Доротею и быстро вышла из комнаты. Минут через пять она вернулась с чашкой горячего какао и небольшой тарелкой с бисквитами.
— Прошу вас, мисс, — сказала она. — Вы голодны. Выпейте какао и покушайте.
— Не знаю… Мне кажется, мне ничего не надо, — возразила бедная Доротея. — Ах, вы принесли три бисквита. Он увидит, что их не хватает.
— Все равно, — сказала Мэри, — вы должны кушать, не то вы заболеете.
Мисс Сезиджер принялась за какао и бисквиты; Мэри стояла и смотрела на нее.
— Не стойте, Мэри, сядьте, — попросила Доротея.
— Нет, мисс, позвольте мне постоять. Я считаю, что мне неприлично сидеть в вашем присутствии, — ответила верная служанка и, помолчав немного, прибавила: — маленькая мисс Дороти настоящая прелесть, но, я думаю, с ней будет много хлопот.
Мисс Доротея глубоко вздохнула:
— Я знаю, что мне следовало бы пойти приготовить обед, но сегодня я чувствую себя очень слабой… и я так взволнована! В жизни постоянно случается что-нибудь неожиданное, Мэри, постоянно. Может быть, вскоре все переменится, очень, очень переменится.
— Да, из-за маленькой мисс Дороти, — проговорила Мэри. — Но я уверена, что перемены будут к лучшему; всем нам надоела однообразная, скучная жизнь.
— О нет, — сказала мисс Сезиджер. — Однообразная жизнь — это неплохо. На душе спокойно, пока жизнь однообразна и размеренна! Волнение и неожиданности убивают.
«Боже мой, что она говорит!» — ужаснулась Мэри про себя и прибавила вслух:
— Что приготовить на обед, мисс? Все, что у нас готовится, это простые кушанья, и поэтому я могу приготовить их без вашей помощи.
— Нет, — заметила Доротея, — ведь сладкое я делаю всегда сама. Я пойду вниз и позабочусь обо всем. Что у нас на ленч?
— Только хлеб и сыр, мисс. И сыр немножко засох.
— Ничего, этого довольно.
— И еще. Вчера Карбури говорил, что если ему не будут давать мяса в середине дня, он, по всей вероятности, уберется раньше времени.
— Уберется? Что это значит? — спросила Доротея.
— Умрет, мисс.
Доротея забеспокоилась:
— У меня отложено немного денег, и я прикажу покупать мясо для Карбури.
— Будет очень жаль, если он умрет, мисс. Он такой хороший и верный слуга и так преданно служит нашему господину.
