— Еще одна?
— Нет, все та же. И я… э… мэ-э… хочу на ней жениться.
— Это хорошо.
— Вы так считаете?
— Конечно.
— Очень рад, мой мальчик, очень рад. Ваше мнение чрезвычайно важно. Значит, жениться на ней?
— На кухарке из замка?
— Да.
— Конечно.
— Но тут есть трудность. Мой дворецкий тоже ищет ее руки.
— Дворецкий?
— Да. Сложная проблема. Стэнвуд задумался.
— Оба вы жениться на ней не можете.
Лорда пленила такая ясность мысли. Молод, а мудр!
— Вот именно. Что вы мне посоветуете?
— Проще всего выгнать дворецкого.
— Я не могу. «Мой» я сказал, не подумав. Платит ему моя дочь, Адела. Слуги — в ее ведении, и она не уступит.
— Смотрите-ка, как я с Огастесом! Ну, тогда надо его затмить.
— А как? Он исключительно хорош. Вы бы видели его. У него один недостаток, играет на скачках.
— Он часом не знает, кто победит в пятницу?
— Вряд ли. Он вечно проигрывает. На это я и надеюсь. Элис не нравится, что он зря тратит деньги.
— Элис?
— Ну, кухарке.
— На которой вы хотите жениться?
— Той самой. Ей нужен надежный муж. На ее взгляд, я надежен.
— Да?
— Я это знаю из верных источников.
— Что ж, дело в шляпе. Главное — не сдавайтесь. По-моему, вы перетянете.
— Правда, мой мальчик? Вы меня утешили. Однако есть еще одно препятствие. Она требует, чтоб ее жених, кто бы он ни был, купил кабачок за двести фунтов.
— Значит, нужны деньги?
— Вот именно. Как всегда. Я живу давно, пятьдесят два года, и все больше в этом убеждаюсь. Да, пятьдесят два, сегодня мой день рождения.
Стэнвуд откинул голову и запел густым басом:
Пятьдеся-ат два,
Пятьдеся-ат два,
А седа ли го-ло-ва
В пятьдеся-ат два?
Я уже не молодой,
Но здоровый и живой,
И доволен я собой
В пятьдеся-ат два.
Он остановился и сжал руками виски. Именно о таких промахах говорили ему друзья. Ну что это, петь всякую чушь, да еще откинув голову!
— Простите, ради Бога, — сказал он, вставая. — Пойду, умоюсь холодной водой. Вы никогда не ощущали, что вам ввинчивают в череп раскаленные болты?
— Бывало, — с тоской отвечал лорд, — давно, в молодости. Вот помнится…
— Конечно, лучше приложить лед, — сказал Стэнвуд, — но глупо заказывать ведро льда и совать в него голову. Может, и вода ничего.
Он удалился, а лорд Шортлендс погрузился в думы, приоткрыв рот.
Думал он о том, как развлекается миссис Пентер в этом Уолэм Грин. Думал и о Терри, надеясь, что она купит хорошую шляпу. Думал о здешнем напитке, не заказать ли еще, но решил, что не стоит. И тут мысли его перенеслись к таким предметам, что он мгновенно протрезвел, словно все эти часы пил молочное пиво.
Мудро ли, спросил он себя, разумно ли доверять тайну своей любви этому милому юноше? А вдруг через него что-то дойдет до Аделы?
Разум, однако, его успокоил. Они с милым юношей — как корабли в ночи. Встретились, побеседовали, и больше никогда не увидятся. При чем тут Адела? Словом, беспокоиться не о чем.
Успокоенный и приободренный, но нуждающийся в подкреплении, он стал искать взглядом Алоизия Макгаффи и увидел, что на него глядят очень красивые близнецы, слившиеся по рассмотрении в одного человека, незаметно присевшего к соседнему столику. Как ни странно, человек этот (заметим, в сером костюме) поднялся, подошел к нему и сказал:
— Здравствуйте.
Лорд Шортлендс помигал, а потом осторожно ответил:
— Здравствуйте.
Шестнадцать лет назад у него занял пять фунтов вот такой незнакомец в баре. Фунты не вернулись; и сейчас, имея при себе двенадцать купюр, лорд подумал: «Осторожно, Клод Персиваль Джон Деламер».
— Я не ошибся? — продолжал незнакомец. — Вы лорд Шортлендс?
Решив, что это признать можно, боязливый пэр ответил: «Да», а молодой человек сообщил, что он так и знал, поскольку пятый граф почти не изменился, даже помолодел.
Придерживая карман, лорд Шортлендс ощутил, что незнакомец ему нравится.
— Вы меня не помните, — говорил тот. — Это естественно, мы давно не виделись. Ваш сын Тони как-то пригласил меня на каникулы. Моя фамилия Кардинел.
— Кардинел?
— Да. Сегодня утром я упомянул это по телефону, но вы меня не узнали. Хорошо встретиться снова. Как Тони?
— Ничего, в порядке. Он в Кении, разводит кофе. — Тут одурманенный напитком мозг откликнулся на призыв: — Кардинел? Это же вы влюблены в Терри!
Молодой человек кивнул.
— Да, это самое главное, — признал он. — Прямо к сути. Не сегодня-завтра я стану президентом США, но в истории хотел бы остаться как тот, кто влюблен в Терри. Приятно, я думаю, иметь такую дочь.
— О, да!
— Веселит сердце?
— Еще как!
— Удивляюсь, что вы не поете от счастья. Я очень обрадовался, когда вы сказали, что она причесывается все так же. Нельзя менять совершенство. Хотя никакие прически не уменьшат ее очарования. Первый раз я увидел ее с косичками, и что же? Сама красота.
— Да, у Терри хорошие волосы.
— Я бы сказал, великолепные. А глаза! Как они вам? Лорд Шортлендс полагал, что они недурны. Молодой человек нахмурился.
— Недурны? Говоря о Терри, надо тщательно взвешивать слова. У нее небесные глаза. Таких больше нет. А как насчет носа? Если помните, он чуть-чуть вздернут.
— Э… — проговорил граф, благоразумно избегая определений.
Молодой человек, этот придирчивый критик, стал зажигать сигарету. Граф смотрел на него серьезно и вдумчиво. Он понимал, почему Терри одобряет его внешность. Красив, ничего не скажешь; что там, ослепителен. Сидел он вполоборота, и справедливый пэр видел, как четок его профиль. Да, красота — это красота.
Майк Кардинел зажег сигарету и снова заговорил.
— Да, кто-кто, а она прекрасна. Вы не представляете, как я ее люблю. Она вернулась в мою жизнь — наяву, не в мечтаниях — совершенно случайно. Представьте себе, именно тогда я думал не о ней, а о котлетах, брюссельской капусте и картошке-фри. Искал вот тут место и увидел, что мой приятель сидит с какой-то девушкой. Подошел к ним…
— Да, она говорила
— Она говорила обо мне? Это хорошо. Кстати, вы позволите за ней ухаживать?
— Вы и так ухаживаете.
— Без разрешения. И без успеха. Почему «без успеха»? Потому что без разрешения.
— Повторите, если не трудно, — взмолился растерянный граф.
— Я хочу сказать, что неправильно подошел к делу. Мне нужна поддержка. Если бы вы были за меня, все пошло бы лучше. Знаете, отцовское влияние… Вставите словечко, напомните вовремя, а главное — пригласите меня в замок. Там, в поэтической обстановке…
— Нет, не приглашу. Это не в моем ведении.
— Что вы говорите! Ребенок, и тот мог бы…
— А я не могу. Адела не позволит.
— Вот как? Прискорбно, прискорбно. Я не знаком с леди Аделой.
— Разве ее не было, когда вы гостили у Тони?
— Не было.
— Везет же людям! — вздохнул лорд Шортлендс. Майк строго на него взглянул.
— А как насчет Стэнвуда? — спросил он.
— Что-что?
— Вы говорите, что не можете никого пригласить. Однако я звонил Стэнвуду, и его слуга сказал мне, что вы послали ему телеграмму с приглашением.
— Не я, Адела. Что ему нужно, кстати? Болван какой-то.
— Ну уж нет.
— Тогда отец болван.
— Не знаю, не видел. Вам Стэнвуд понравится, он всем нравится. Я лично люблю его как брата. Да, вернемся ко мне. Я в замке был, ничего плохого не сделал, так что ваша старшая дочь может смело меня пригласить.
— О, нет! Она приглашает только тех, кто что-нибудь пишет — романы, картины, музыку. Так сказать, служителей искусства.
— Стэнвуд ничего не пишет.
— Значит, он исключение.
— Словом, меня она не пригласит?
— Ни за что на свете.
— Прискорбно, прискорбно. У меня связаны руки. Нельзя ухаживать, если ты в Лондоне, а она — в Кенте, да еще не подходит к телефону. Вам дворецкий не нужен?
Лорд Шортлендс печально вздохнул.
— К сожалению, нет. А зачем все это? Терри за вас не выйдет.
— Да, ей так кажется. Но только пустите меня в замок…
— У нее есть какая-то причина. Майк нахмурился.
— Причина! Она сама не знает, что ей нужно. Упряма, как не знаю кто. Вот эту черту я бы подправил. Стоит ли быть похожей на ангела, спросил бы я, если не можешь опознать верное сердце? На ангела она похожа, тут спору нет. Последние годы я жил в Голливуде, на мне буквально висли красотки, но перед Терри они — тьфу! Она неповторима.
— Терри говорила, что вы там работали. Контракты с актерами, да?
— Да.
— Выгодное дельце?
— Ничего, не жалуюсь. Прокормлю вашу дочь, если что. Но в замок мне приехать надо, почта и телефон не помогают. Подумайте как следует.
