Он откашлялся. Трапс, застыв с куском вашрэна во рту, не сводил с него глаз.
– …Как специалист, я должен безусловно исходить из положения, – развивал свою мысль прокурор, – что преступление может скрываться в каждом происшествии, а преступник – в каждой личности. Догадка о том, что в лице господина Трапса мы встретили человека, протежированного судьбой и экипированного преступлением, впервые возникла у нас, когда мы услышали, что текстильный вояжер еще год назад ездил в стареньком «ситроене», а теперь щеголяет в «студебекере». Я, разумеется, понимаю, что мы живем в период высокой конъюнктуры, и потому смутная поначалу догадка была скорее предчувствием, ожиданием какого-то радостного события, а именно раскрытия убийства. То, что наш любезный приятель занял место своего шефа, что он вытеснил его и, наконец, что шеф умер, – все эти факты еще не являлись доказательствами, они лишь оправдывали, фундировали наше предчувствие. Логически обоснованное подозрение начало складываться, когда мы узнали, от чего умер пресловутый шеф: от инфаркта миокарда. И вот тут-то настал момент сопоставить факты и, проявляя интуицию и проницательность, тактично, шаг за шагом, подкрасться к истине, в обычном распознать необычайное, в неопределенном разглядеть определенное, в тумане различить контуры. Надо было поверить в убийство именно потому, что оно казалось абсурдным, и допустить факт убийства. Рассмотрим имеющиеся данные. Набросаем портрет умершего. Мы знаем о нем мало, знаем лишь со слов нашего симпатичного гостя. Господин Гигакс был генеральным представителем фирмы «Гефестон», выпускающей синтетическую ткань, во все приятные качества каковой, упомянутые нашим милейшим Альфредо, мы охотно верим. Это был человек, смеем заключить, который шел напролом, беспощадно эксплуатировал своих подчиненных, умел обделывать свои дела, хотя часто пользовался при этом средствами более чем сомнительными.
– Точно, – воскликнул восхищенный Трапс, – вылитый портрет этого мошенника!
– Далее мы можем предположить, – продолжал прокурор, – что он любил изображать из себя этакого здоровяка, преуспевающего дельца, всегда стоящего на высоте положения, прошедшего огонь и воду. Вот почему Гигакс – здесь мы опять цитируем Альфредо – скрывал тщательнейшим образом свою тяжелую сердечную болезнь. Ведь эта болезнь, как нам представляется, приводила его чуть ли не в бешенство, она, так сказать, подрывала его личный авторитет.
– Поразительно, – изумился генеральный представитель, – прямо колдовство какое-то, готов держать пари, что Курт был знаком с покойным.
– Замолчите, – прошипел защитник.
– Следует добавить, если мы хотим завершить портрет господина Гигакса, – продолжал прокурор, – что покойный пренебрегал своей женой, которая нам представляется стройной и аппетитной дамочкой, по крайней мере приблизительно так изволил выразиться наш друг. Для Гигакса имел значение лишь успех дела, была важна видимость, фасад, и мы можем с известной вероятностью допустить, что он был убежден в верности своей жены, полагая, будто представляет собой настолько незаурядную личность и экстраординарного мужчину, что у его жены не может возникнуть и мысли о прелюбодеянии. Поэтому для него было бы жестоким ударом узнать, что жена изменила ему с нашим Казановой из «Шлараффии».
Все засмеялись, а Трапс хлопнул себя по ляжкам.
– Так оно и было! – сияя, подтвердил он догадку прокурора. – Это его доконало, когда он узнал.
– Вы спятили, – простонал защитник. Прокурор поднялся и осчастливленно посмотрел на Трапса, который ковырял ножом кусок тет-де-муана.
– Интересно, как же узнал об этом старый греховодник? – спросил он. – Созналась аппетитная женушка?
– Для этого она была слишком труслива, господин прокурор, – ответил Трапс. – Она жутко боялась старого гангстера.
– Гигакс сам догадался?
– Для этого он был слишком высокого мнения о себе.
– Может, ты сам признался, мой дорогой донжуан? Трапс покраснел.
– Что ты, Курт, – сказал он, – как ты мог подумать! Это один из его добропорядочных корреспондентов взял да и раскрыл старому мошеннику глаза.
– С какой стати?
– По злобе. Он всегда враждебно относился ко мне.
– Ну и люди! – удивился прокурор. – А как же этот джентльмен узнал о твоей связи?
– Я сам рассказал.
– Сам?
– Ну да, за рюмкой вина. Чего только не расскажешь по пьянке.
– Допустим, – кивнул прокурор. – Но ты ведь только что сказал, что этот корреспондент Гигакса относился к тебе враждебно. Не было ли у тебя с самого начала уверенности, что старый мошенник должен обо всем узнать?
Тут энергично вмешался защитник и даже встал. Он обливался потом, воротник его сюртука намок.
– Я хотел бы обратить внимание Трапса, – заявил он, – что на этот вопрос ему отвечать не следует. Трапс был иного мнения.
– Почему же? – сказал он, – Вопрос абсолютно невинный. Мне ведь было безразлично, узнает Гигакс или нет. Старый гангстер поступал по отношению ко мне столь бесцеремонно, что мне вовсе незачем было церемониться с ним.
И снова в комнате на мгновение воцарилась тишина, мертвая тишина, сменившаяся озорным гвалтом, гомерическим хохотом, бурей восторга. Лысый молчун обнял Трапса и облобызал его, защитник от смеха потерял пенсне (ну как можно сердиться на такого обвиняемого!), судья и прокурор кружились в танце по комнате, гулко натыкаясь на стены, пожимали друг другу руки, залезали с ногами на стулья, били бутылки, выделывали самые нелепые фортели,
– Обвиняемый снова сознался! – гаркнул прокурор, восседая на спинке стула, – Милейший гость выше всякой похвалы, он играет свою роль превосходнейше. Дело ясно, последнее доказательство получено. – Его фигура на шатающемся стуле напоминала причудливый обветшалый памятник. – Обратимся к нашему дорогому, обожаемому Альфредо! Итак, закабаленный этим гангстером-шефом, он разъезжал на своем «ситроене». Еще год назад! Он мог бы вполне гордиться этим, наш друг, отец четырех ребятишек, сын фабричного рабочего. Во время войны он был торговцем вразнос, даже без патента, бродягой, незаконно торгующим текстильными товарами, мелким спекулянтом, кочующим из деревни в деревню то поездом, то пешком, вышагивая километр за километром проселками, через дремучие леса к отдаленным хуторам, с грязным кожаным мешком за плечами, а то и с корзинкой или полуразвалившимся чемоданом в руке. Но вот дела его пошли лучше, он пристроился к фирме, стал членом либеральной партии в отличие от своего отца-марксиста. Ну кому охота, взобравшись наконец на сук, почивать на нем, если повыше, выражаясь поэтически, виднеются плоды сочнее и краше? Правда, он неплохо зарабатывал, носился в своем «ситроене» от одной текстильной фабрики к другой, машина приличная, но наш милый Альфредо видел на дорогах и здесь и там новые роскошные модели, они мчались ему навстречу, обгоняли его. Благосостояние в стране росло, кому же хотелось отставать?
– Именно так и было, Курт, – просиял Трапс. – В точности.
Прокурор почувствовал себя в родной стихии, он был счастлив, как ребенок, заваленный подарками.
– Но задумать было легче, чем исполнить, – продолжал он, все еще сидя на спинке стула. – Шеф не давал ему продвинуться, он цепко держал его, использовал не щадя и, обнадеживая новыми перспективами, все крепче и безжалостнее опутывал его!
– Совершенно верно! – возмущенно воскликнул генеральный представитель. – Вы не представляете себе, господа, как меня зажимал старый гангстер!
– Оставалось только идти ва-банк, – сказал прокурор.
– Еще бы! – подтвердил Трапс.
Реплики обвиняемого подхлестнули прокурора, теперь он стоял на стуле во весь рост, размахивая, словно флагом, салфеткой, забрызганной вином, на жилете – салат, томатный соус, кусочки мяса.
– Наш любезный друг стал действовать сначала по деловой линии, и тоже не совсем честно, как он сам признает. Вероятно, это происходило следующим образом. Он тайно связался с поставщиками своего шефа, прозондировал их, обещал им лучшие условия, сеял смуту, вел переговоры с другими вояжерами, заключал союзы и одновременно контрсоюзы. А потом ему пришла мысль испробовать еще один путь.
– Еще один? – удивился Трапс. Прокурор кивнул.
– Этот путь, господа, вел через канапе в гостиной Гигакса прямо в его супружескую постель. Все засмеялись, и особенно весело Трапс.
– Да, – подтвердил он, – я действительно сыграл со старым гангстером злую шутку. Забавная была ситуация, как помню. По правде говоря, мне до сих пор стыдно в этом признаться – кому охота заглядывать самому себе в душу, идеально чистого белья ведь ни у кого не бывает, но среди таких чутких, понятливых друзей стыдиться как-то смешно, да и не нужно. Странное дело. Я чувствую, что меня понимают, и начинаю сам себя тоже понимать, словно знакомлюсь сам с собой, то есть с человеком, которого я прежде знал только случайно, как генерального представителя, имеющего «студебекер» и еще где-то там жену и детей.
