Пришли Вера с Тамарой. Тамара присела к столу, а Вера начала что-то "рассказывать" матери. Мать часто повторяла "Ну, ну… Батюшки мои! Фу ты Господи!"
– Не такой уж ты стал, Игнаха. Ты не обижайся, – понвернулся он к Тамаре. – Он сын мне. Только другой он стал.
– Перестал бы, отец, – попросила мать.
– Ты лежи, мать, – беззлобно огрызнулся старик. – Ленжи себе, хворай. Я тут с людями разговариваю, а ты нас перенбиваешь.
Тамара поднялась из-за стола, подошла к комоду стала разглядывать патефонные пластинки. Ей, видно, было ненловко.
Игнат тоже встал… Завели патефон. Поставили "Грушицу".
Все замолчали. Слушали.
Старший Воеводин смотрел в окно, о чем-то невесело думал.
Вечерело. Горели розовым нежарким огнем стекла домов. По улице, поднимая пыль, прошло стадо. Корова Воеводинных подошла к воротам, попробовала поддеть их рогом – не получилось. Она стояла и мычала. Старик смотрел на нее и не двигался. Праздника почему-то не получилось. А он давнненько поджидал этого дня – думал, будет большой празднник. А сейчас сидел и не понимал: почему же не вышло праздника? Сын приехал какой-то не такой… В чем не танкой? Сын как сын, подарки привез. И все-таки что-то не то.
– Сейчас Степка придет, – сказал он. Он ждал Степку. Зачем ему нужно было, чтобы скорее пришел Степка, он не знал.
Молодые ушли в горницу; унесли с собой патефон. Игнат прихватил туда же бутылку красного вина и закуску.
– Выпью с сестренкой, была не была! Хотя вредно вообнще-то.
– Давай, сынок, это ничего. Это полезно, – миролюбинво сказал отец.
Начали приходить бывшие друзья и товарищи Игната. Пришло несколько родных. Тут-то бы и начаться празднику. А праздник все не наступал. Приходили, здоровались со станриком и проходили в горницу, заранее улыбаясь. Скоро там стало шумно, гудел снисходительный могучий бас Игната, смеялись женщины, дребезжал патефон. Двое дружков Игнанта сбегали в лавку и вернулись с бутылками и кульками.
– Сейчас Степка придет, – сказал старик. Не было у него на душе праздника, и все тут.
Пришел наконец Степка. Загорелый, грязный…
– Игнаша наш приехал, – встретил его отец.
– Я уж слышал, – сказал Степан, улыбнулся и тряхнул русыми спутанными волосами.
Старик поднялся из-за стола, хотел идти в горницу, но сын остановил его:
– Погоди, тять, дай я хоть маленько сполоснусь. А то ненудобно даже.
– Ну, давай, – согласился отец. – А то верно – он нанрядный весь, как это… как артист.
И тут из горницы вышел Игнат с женой.
– Брательник! – заревел Игнат, растопырив руки. – Степка! – И пошел на него.
Степка засмеялся, переступил с ноги на ногу, – видно, застеснялся Тамары.
Игнатий облапил его.
– Замараю, слушай, – Степка пытался высвободиться из объятий брата, но тот не отпускал.
– Ничего-о!.. Это трудовая грязь, братка! Дай поцелую тебя, окаянная душа! Соскучился без вас.
Братья поцеловались.
Отец смотрел на сыновей, и по щекам его катились светнлые, крупные слезы. Он вытер их и громко высморкался.
– Он тебе подарки привез, Степка, – громко и хвастлинво сказал он, направляясь к чемоданам.
– Брось, тятя, какие подарки! Ну, давай, что ты должен делать-то? Делай скорей! Выпьем сейчас с тобой! Вот! Видела Воеводиных? – Игнат легонько подтолкнул жену к брату. – Знакомьтесь.
Степка даже покраснел – не знал: подавать яркой женнщине грязную руку или нет. Тамара сама взяла его руку и крепко пожала.
– Он у нас стеснительный перед городскими, – пояснил отец. – А мне – хоть бы хны!
Степка осторожно кашлянул в кулак, негромко, коротко засмеялся: готов был провалиться сквозь землю от таких объняснений отца.
– Тятя… скажет тоже.
– Иди умывайся, – подсказал отец.
– Да, пойду маленько… того… – обрадовался Степан. И пошел в сени. Игнат двинулся за ним.
– Пойдем, полью тебе по старой памяти.
Отец тоже вышел на улицу.
Умываться решили идти на Катунь – она протекала под боком, за огородами.
– Искупаемся, – предложил Игнат и похлопал себя ландонями по могучей груди,
Шли огородами по извилистой, едва приметной тропке в буйной картофельной ботве. Отец – сзади сыновей.
– Ну, как живете-то? – басил Игнат, шагая вразвалку между отцом и братом. Он все-таки изрядно хватил там, с друзьями.
Степка улыбался. Он был рад брату.
– Ничего.
– Хорошо живем! – воскликнул отец. – Не хуже городнских.
– Ну и слава Богу! – с чувством сказал Игнат. – Степан, ты, говорят, нагулял тут силенку?
– Какая силенка!.. Скажешь тоже. Как ты-то живешь?
– Я хорошо, братцы! Я совсем хорошо. Как жена моя вам? Тять?
– Ничего. Я в них не шибко понимаю, сынок. Вроде нинчего.
– Хорошая баба, – подхватил Игнат. – Человек хороший.
– Шибко нарядная только. Зачем так?
Игнат оглушительно захохотал.
– Обыкновенно одета! По-городскому, конечно. Поотставали вы в этом смысле.
– Чего-то ты много хохочешь, Игнат, – заметил станрик, – как дурак какой.
– Рад, поэтому смеюсь.
– Рад… Мы тоже рады, да не ржем, как ты. Степка вон не рад, что ли? А он улыбается – и все.
– Ты когда жениться-то будешь, Степка? – спросил Игнат.
– Не уйдет, куда торопиться.
Пришли к реке.
Игнат первый скинул одежду; обнажив свое красивое тренированное тело, попробовал ногой воду, тихонько охнул.
– Мать честная! Вот это водичка!
– Что? – Степан тоже разделся. – Холодная?
– Ну-ка, ну-ка? – заинтересовался Игнат. Подошел к брату и стал его похлопывать и осматривать со всех сторон, как жеребца. Степка терпеливо стоял, смотрел в сторону, беспрерывно поправляя трусы, улыбался.
– Есть, – закончил Игнат. – Есть, братишка. Давай понпробуем?
– Да ну! – Степка недовольно тряхнул волосами.
– А чего, Степка? Поборись! – Отец с укором смотрел на младшего. – Не под бабой лежать…
– Бросьте вы, на самом деле, – упрямо и серьезно сканзал Степка. – Чего ради сгребемся? На смех людям?
– Тьфу! – рассердился отец. – Ты втолкуй ему, Игнат, ради Христа! Он какой-то телок у нас – всего стесняется.
– А чего тут стесняться-то! Если б мы какие-нибудь дохнлые были, тогда действительно стыдно.
– Объясни вот ему!
Степка нахмурился и пошел к воде. Сразу окунулся и понплыл, сильно загребая огромными руками; вода вскипала под ним.
– Силен! – с восхищением сказал Игнат.
– Я же тебе говорю! Он бы тебя уложил.
– Не знаю, – не сразу ответил Игнат. – Силы у него больше, это ясно.
Отец сердито высморкался на песок. Игнат постоял еще немного и тоже полез в воду А отец пошел вниз по реке, куда выплывал Степка. Когда тот вышел на берег, они о чем-то негромко и горянчо разговаривали. Отец доказывал свое, даже прижимал к груди руки. Игнат подплыл к ним, они замолчали.
Игнат вылез из воды и задумчиво стал смотреть на даленкие синие горы, на многочисленные острова.
– Катунь-матушка, – негромко сказал он.
Степка и отец тоже посмотрели на реку.
На той стороне на берегу сидела на корточках баба с вынсоко задранной юбкой, колотила вальком по белью; ослепинтельно белели ее тупые круглые коленки.
– Юбку-то опусти маленько, ай! – крикнул старик.
Баба подняла голову, посмотрела на Воеводиных и прондолжала молотить вальком белье.
– Вот халда! – с возмущением негромко сказал станрик. – Хоть бы хны ей!
Братья стали одеваться.
Хмель у Игната прошел. Ему что-то грустно стало.
– Чего ты такой? – спросил Степка, у которого, наобонрот, было очень хорошее настроение.
– Не знаю. Так просто.
– Не допил, поэтому, – пояснил старик. – Ни два ни полтора получилось.
– Черт его знает. Не обращайте внимания. Давайте посиндим, покурим…
Сели на теплые камни… Долго молчали, глядя на волны. Солнце село на той стороне, за островами. Трое смотрели на родную реку, думали каждый свое… Игнат присмирел.
– Что, Степа? – негромко сказал он.
– Ничего, – Степка бросил камешек в воду.
– Все строгаешь?
– Строгаем.
Игнат тоже бросил в воду камень. Помолчали.
– Жена у тебя хорошая, – сказал Степан. – Красивая.
– Да? – Игнат оживился, с любопытством, весело понсмотрел на брата. Сказал неопределенно: – Ничего. Тяте вон не нравится.
– Я не сказал, что не нравится, чего ты зря? – Старик неодобрительно посмотрел на Игната. – Хорошая женщина. Только, я считаю, шибко фартовая.
Игнат захохотал.
– Ты у нас приблатненный, тять! Ты знаешь, что такое фартовая-то?
Отец отвернулся к реке, долго молчал – обиделся. Потом повернулся к Степке и сказал сердито:
– Зря ты не поборолся с ним. Ну хоть в ухо стукнитесь?
– Вот привязался! – удивился Степка. – Ты что?
– Заело что-то тятю, – сказал Игнат. – Что-то не нранвится ему.
– Что "не нравится"? – повернулся к нему отец.
– Не знаю. На душе у тебя что-то не так, я же вижу.
– Ты шибко грамотный стал, прямо спасу никакого нет. Все ты видишь, все понимаешь!
– Будет вам! – сказал Степка. – Чего взялись? Нашли время…
