Старуха с серебряными волосами, вынув изо рта трубку, вмешалась в разговор:
— Таких ты среди простого народа не найдешь. Раньше у нас, бедняков, варить в чугунках было нечего, а сейчас зажили, как люди, и должны теперь выпрямиться во весь рост.
— Что-то я не вижу, чтобы ты выпрямилась, — поддел старуху какой-то вредный старикашка. — Людей к тому призываешь, а лучше бы на себя оборотилась. В прошлом году твой сын со слезами просился в армию, а ты его, можно сказать, за ноги держала. Где же твое выпрямление?
— Врешь ты все! — не на шутку рассердилась старуха. — Кто это держал его за ноги? Я сама уговаривала сына, чтоб он исправно служил и не на жизнь, а на смерть боролся с помещиками-лиходеями, потому что они нас ненавидят и нам нужно быть бдительными и все время бить их…
— Говоришь-то ты здорово… — рассмеялся старик.
Сяо Сян быстро поднялся:
— Послушайте, что я вам скажу! Крестьянский союз пригласил вас, чтобы, потолковав по душам, узнать ваше мнение. Помещиков мы добили, однако работы у нас осталось еще не мало. И для вас ее хватит. Поэтому мы решили создать такую организацию, которая бы объединила всех стариков и вовлекла их в работу крестьянского союза. Тех, кто отстает от времени и не пускает молодежь в крестьянский союз, будем порицать на общих собраниях. Согласны с тем, что я вам сказал?
Все ответили, что согласны, и принялись горячо обсуждать план создания организации.
Начальник бригады вдруг вспомнил старуху Ван, о которой ему как-то говорил Го Цюань-хай.
— А старуха Ван здесь? — обратился он к возчику.
Сунь окинул взглядом присутствующих:
— Нету… Она тяжела на подъем.
Когда собрание кончилось, Сяо Сян попросил Го Цюань-хая проводить его к Ван.
Войдя в лачугу, они увидели на кане одетую в заплатанный ватный халат старуху с большими очками на носу, которая чинила какую-то ветошь. Она не слишком дружелюбно встретила гостей и, холодно пригласив сесть, сама не двинулась с места. Гости присели. Сяо Сян с любопытством стал осматривать комнату. На рваной цыновке, постеленной на южном кане, стоял столик со сломанной ножкой и валялись два грязных одеяла. Около стены лежал мужчина с широкими черными бровями, лет тридцати на вид, и, прикрыв глаза, притворялся спящим. «Это, вероятно, и есть старший сын, который по бедности не может жениться», — подумал начальник бригады.
Северный кан являл собой полную противоположность южному. Застланный новой цыновкой, он был чист и опрятен. На самом краю его стоял сундук, украшенный узорами. На сундуке аккуратной горкой были сложены два одеяла и две подушки — все новое.
Го Цюань-хай достал из-за пояса трубку и набил ее табаком. Он не знал, с чего начать разговор, и потому спросил первое, что пришло в голову:
— А где же твоя невестка?
— Кто знает, куда ее унесло, — недовольно буркнула старуха.
В этот момент вошла молодая женщина в новом ватном халате. В ушах ее поблескивали серебряные серьги. Надув губы и ни на кого не глядя, она стала рыться в сундуке.
— Как уйдешь, так тебя и не сыщешь… — заворчала старуха. — А поросенок того и гляди подохнет с голоду.
Молодая женщина направилась в кухню и на ходу бросила:
— Просто удивительно, а на что вы-то здесь?
Лицо старухи побагровело. Она швырнула иглу, слезла с кана и грубо выругалась:
— Ты еще смеешь меня заставлять, негодная! Думаешь, управы на тебя нет? Какую власть забрала в доме! Небо перевернуть собралась.
Невестка с раздражением сбросила халат и принялась за хозяйство.
Старуха Ван повернулась к Сяо Сяну. Ее тонкие губы тряслись:
— Вот послушай-ка, начальник, ее речи! Разве это человек?..
Сын поднялся, подошел к матери и стал ее уговаривать:
— Успокойся, зачем расстраиваться. Пусть что хочет, то и говорит. Все равно не долго нам с нею жить.
Видя, что сегодня все равно не удастся выяснить то, что им было нужно, Сяо Сян заторопил Го Цюань-хая. Они попрощались и вышли. Во дворе им повстречалась старуха Лу, которая жила тут же рядом, в лачуге.
Она учтиво пригласила начальника и председателя зайти к ней погреться.
— Старая Ван опять была неприветлива? — осведомилась Лу. — Но ведь ты, председатель, знаешь ее горе. Разве можно удивляться тому, что она так нелюбезна с людьми? Старуха просто отчаялась.
— В чем же ее несчастье? — спросил Сяо Сян.
— А ты послушай: ее младшему сыну действительно повезло. Он накопил денег сапожным ремеслом и женился. Старший же сын до сих пор холост, и старая Ван все сокрушается и плачет. Да и в самом деле, разве ей не обидно? Он хотя и упрямый, но хороший работник и очень смирный человек. Каждый год заходит у них речь о женитьбе, а только ничего не получается. Нужда проклятая задавила. В этом году, казалось, все шло на лад, да опять не повезло…
— Почему же теперь-то не повезло? — поинтересовался начальник бригады.
— Да видишь ли, один кулак, по фамилии Ли, когда землю стали делить, очень обеспокоился, что с ним сведут счеты, и порешил выдать свою дочь за бедняка. Думал, наверно, что тогда его не тронут. Совсем они было договорились со старухой Ван. Он уж и свадебные подарки от жениха принял. А потом, как пошли исправлять разные «перегибы», кулаки проведали, что отношение к ним не то, что к помещикам. Ли, конечно, пожалел отдавать дочь бедняку. Когда Ван перед свадьбой принесла будущей невестке шерстяное одеяло, кулак Ли не взял и велел принести ситцевое. Но так как сукно лучше ситца и дороже, все сразу поняли, что дело тут в том, чтобы поставить старуху Ван в затруднительное положение: ситцевого одеяла у нее нет и достать его она не может. Вот старая Ван теперь и горюет, вот и расстраивается до того, что ей прямо свет не мил…
— Что же, — сказал Сяо Сян Го Цюань-хаю, выходя из ворот, — надо будет помочь. Ты выдай старухе Ван ситцевое одеяло из конфискованного имущества.
Вскоре милиционер принес старухе новое ситцевое одеяло. Она так обрадовалась, что обегала всех соседей не в силах сдержать обуревавшие ее чувства.
— Уж такое мне счастье, уж такая радость!.. — захлебывалась она от волнения. — Вот крестьянский союз действительно родной нам. Надо всем вступать в него! Как он заботится о бедняках!
Наконец, поручив свахе доставить одеяло отцу невесты, старуха кинулась в крестьянский союз искать начальника Сяо.
Сяо Сян в это время беседовал с Ослом Ли. Тот своим хриплым, простуженным голосом возражал:
— Боюсь, начальник… Если самому плести цыновки, это я, конечно, могу, но составить целую артель из таких, как я, да еще командовать ими… боюсь, что не справлюсь! Ничего у меня не выйдет.
— Почему же не выйдет?
— Да как же: и положение у меня, сам знаешь, незавиднее, и кличка совсем неподходящая…
— Начнешь работать, все изменится к лучшему.
И видя, что Осел Ли нерешительно переминается с ноги на ногу и морщит лоб, Сяо Сян спросил:
— Ты, видно, еще что-то хочешь сказать?
— Есть одно дельце, начальник, — оглянувшись по сторонам и понизив голос, заговорил Ли. — Хочу я тебе признаться по-честному. Помещик Тан Загребала отдал мне на сохранение пять узлов. Ты, говорит, бедняк, и тебя никто не тронет. Если выручишь меня теперь, так потом я всегда тебе помогать стану. Ну я, конечно, спрятал… да только послушал вас вчера, и каждое ваше слово глубоко мне в сердце запало. Думал я, думал и решил: ведь все-таки я бедняк и, если не признаюсь по-честному, мне лица нельзя будет показать ни перед коммунистической партией, ни перед народным правительством, ни перед тобой, начальник.
— То, что ты сам признался, это очень хорошо, — дружески похлопал его по плечу Сяо Сян. — Это показывает, что сердцем ты вместе с крестьянским союзом.
— Ведь ты — крестьянин, зачем же тебе помещичьи вещи прятать? — улыбнулся Го Цюань-хай.
— А не спрятал бы я этих вещей, — улыбнулся, в свою очередь, Осел Ли, — как бы вы стали тогда доваривать «недоваренный обед»?
— Правильно сказал. Молодец! — похвалил начальник бригады, которому это выражение очень понравилось. — Ладно, — добавил он, — узлы принесешь, когда захочешь, а вот артель собирай как можно скорее.
— Ну, бабушка, что у тебя? — ласково обратился он к старухе Ван, нетерпеливо ждавшей у двери. — Семья Ли все еще не желает отдавать тебе невестку?
Старуха отрицательно покачала головой и с таинственным видом потянула начальника за полу, вызывая из комнаты.
Когда Сяо Сян вышел с ней на кухню, она приподнялась на цыпочки и что-то быстро зашептала ему на ухо.
— Мы с ним… дальние родственники… — чуть повысила голос старуха, — а он был японским разведчиком и многим людям бед натворил. Раньше-то моя головушка того не понимала… Теперь скажу тебе: думала я, что про такие дела нельзя рассказывать… Укрывается он уже с прошлого года в деревне уезда Юй-шу…
