Бастиан вспомнил слова, сказанные Граограманом в самом начале его путешествия. Ему уже и вправду казалось, что с тех пор прошло сто лет.
– Да ведь я ещё не сказала, как меня зовут! – спохватилась она. – Меня зовут Аюола Цветущая.
Бастиан повторил её имя – выговорить его оказалось не так-то просто. Он надкусил новый фрукт и вдруг понял, что тот фрукт, который ешь сейчас, всегда и есть самый вкусный. Он чуть-чуть огорчился, заметив, что ест уже предпоследний.
– Ты хочешь ещё? – спросила Аюола, уловив его грустный взгляд. Бастиан кивнул. И тут она стала срывать плоды со своей шляпы и платья, пока не наполнила ими вазу.
– Эти фрукты растут прямо у вас на шляпе? – с изумлением спросил Бастиан.
– Как так, на шляпе? – Аюола взглянула на него с недоумением и вдруг рассмеялась от всей души. – Так, значит, ты думаешь, что это шляпа? То, что у меня на голове? Да нет, мой хороший! всё это растет прямо на мне. Ну, как у тебя волосы растут. Видишь, как я расцвела? Это от радости, что ты наконец пришел. А когда мне грустно, всё увядает. Да что же ты не ешь? Ешь! Ешь!
– Я вот не знаю, – шокировано сказал Бастиан, – можно ли есть то, что на ком-нибудь растет?
– А почему же нельзя? – удивилась Аюола. – Ведь маленькие дети сосут молоко своей матери? И это так прекрасно.
– Да, конечно, – согласился Бастиан, слегка покраснев. – Но только пока они ещё совсем маленькие.
– Ну, значит, ты, мой хороший, – просияв, сказала Аюола, – как раз и станешь теперь опять совсем маленьким.
Бастиан взял из вазы ещё один фрукт и надкусил его, а Аюола, радуясь этому, расцвела ещё сильнее.
Немного помолчав, она заметила:
– Кажется, он хочет, чтобы мы перешли в соседнюю комнату. Наверно, он там что-то для тебя приготовил.
– Кто – он? – спросил Бастиан и огляделся вокруг.
– Дом Превращений, – пояснила Аюола с таким видом, будто тут и так всё понятно.
На самом же деле произошло нечто невероятное, Комната изменилась до неузнаваемости, а Бастиан и не заметил, когда это случилось. Потолок стал гораздо выше, стены с трех сторон придвинулись почти вплотную к столу, а дверь на четвертой стене оказалась теперь открытой.
Аюола Цветущая поднялась. Только теперь Бастиан увидел, какого она огромного роста.
– Ладно, давай пойдем. Пусть будет, как он хочет! – предложила она. – Он ведь упрямый. Раз уж задумал удивить, его не переспоришь. А вообще-то, он чаще всего придумывает что-нибудь хорошее. У него добрые намерения.
Она прошла через открытую дверь в другую комнату, и Бастиан последовал за ней, захватив с собой вазу с фруктами.
Комната эта была скорее похожа на большой зал. И все-таки это была столовая, и Бастиану даже показалось, что он когда-то её уже видел. Странно только, что вся мебель здесь такая громадная – и стол, и стулья. Бастиану даже на стул не взобраться.
– Нет, вы только посмотрите! – весело воскликнула Аюола. – Дому Превращений вечно приходит в голову что-нибудь новое. Теперь он придумал для тебя комнату, какой она представляется маленькому ребёнку.
– Как так? – спросил Бастиан. – Разве раньше тут не было зала?
– Конечно, нет. Видишь ли. Дом Превращений очень живо на всё откликается. Он принимает участие – конечно, по-своему – в нашей беседе. Мне кажется, он хочет тебе этим что-то сказать, вставить свое слово.
Она села за стол, а Бастиан безуспешно пытался влезть на стул, стоявший с ней рядом. Аюоле пришлось подсадить его, и теперь он едва доставал носом до стола. Он держал вазу с фруктами на коленях и был очень рад, что захватил её с собой. Ведь если б она стояла на столе, ему бы до неё не дотянуться.
– А тебе часто приходится вот так перебираться из комнаты в комнату? – спросил он.
– Ну, не то чтобы очень часто, – отвечала Аюола, – не больше трёх-четырёх раз в день. Иногда Дом Превращений вдруг решит подшутить, и в комнатах всё перепутается: пол наверху, потолок внизу или ещё что-нибудь эдакое. Но это он просто из озорства, для веселья, а потом опять становится благоразумным, особенно если его устыдишь. Он ведь очень милый и добрый, и я чувствую себя в нем очень уютно. Просто он большой весельчак. Нам с ним бывает так весело! Мы так хохочем!
– А разве это не опасно? – осведомился Бастиан. – Ну, например, ночью уснешь, а комната становится всё меньше и меньше.
– Да что ты, мой хороший! – воскликнула Аюола чуть ли не с возмущением. – Он ведь любит меня! И тебя он тоже любит. Знаешь, как он тебе обрадовался!
– А если он кого-нибудь невзлюбит?
– Об этом я ничего не знаю. Ну и вопросы ты задаешь! До сих пор здесь никого не было, кроме меня и тебя.
– Так вот оно что! – сказал Бастиан. – Значит, я здесь – первый гость?
– Ну конечно!
Бастиан огляделся в огромном зале.
– Даже не верится, что эта комната умещается в доме. Снаружи он казался куда меньше.
– Дом Превращений, – объяснила Аюола, – внутри больше, чем снаружи.
Спустились сумерки, в комнате становилось всё темнее. Бастиан прислонился головой к спинке огромного стула, и его одолела чудесная сонливость.
– А почему, – спросил он, – ты так долго ждала меня, Аюола?
– Я всегда мечтала о ребеночке, – ответила она, – маленьком ребёнке, который нуждается в моей нежности и заботе. И ведь его можно баловать! Вот о таком, как ты, мой хороший!
Бастиан зевнул. Он был не в силах побороть дремоту – теплота её голоса его убаюкивала.
– Но ведь ты сказала, что ещё твоя мама, и бабушка, и прабабушка ждали меня.
Лицо Аюолы уже погрузилось во тьму.
– Да, – сказала она. – И моя мама, и бабушка, и прабабушка хотели ребёнка, но только мне он достался.
Глаза Бастиана закрывались. Он проговорил с трудом:
– Как же так? Ведь у твоей мамы была ты, когда ты была маленькой. А у твоей бабушки – твоя мама… Ведь у каждой из них был ребёнок?..
– Нет, мой хороший мальчик, – прозвучал тихий голос. – У нас это по-другому. Мы не умираем и не рождаемся. Мы всегда остаемся той же самой Аюолой Цветущей и все-таки становимся другой. Это уже не та Аюола. Когда моя мама постарела, она засохла. Все её листья облетели, как у дерева на осеннем ветру. Она целиком ушла в себя и такой оставалась долгое время. Но в один прекрасный день у неё снова появились почки и бутоны, потом молодые листочки и цветы, а потом плоды. И так возникла я, потому что эта новая Аюола Цветущая была я. И точно так же было с моей бабушкой, когда появилась на свет моя мама. Мы – Аюолы Цветущие – можем завести ребеночка, только если сначала увянем, но тогда ведь мы сами становимся ребёнком, а значит, уже не можем быть матерью. Поэтому я так рада, что наконец-то ты здесь, мой дорогой мальчик. Бастиан ничего не ответил. В сладком полусне он воспринимал её слова, как убаюкивающий напев. Он слышал, как она встала, подошла к нему, склонилась над ним. Она погладила его по голове и поцеловала в лоб. Потом взяла на руки и куда-то понесла, а он, как маленький, прислонился головой к её плечу, всё глубже и глубже погружаясь в теплую тьму. В полусне он почувствовал, как его раздели и уложили в мягкую благоухающую постель. Он ещё слышал, словно издалека, как прекрасный нежный голос тихонько напевает песню:
Спи, мой мальчик, как ты мил, И так много пережил!
Долго шел, блуждал, страдал.
Был великим – станешь мал.
Будь же снова малышом!
Спи, мой мальчик, сладким сном!
Когда он проснулся утром, ему показалось, будто он выздоровел после тяжелой болезни – так спокойно и радостно было у него на душе. Он огляделся и увидел, что находится в очень маленькой комнатке и лежит… в детской кроватке!
Впрочем, это была очень большая кроватка или, вернее, такая, какой она представляется маленькому ребёнку. В первое мгновение это показалось ему смешным, потому что он ведь давно уже не был маленьким ребёнком. Все, что даровала ему Фантазия: и сила, и способности, – у него ещё оставалось. Всем этим он владел и сейчас, да и Знак Власти Девочки Королевы по-прежнему висел у него на шее. Но уже через минуту ему стало безразлично, что он выглядит смешным, лежа здесь, в детской кроватке. Кроме него и Аюолы, этого никто не узнает, а уж они-то оба понимают, как это хорошо и правильно.
Он встал, умылся, оделся и вышел из комнаты. Поднявшись по деревянной лестнице, он вошел в большую столовую и удивился: за ночь она уже превратилась в кухню. Аюола ждала его к завтраку. Она была тоже в самом прекрасном расположении духа, все цветы её расцвели, и вид у неё был цветущий. Она пела, смеялась и, подхватив Бастиана, стала танцевать с ним вокруг кухонного стола. После завтрака она послала его в сад, чтобы он подышал свежим воздухом.
В огромном розарии, окружавшем Дом Превращений, казалось, царит вечное лето. Бастиан бродил по заду, наблюдая за пчелами, которые пировали в цветах, слушал пение птиц, сидевших на кустах, играл с ящерицами, и они были так доверчивы, что даже вползали к нему на ладонь, гладил зайцев, и те спокойно разрешали ему это. Он валялся на траве под кустом, вдыхая сладостный аромат роз, и глядел, бездумно щурясь, на солнце. Время текло, как ручей.
