— Мы с ним… дальние родственники… — чуть повысила голос старуха, — а он был японским разведчиком и многим людям бед натворил. Раньше-то моя головушка того не понимала… Теперь скажу тебе: думала я, что про такие дела нельзя рассказывать… Укрывается он уже с прошлого года в деревне уезда Юй-шу…
Начальник бригады метнул тревожный взгляд в окно, не подслушивает ли кто-нибудь со двора, и знаками остановил старуху.
— Пока довольно. Смотри, никому ни слова… — прошептал он, наклонясь к ней. — Потом поговорим.
Старуха ушла. Сяо Сян вернулся в комнату и рассказал обо всем Го Цюань-хаю. Дело касалось крестьян деревни Юаньмаотунь, и преступник должен быть схвачен и доставлен сюда. Начальник бригады, быстро обдумав операцию, предложил:
— Нужно послать двух опытных людей. Поезжай сам и возьми в помощники… — Он остановился. — Чжан Цзин-жуя? Нет, его нельзя, в деревне никого не останется для работы по безопасности. Старик Чу не годится. Глуповат да и с оружием обращаться не умеет. Как по-твоему, кого лучше взять?
Го Цюань-хай задумался:
— Вот разве Бай Юй-шаня. Он в таком деле имеет хороший опыт…
— Это было бы самое лучшее. Но Бай Юй-шань в отпуску и привлечь его можно лишь в том случае, если он сам этого пожелает. Позови-ка его сюда. Поговорим с ним. Откладывать дела никак нельзя.
Вызванный в крестьянский союз Бай Юй-шань охотно согласился помочь. В тот же вечер были заготовлены пропуска, составлено официальное письмо в административный центр другого уезда и отпущены деньги на дорогу. Начальник бригады от себя написал письмо в уездную милицию, прося выдать командированным ордер на арест и, если возможно, приставить к ним сопровождающего.
Глухой ночью Го Цюань-хай и Бай Юй-шань, вооруженные винтовками, сели в сани и помчались в уездный город. Там они должны были сесть в поезд и отправиться в уезд Юйшу Гиринской провинции, где скрывался преступник.
После отъезда Го Цюань-хая и Бай Юй-шаня в деревне началось распределение имущества, конфискованного у помещиков. Прежде всего нужно было выяснить нужды каждой семьи и установить очередь на получение вещей.
Круглые сутки в крестьянском союзе толпились люди. В кострах, разложенных на земляном полу, весело потрескивали сосновые дрова, и в комнате стоял горький запах дыма, смешанный с ароматом смолы. Дым костров колыхал огонек лампы, мерцавший под самым потолком.
На каны набивалось столько народу, что порой негде было не только присесть, но даже поставить ногу.
Мужчины и женщины курили трубки, щелкали семечки, оживленно разговаривали между собой и громко смеялись. Больше всех других болтал, по обыкновению, старик Сунь. Это шумное сборище, окутанное дымом, напоминало веселую свадьбу.
Люди, сообщавшие собранию о своем имущественном положении, перед тем как их включали в список на получение помещичьего добра, чувствовали себя героями. Один за другим они поднимались с мест, громко называли свои фамилии и рассказывали автобиографии. Разместившийся за столом президиум терпеливо выслушивал каждого, задавал вопросы и только после этого выносил решение.
Сяо Сян сидел позади всех. За спинами людей он не видел выступавших и только слышал их голоса.
Выступал старик Чу.
— Меня зовут Чу Фу-линь, — начал он своим пронзительным фальцетом. — Три поколения нашей семьи были батраками. Кто же может со мной сравняться?..
— Как по-вашему, — обратился к присутствующим один из членов президиума, — поставим Чу Фу-линя на первое место в списке?
— Поставим! — раздался голос с южного кана. — Старина Чу — настоящий крестьянин, а осенью он еще рыбу ловит. Все помните, какую большую щуку он поймал в прошлом году?
По рядам прокатился хохот. Все поняли, что это намек на Хань Лао-лю, которого Чу помог арестовать.
— Верно, — сказал старик, сидевший на самом краю кана. Степенно поглаживая бороду, он добавил: — Могу подтвердить, что родители Чу тоже были хорошими крестьянами и всю жизнь честно пахали землю.
— Ничего, стало быть, плохого за ним не числится? — снова спросил член президиума.
— Нет, хороший человек! — ответило сразу несколько голосов.
— Так-то оно так… — сказал кто-то из темного угла, — да вот есть у старины Чу и недостаток…
— Ты встань, а то плохо тебя слышно! — закричали со всех сторон.
— Ну, тогда не стоит… — смутился говоривший, — да и недостаток-то совсем пустяковый…
— Замалчивать нельзя! — ответили из президиума. — Если стесняешься выйти, разрешаем тебе говорить с места.
— Тогда слушайте: когда старина Чу был еще мальчишкой и пас свиней, то, как рассказывали старики, воровал он будто иногда кукурузу и картошку с чужих огородов.
Старик Чу покраснел до кончиков ушей и, потупив глаза, сознался:
— Что правда — то правда, соседи. Воровать в ту пору действительно воровал, но только с помещичьих огородов. Помещик кормил плохо. Выгонишь, бывало, на заре свиней, а в животе-то совсем пусто. Случалось иной раз, что и украдешь. Да ведь я тогда малолетний был, не понимал еще, что это плохое дело…
— А я скажу, — прервал Чу седобородый старик, — что это принимать в расчет нельзя. Помещики всю жизнь эксплуатировали бедняков, и стащить несколько картофелин с их огорода — это даже не грех…
— Да какое же тут воровство? — вмешался стоявший возле стены милиционер. — Это же было у помещиков. Важно, чтоб сейчас наши бедняки не трогали государственного имущества. Однако я про другое хочу сказать. У старины Чу все-таки есть небольшой изъян. К примеру, вот такой случай: служил как-то старина Чу старшим батраком у Тана Загребалы. По старому закону полагалось: прополол батрак грядку — садись и отдохни, покури. А вот однажды случилось так: заприметил старина Чу, что по полю идет с палкой Тан Загребала, и давай батракам кричать: «Кончай курить! Солнце уже садится, а работы еще много!» Это как, по-вашему, называется?
— Было такое дело? — спросили из президиума.
Старик Чу еще больше покраснел. Обливаясь потом, он распахнул куртку, сделал несколько шагов вперед и растерянно проговорил:
— Теперь уж, конечно, не упомню, но может быть и было. Да в то время мы еще несознательными были, не то, что теперь, когда все работаем под руководством коммунистической партии.
Снова пошли разговоры. Одни доказывали, что это не проступок, кто бы, мол, посмел при старом режиме идти наперекор помещикам. Другие, наоборот, говорили, что, каковы бы ни были тогда порядки, подлизываться к помещикам все равно нехорошо.
Люди вполголоса разговаривали между собой.
— Это самый лучший способ проверять людей, — рассуждал кто-то поблизости.
— Только наше демократическое государство могло придумать такой хороший способ — проверять на людях.
— Народ все видит, от него ни плохое, ни хорошее не скроется. Ты не увидишь — другой разглядит, другой не разглядит — третий подметит.
— Все равно как на экзаменах.
— А ты как думал? В игрушки играем, что ли? Это — удостоверение на всю дальнейшую жизнь.
В душе старик Чу уже ликовал: теперь-то первое место ему обеспечено. Но в этот момент в комнату тихо вошла вдова Чжао, и кто-то крикнул:
— Вдова Чжао Юй-линя пришла! Вот кого действительно надо поставить на первое место!
Не изменившая памяти покойного мужа вторичным замужеством, давшая клятву вырастить его сына, честная, обо всех заботившаяся вдова Чжао сразу оказалась в центре всеобщего внимания.
— Правильно! Она больше всех заслужила! — раздались отовсюду голоса.
Президиум без долгих обсуждений предоставил первое место в списке вдове Чжао, и старик Чу оказался теперь на втором.
На середину комнаты вышел возчик Сунь. Он отряхнул ватный халат, на который налипла подсолнечная шелуха, но не успел он еще и рта открыть, как старик Чу, иронически улыбаясь, спросил его:
— Никак тоже за место хочешь бороться, сосед?
Все засмеялись, некоторые стали подшучивать над Сунем:
— Ты, старина, лучше про своего медведя расскажи!
— Ведь в прошлом году, когда лошадей делили, ты струсил, а теперь метишь на второе место?
Старик, не обращая никакого внимания на шутки, прищурил глаз и спокойно, как обычно, насмешливо заговорил:
— Не о старом Суне речь. Вы только подумайте, кого мы забыли, кого обошли! Не догадываетесь? А я, старый Сунь, не забыл и предлагаю вам вспомнить про одного всем известного человека. Фамилия его — Го, а имя — Цюань-хай. Сейчас он в командировке, но скоро вернется. Чу Фу-линь, скажи-ка ты мне, как по-твоему: ровня он тебе или нет?
— Уж кому-кому, а председателю Го место свое с охотой уступлю, — поспешил ответить Чу.
С кана спрыгнул маленький худой мальчик. Никто толком так и не знал, как его зовут.
