— Понимаю: операция «преданный племянник». Старикан тронут благородством юноши, верно?
— Отчасти так, сэр. Но в еще большей степени я рассчитываю на выбор литературы, которую будет читать своему дяде молодой мистер Литтл.
— Ну нет, тут особенно не разгуляешься. У Бинго симпатичная физиономия, но в литературе он дальше спортивного раздела в «Тайме» не пошел.
— Это препятствие можно преодолеть. Я был бы счастлив сам выбирать книги для чтения мистеру Литтлу. Возможно, мне следует несколько пояснить мою мысль.
— Признаться, пока я не уловил, в чем суть.
— Метод, который я беру на себя смелость вам предложить, называется в рекламном деле «методом прямого внедрения» и состоит во внушении какой-либо идеи путем многократного повторения. Вы, возможно, и сами сталкивались с действием этой системы.
— Ну да, это когда тебе все время талдычат, что то или иное мыло лучшее в мире, ты попадаешь под влияние, бросаешься в ближайшую лавку и покупаешь целую дюжину?
— Абсолютно верно, сэр. Тот же метод лежит в основе всех успешных пропагандистских кампаний, проводившихся во время последней войны. И мы смело можем им воспользоваться, чтобы изменить отношение дяди вашего друга к проблеме классовых различий. Если мистер Литтл-младший начнет изо дня в день читать своему дяде рассказы, повести и романы, в которых брак с особой более низкого социального положения считается не только возможным, но и достойным восхищения, я думаю, это подготовит мистера Литтла-старшего к восприятию известия о том, что его племянник собирается жениться на простой официантке.
— А разве есть такие книги? В газетах пишут только о тех, где супруги ненавидят друг дружку и спят и видят, как бы поскорее разбежаться в разные стороны.
— Да, сэр, существуют и другие книги, рецензенты редко удостаивают их вниманием, но широкая публика охотно читает. Вам никогда не попадалась в руки «Всё ради любви» Рози М. Бэнкс?
— Нет.
— А «Алая роза лета» того же автора?
— Нет, не попадалась.
— Моя тетя, сэр, является обладательницей полного собрания сочинений Рози М. Бэнкс. Мне не составляет никакого труда позаимствовать у нее их столько, сколько может потребоваться младшему мистеру Литтлу. Это очень легкое и увлекательное чтение.
— Что ж, пожалуй, стоит попробовать.
— Во всяком случае, я настоятельно рекомендовал бы этот метод, сэр.
— Значит, договорились. Завтра же чешите к тёте и тащите две-три штуки, да позабористее. Попытка — не пытка.
— Истинная правда, сэр.
Глава II СВАДЕБНЫЕ КОЛОКОЛА ОТМЕНЯЮТСЯ
Три дня спустя Бинго доложил, что Рози М. Бэнкс — именно то, что требуется, и несомненно годится для применения во всех воинских частях и соединениях. Старый Литтл сперва было взбрыкнул и попытался противиться смене литературной диеты — он, дескать, не большой любитель беллетристики и всю жизнь придерживался исключительно солидных периодических изданий; но Бинго сумел усыпить его бдительность и прочел ему первую главу «Всё ради любви» прежде, чем тот успел опомниться, и после этого книги мисс Бэнкс пошли «на ура». С тех пор они прочли «Алую розу лета», «Сумасбродку Мертл», «Фабричную девчонку» и добрались до середины «Сватовства лорда Стратморлика».
Все это Бинго сообщил мне охрипшим голосом, глотая гоголь-моголь на хересе. Он признался, что наш план, превосходный во всех отношениях, обладает одним недостатком: чтение вслух пагубно отражается на его здоровье, голосовые связки не выдерживают напряжения и начинают сдавать. Он смотрел в медицинской энциклопедии и по симптомам определил, что его болезнь называется «лекторский синдром». Но зато главное: дело явно шло на лад, и, кроме того, после вечерних чтений его всякий раз оставляли ужинать; а, как я понял с его слов, никакие, самые красноречивые рассказы не дают даже отдаленного представления о кулинарных шедеврах поварихи старого Литтла. Когда страдалец живописал кристальную прозрачность бульонов, на глазах у него стояли слезы. И то сказать — после того, как он несколько недель перебивался с коржика на газировку, любая нормальная пища должна была доставлять ему райское наслаждение.
Старик Литтл был лишен возможности принимать действенное участие в этих пиршествах, но, по словам Бинго, выходил к столу и, покончив со своей порцией овсяной затирухи, вдыхал запах подаваемых блюд и рассказывал о деликатесах, которые ему доводилось пробовать в прошлом, а также обсуждал меню роскошного ужина, который он закатит, когда врачи снова приведут его в форму; так что, думаю, он по-своему тоже получал от всего этого удовольствие. Как бы там ни было, дела шли очень даже неплохо, и Бинго признался, что у него есть план, с помощью которого он надеется успешно завершить операцию. В чем состоит его план, он мне рассказывать не стал, но заверил, что это верняк.
— Мы добились определенных успехов, Дживс, — сказал я.
— Мне доставляет большое удовлетворение это слышать, сэр.
— Мистер Литтл говорит, когда они дошли до финала «Фабричной девчонки», его дядюшка ревел, как новорожденный теленок.
— Вот как, сэр?
— Когда лорд Клод заключает девушку в свои объятия и говорит…
— Я знаком с этой сценой, сэр. Бесспорно трогательный эпизод. Моя тетя тоже его очень любит.
— Мне кажется, мы на верном пути.
— Думаю, что так, сэр.
— Похоже, это еще один ваш триумф, Дживс. Я всегда говорил и никогда не устану повторять, что по мощи интеллекта вы на голову выше всех великих мыслителей нашего времени. Прочие — лишь толпа статистов, провожающие вас почтительными взглядами.
— Большое спасибо, сэр. Я стараюсь.
Примерно через неделю после этого ко мне ввалился Бинго и сообщил, что подагра перестала мучить его дядю, и врачи разрешают ему с завтрашнего дня есть нормальную пищу безо всяких ограничений.
— Между прочим, — сказал Бинго, — он приглашает тебя завтра на обед.
— Меня? С какой стати? Он же понятия не имеет о моем существовании.
— А вот и имеет. Я ему про тебя рассказывал.
— Что же ты, интересно, ему наплел?
— Ну, много чего. Как бы там ни было, он хочет с тобой познакомиться. И мой тебе совет, дружище, — приходи, не пожалеешь. Завтрашний обед, могу тебя заверить, будет сногсшибательный.
Не знаю, отчего, но уже тогда мне почудилось в словах Бинго что-то подозрительное, я бы даже сказал, зловещее. Он явно темнил и не договаривал.
— Тут что-то нечисто, — сказал я. — С чего это вдруг твой дядя приглашает на обед человека, которого в глаза не видел?
— Уважаемый мистер олух, я тебе только что объяснил: он знает, что ты мой самый близкий друг, что мы вместе учились, и так далее.
— Ладно, допустим. Но ты-то с чего так об этом хлопочешь?
Бинго замялся.
— Я же сказал, у меня есть одна идея. Я хочу, чтобы ты сообщил дяде о моих намерениях. У меня просто духу не хватит.
— Что? Еще чего!
— И это говорит мой друг!
— Да, но всему есть предел!
— Берти, — с укором произнес он. — Когда-то я спас тебе жизнь.
— Когда это?
— Разве нет? Значит, кому-то другому. Но все равно, мы вместе росли, и все такое. Ты не можешь меня подвести.
— Ну ладно, ладно. Но когда ты заявляешь, будто у тебя не хватит духу на какую-то наглость, ты себя недооцениваешь. Человек, который…
— Значит, договорились, — сказал Бинго. — Завтра в час тридцать. Смотри, не опаздывай!
Должен признаться, что чем больше я размышлял о предстоящей мне миссии, тем меньше мне нравилась вся эта затея. Допустим, Бинго прав, и обед действительно будет шедевром кулинарного искусства. Не все ли равно, какие кулинарные изыски значатся в меню, если тебя спустят с лестницы прежде, чем ты успеешь покончить с супом. Однако слово Бустеров свято, нерушимо и прочее и прочее, и на следующий день ровно в час тридцать я нетвердой походкой поднялся по ступеням крыльца дома номер шестнадцать по Паунсби-Гарденз и позвонил. А через полминуты я уже стоял в гостиной и пожимал руку самому толстому человеку, какого мне в жизни доводилось видеть.
Вне всякого сомнения, девизом семьи Литтлов было «разнообразие видов». Сколько я помню Бинго, он всегда был долговязым и тощим, кожа да кости. Зато его дядя сумел повысить среднестатистический вес членов семьи до уровня гораздо выше нормы. Когда мы обменялись рукопожатием, моя рука буквально утонула в его ладони, и я всерьез забеспокоился, удастся ли ее оттуда извлечь без специального водолазного снаряжения.
— Мистер Вустер — я счастлив… я польщен… большая честь…
Я понял, что Бинго — с какой-то тайной целью — расхвалил меня сверх всякой меры.
— Ну, что вы… — смутился я.
Толстяк отступил на шаг, по-прежнему не выпуская мою руку.
— Вы так молоды и уже столько успели сделать!
