Красный корсар - Джеймс Фенимор Купер

— Не знаю, не знаю. Весьма возможно, но если это и так и он давно служит на флоте, то замечу, что я знавал грамотеев, которые за короткий срок успевали научиться большему. А как насчет этих дам?

— Обе не раз ходили в плавание и заслужили право избежать экзамена, — с некоторой поспешностью заявил Уайлдер.

— Младшая столь хороша собой, что достойна быть рожденной в моих владениях, — сказал галантный повелитель морей, — но никто не смеет отмалчиваться, когда к нему обращается сам Нептун, а посему, если ваша честь не возражает, я попросил бы, чтобы молодая леди сама ответила за себя.

Затем, нимало не заботясь о том, что Уайлдер метнул в его сторону сердитый взгляд, решительный исполнитель роли морского божества обратился прямо к Джертред:

— Если это правда, миленькая барышня, что вам не впервой нестись по синим волнам, то, может быть, вы вспомните название судна и подробности вашего первого путешествия?

Джертред переменилась в лице. Щеки ее краснели и бледнели с такой же быстротой и внезапностью, как меняется вечернее небо, когда зарницы то гаснут, то вспыхивают, возвращая ему перламутровую прелесть; однако девушка быстро взяла себя в руки и ответила с полным самообладанием:

— Если я стану вдаваться в мелкие подробности, это отвлечет вас от более достойных предметов. Вот доказательство, которое убедит вас, что мне не впервой бывать в открытом море.

При этих словах золотая монета выскользнула из ее белой руки и упала прямо в протянутую широкую ладонь Нептуна.

— Извините, что за многочисленными и сложными обязанностями запамятовал вашу милость, — ответил дерзкий мошенник, пряча в карман подачку и кланяясь с грубой учтивостью. — Загляни я в свои книги прежде, чем взойти на борт, я бы не допустил такой промашки; мне помнится даже, что я велел своему живописцу запечатлеть ваше хорошенькое личико, чтобы показать его дома своей супруге. Парень намалевал неплохой портрет на раковине индийской устрицы; я прикажу снять с него копию и, оправив кораллом, пошлю вашему супругу, когда вы соизволите избрать себе такового.

Затем он отвесил еще поклон и, неуклюже шаркнув ногой, оборотился к гувернантке, чтобы продолжить свой допрос.

— А вы, сударыня? — спросил он. — Вы в первый раз посещаете мои владения?

— Не в первый и даже не в двадцатый. Мне не однажды доводилось встречаться с вашим величеством.

— Значит, старая знакомая! В каких же широтах мы познакомились с вами?

— Кажется, я имела это удовольствие лет тридцать назад, на экваторе.

— Верно, верно! Я частенько бываю там — люблю высматривать индийских и бразильских купцов, плывущих домой. В тот год судов было особенно много, и я не могу похвастать, что ваше лицо мне запомнилось.

— Боюсь, что черты его несколько переменились за тридцать лет, — возразила его собеседница с улыбкой хотя и грустной, но исполненной такого достоинства, что ее нельзя было заподозрить в тщеславном сожалении об утраченной красоте. — Я совершала плавание на корабле королевского флота; он был весьма примечателен своими размерами, ибо это был трехпалубный фрегат.

Бог морей благосклонно принял еще одну тайком протянутую ему монету, но удача, видимо, подстегнула его алчность, ибо вместо благодарности он явно пожелал увеличить сумму взятки.

— Может быть, все, что говорит ваша милость, правда, — возразил он, — но у меня большая семья на руках, да и государственные заботы вынуждают не упускать свои интересы. Корабль тот, конечно, плавал под определенным флагом?

— Да.

— И флаг этот, как положено, был поднят на утлегаре?

— Он был поднят на фор-бом-брам-стеньге, как положено на судне вице-адмирала.

— Неплохо сказано для юбки, — пробормотало божество, смутившись, что хитрость его не удалась. — Прошу прощения, но чертовски странно, что я запамятовал этот фрегат. Не напомните ли вы мне что-нибудь примечательное, чтобы освежить мою ослабевшую память?

Тень воспоминания набежала на черты миссис Уиллис и стерла деланную улыбку, устремив глаза в одну точку, она, казалось, унеслась мыслями в далекое прошлое.

— Как сейчас вижу перед собой лукавую мордашку своенравного мальчугана, — отвечала она, словно думая вслух. — Проказнику было не более восьми лет, но он ловко перехитрил мнимого Нептуна и отплатил за всех, сделав его посмешищем в глазах команды.

— Не более восьми лет? — повторил подле нее низкий, звучный голос.

— Он был юн годами, но неистощим в проказах, — ответила она, словно пробудившись, и, обернувшись, взглянула прямо в глаза Корсару.

— Ну ладно, — заявил бог морей, который счел за лучшее прекратить допрос, коль скоро в него вмешался сам грозный его начальник. — Пожалуй, это похоже на правду. Я еще загляну в свой журнал; если все так, как вы говорите, то счастливого плавания; если же нет, я пошлю вам навстречу противный ветер, а счеты сведу потом, когда разделаюсь с датчанином.

С этими словами бог поспешил отойти от офицеров и направился к солдатам, которые держались кучкой, понимая, что в минуту испытания каждому из них может понадобиться дружеская поддержка. Прекрасно зная все подробности их бурной разбойничьей жизни и помня, что ненадежная власть может быть в любую минуту вырвана у него из рук, генерал ткнул пальцем в двух новичков, только что прибывших с суши, и приказал своим клевретам вытащить жертвы вперед, торопясь без помехи устроить жестокую потеху. Но солдаты, раздосадованные общим смехом, твердо решились сопротивляться насилию и отстоять товарищей. Завязался долгий, шумный и злобный спор, в котором обе стороны отстаивали свою правоту. От слов противники не замедлили перейти к военным действиям. И ту самую минуту, когда мир и безопасность на корабле и так висели, можно сказать, на волоске, генерал выбрал для того, чтобы дать выход возмущению, которое клокотало в его груди при виде такого грубого нарушения воинской дисциплины.

— Я протестую против этой безобразной, недостойной солдата процедуры! — сказал он, оборотившись к задумавшемуся и ничего не замечавшему командиру судна. — Я полагаю, что сумел внушить своим людям истинное понятие о долге воина. Если не считать естественного и даже полезного наказания линьками, то для солдата нет большего позора, чем подвергнуться такому насилию. И предупреждаю, что каждого, кто тронет моих молодцов, — если, конечно, они не нарушили дисциплину, — ждет хорошая трепка.

Так как генерал не счел нужным понизить голос, то слова его были хорошо слышны всем подчиненным и возымели желанное действие. Сокрушительный удар в челюсть, нанесенный сержантом, залил кровью лицо морского бога, тем самым обнаружив его чисто земное происхождение. Вынужденный постоять за себя и доказать свою доблесть, храбрый моряк ответил на неожиданное приветствие с удвоенной силой. Обмен любезностями между столь выдающимися воинами послужил сигналом для открытия всеобщих военных действий. Вопли, которые возвестили начало побоища,