— Крупный, — сказала она с довольным видом, но сейчас же она начала рассматривать головку ребенка. — Только, кажется, голова у него великовата, — заметила она.
— В нашей семье у всех детей большие головы, — заметил муж.
— А ребенок совсем здоров? — спросила мачеха, немного погодя, укладывая ребенка в колыбель.
— Да, — ответила жена, — он растет с каждым днем.
— А ты уверена, что он зрячий? — спросила мачеха, помолчав немного. — Он все время закатывает глаза, так что видны только белки.
Барбру вздрогнула, и губы ее задрожали.
— Зажгите огонь, и вы увидите, что он видит совсем хорошо, — сказал муж.
Жена быстро зажгла свечу и поднесла к глазам ребенка.
— Ну, конечно, он зрячий, — сказала она, стараясь казаться веселой и довольной. — Видите, как он следит за огнем.
Никто не возражал.
— Разве вы не видите, как он водит глазами? — обратилась она к мачехе.
Та ничего не ответила.
— Он хочет спать, — сказала Барбру, — вот глаза у него и закрываются.
— А как вы его назовете? — спросила мачеха.
— У нас в обычае называть старших сыновей Ингмаром, — сказал муж.
Жена перебила его:
— Я хотела тебя попросить, давай назовем его в честь моего отца Свеном.
Наступило тяжелое молчание; муж видел, что жена зорко следит за ним, хотя и делает вид, что смотрит в сторону.
— Нет, — сказал муж, — хотя твой отец, Бергер Свен Персон, и очень достойный человек, но мой старший сын должен называться Ингмаром.
И вот, когда ребенку было восемь дней, ночью у него случились судороги, а к утру он умер».
Ингмар отложил перо и взглянул на часы; было уже далеко за полночь.
— Боже мой, так я не успею до утра написать все, что нужно, — сказал он. — Не знаю, поймет ли господин пастор, как это было ужасно. Хуже всего было то, что мы совершенно не знали, что случилось с ребенком. По сегодняшний день мы не знаем, родился ли ребенок здоровым или в нем уже гнездилась болезнь.
«Нужно сократить письмо, — подумал он, — иначе я не успею закончить его к утру».
«Теперь я должен сказать господину пастору, — начал Ингмар, снова берясь за перо, — что в последнее время муж был очень добр к Барбру, и они жили между собой в полной любви и согласии, как и подобает молодым супругам. Но он думал, что вся любовь его еще принадлежит Гертруде и говорил себе: „Хотя я и не люблю Барбру, но я должен быть с ней ласков, потому что ей выпала на долю очень тяжелая судьба. Она не должна чувствовать себя одинокой. Пусть она знает, что у нее есть муж, который всегда ее защитит“.
Барбру недолго оплакивала ребенка, со стороны даже казалось, что она рада его смерти, а через несколько недель она совершенно успокоилась. Никто не знал, чувствовала ли она себя несчастной или сумела побороть в себе все мрачные мысли.
Когда наступило лето, Барбру уехала в лес на выгон, а муж остался один дома.
Вдруг им овладело какое-то странное чувство. Входя в дом, он невольно искал Барбру. Часто за работой он поднимал голову и прислушивался не раздается ли ее голос. Ему казалось, что в имении все идет не так, и не чувствуется прежнего покоя и уюта.
В субботу вечером он пошел в лес к Барбру. Она сидела на пороге избушки, сложив руки на коленях, и хотя увидела мужа, не пошла ему навстречу. Он сам подошел и сел возле рядом.
— Я должен тебе сказать, что со мной происходит что-то странное, — произнес он.
— Вот как, — заметила она, не прибавив ни слова.
— Я понял, что люблю тебя.
Она взглянула на него, и тогда он увидел, что она была такой утомленной, что едва открывала глаза.
— Теперь уже поздно, — сказала она.
Он испугался, видя, как она изменилась.
— Тебе не стоит жить здесь одной в лесу, — сказал он.
— Нет, мне очень хорошо, я хочу провести здесь всю свою жизнь.
Муж снова заговорил о том, что любит ее и не думает ни о ком другом. Он сам не сознавал своего чувства, пока она жила дома.
Но Барбру на все давала односложные ответы.
— Тебе следовало сказать мне это прошлой осенью, — сказала она.
— Ты уже разлюбила меня? — спросил он в полном отчаянии.
— О, нет, я не разлюбила тебя, — ответила она, стараясь казаться довольной.
В августе муж снова пришел к ней в лес.
— Я принес тебе печальные вести, — сказал он Барбру.
— Что случилось? — спросила она.
— Твой отец умер.
— Да, это особенно важное событие для нас с тобой, — сказала жена.
Барбру села на камень и знаком показала мужу сесть.
— Теперь мы свободны жить, как хотим, — сказала она. — Нам надо развестись.
Муж хотел ее перебить, но она не дала ему сказать ни слова.
— Пока был жив отец, это было невозможно, но теперь мы можем хоть сейчас начать развод, — сказала Барбру. — Ведь ты сам это прекрасно понимаешь?
— Нет, — возразил он, — я этого совсем не понимаю.
— Ты же видел, какой у нас родился ребенок?
— Ребенок был совсем здоровый, — ответил Ингмару.
— Он родился слепым и вырос бы идиотом, — возразила она.
— Мне все равно, каким бы он был, я только хочу, чтобы ты была моей.
Барбру сложила руки, и муж увидел, что она молится шепотом.
— Ты благодаришь за это Бога? — спросил он.
— Я все лето молилась об освобождении, — сказала она.
— Боже мой, — воскликнул Ингмар, — неужели я должен потерять свое счастье из-за этой глупой сказки!
— Это вовсе не глупые сказки! — воскликнула Барбру. — Ребенок родился слепой.
— Этого никто не знает точно, и если бы он остался жив, ты бы убедилась, что у него здоровое зрение.
— Но мой второй ребенок, в любом случае, был бы слабоумным, и теперь я не перестаю думать об этом.
Муж еще долго спорил с ней.
— Я хочу развестись с тобой не только из-за ребенка, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты поехал в Иерусалим и привез назад Гертруду.
— Я никогда не сделаю этого, — с убеждением сказал он.
— Ты должен это сделать для меня, — сказала Барбру, — чтобы я снова обрела душевный покой. Это будет только справедливо. Ты сам видишь, что Господь не перестанет наказывать нас, если мы и дальше будем жить как муж и жена.
Она с первой же минуты знала, что настоит на своем, потому что совесть его была неспокойна.
— Радуйся, теперь ты сможешь загладить проступок, который совершил в прошлом году, — сказала она, — иначе ты будешь мучиться всю свою жизнь.
И видя, что Ингмар все еще колеблется, она прибавила:
— Об именье не беспокойся; когда ты вернешься, сможешь его у меня выкупить, а пока ты будешь в Иерусалиме, я останусь в нем и позабочусь о хозяйстве.
Они поехали домой, вместе чтобы начать развод. Теперь для мужа наступили еще более тяжелые времена. Он видел, как Барбру была рада и счастлива при мысли отделаться от него. Она с наслаждением говорила о том, как они поженятся с Гертрудой, и ей доставляло особенное удовольствие рисовать картины, как счастлива будет Гертруда, когда он приедет за ней в Иерусалим. Однажды, когда она говорила об этом, его внезапно осенила мысль, что Барбру, разумеется, не любит его, если может так спокойно говорить о нем и о Гертруде. Он вскочил и ударил рукой по столу.
— Хорошо, я поеду, — воскликнул он, — и хватит об этом!
— Ну, вот и отлично, — сказала она с видимым удовольствием. — Помни только одно, Ингмар: я не буду знать ни минуты покоя, пока ты не помиришься с Гертрудой.
И вот они приступили к целому ряду формальностей: их увещевал священник, потом их вызывали в церковный совет, а осенью им дали предварительный развод на год».
Здесь Ингмар остановился и отложил перо. Теперь пастор знал все, и Ингмару оставалось только попросить его поговорить с Барбру и убедить ее отказаться от своего требования. Пастор должен понять, что это совершенно невозможно. Если Ингмар теперь скажет Гертруде, что любит ее, он обманет ее вторично.
Пока Ингмар раздумывал об этом, взгляд его упал на только что написанные строки: «Ты должен это сделать, чтобы я снова обрела душевный покой».
Он перечитал написанное, и ему показалось, что он сидит в лесу и слышит голос Барбру: «Ты должен радоваться, что можешь исправить сделанное тобой зло».
— И разве то, что она от меня требует, так уж трудно в сравнении с тяжелой ношей, какую ей приходится нести? — подумал он.
И вдруг ему показалось, что это письмо никогда не должно попасться на глаза Барбру. О, нет, ведь тогда она узнает, что он сомневался в своих силах. Неужели он таким жалким образом будет умолять ее избавить его от наказания и искупления?!
Она же не поколебалась ни одной секунды, когда решила, что может действовать по собственному усмотрению. А теперь из письма она узнает, что у него не хватило сил выполнить начатое дело!
