Брат оказался кругленьким коротышкой с овечьим лицом. От него за версту веяло благостностью, он носил пенсне и пасторский воротничок — ну, такой, с застежкой сзади.
— Добро пожаловать в Ровиль, мистер Вустер, — сказал он.
— Ах, Сидней, — воскликнула девушка. — Ты не находишь, что мистер Вустер как две капли воды похож на каноника Бленкинсопа, который читал проповедь у нас в Чипли на прошлую Пасху?
— В самом деле! Просто поразительное сходство!
Они вытаращили на меня глаза, словно я был диковинным экспонатом за музейной витриной, а я, в свою очередь, уставился на них и разглядел барышню во всех деталях. Вне всякого сомнения, она разительно отличалась от тех представительниц слабого пола, которых тетя Агата назвала современными бойкими лондонскими девицами. Никаких тебе коротких стрижек и сигарет. Мне в жизни не приходилось встречать столь благопристойной — не могу подобрать иного слова — внешности. Простое платье, волосы гладко зачесаны, выражение лица кроткое, почти ангельское. Я не претендую на лавры Шерлока Холмса, но как только я ее увидел, я тотчас сказал себе: «Эта барышня играет на органе в сельской церкви».
Мы вдоволь попялились друг на дружку, пощебетали о том, о сем, и я слинял. Но перед этим вынужден был пообещать после обеда прокатиться на автомобиле вместе с девицей и ее братцем. И мысль о предстоящей прогулке нагнала на меня такую тоску, что я решил хоть как-то поднять настроение. Я отправился в номер, достал из чемодана шелковый кушак и обмотал его вокруг талии. Когда я повернулся, Дживс шарахнулся от меня, точно дикий мустанг от грузового автомобиля.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он, отчего-то понизив голос до шепота. — Вы ведь не собираетесь появиться на людях в таком виде?
— Вы это про кушак? — спросил я непринужденным благодушным тоном, делая вид, что не замечаю застывшего на его лице ужаса. — Да, думаю пройтись.
— Я бы вам не советовал этого делать, сэр, ни в коем случае не советовал.
— А что такое?
— Непозволительно кричащий цвет, сэр, слишком бросается в глаза.
На этот раз я отважился дать Дживсу отпор. Никто лучше меня не знает, что он — гений и все такое, но, черт побери, мне надоело вечно зависеть от чужого мнения. Нельзя быть рабом своего слуги. Кроме того, у меня было ужасное настроение, и кушак — единственное, что могло меня хоть немного утешить.
— Знаете, что я вам скажу, Дживс, — сказал я. — Ваша беда э том, что вы замкнулись на ограниченном пространстве Британского архипелага. Мы не на Пиккадилли. На французском курорте требуется немного яркости и романтики. Не далее как сегодня утром я встретил в вестибюле джентльмена в костюме из желтого вельвета.
— И тем не менее, сэр…
— Дживс, — твердо сказал я. — Я так решил. У меня сегодня тоскливо на душе, мне нужно взбодриться. И вообще, чем это плохо? Мне кажется, этот кушак сюда так и просится. Он придает костюму испанский колорит. Этакий идальго Висенте-и-Бласко-и-как-то-там-еще. Молодой испанский гранд направляется на бой быков.
— Хорошо, сэр, — холодно ответил Дживс.
Терпеть не могу такие сцены. Если меня что-то может по-настоящему огорчить, так это размолвки в собственном доме; я чувствовал, что какое-то время мы с Дживсом будем в натянутых отношениях. Мало мне жуткой затеи тети Агаты насчет Алин Хемингуэй, теперь еще это — признаюсь, у меня возникло горькое чувство, что никто на свете меня не любит.
Автомобильная прогулка получилась — как я и ожидал — из рук вон. Пастор трещал без умолку ни о чем, девица любовалась пейзажем, а у меня от всего этого началась мигрень, зародившаяся в левой пятке и разыгрывавшаяся все сильнее по мере продвижения вверх. Я проковылял в свой номер, чтобы переодеться к ужину, чувствуя себя, как лягушка, по которой прошлась борона. Если бы не стычка из-за кушака, я мог бы поплакаться Дживсу в жилетку и излить свои горести. Я все-таки не мог в одиночку пережить свалившиеся на мою голову несчастья.
— Послушайте, Дживс! — не выдержал я.
— Сэр?
— Плесните мне бренди с содовой, только покрепче.
— Да, сэр.
— Покрепче, Дживс. Поменьше содовой, побольше бренди.
— Хорошо, сэр.
Промочив горло, я почувствовал себя чуточку веселее.
— Дживс, — позвал я.
— Сэр?
— По-моему, я здорово влип, Дживс.
— В самом деле, сэр?
Я пристально на него взглянул. Вид у него был чертовски неприступный. Все еще дуется на меня.
— Вляпался по самые уши, — сказал я, сунув в карман врожденную гордость Вустеров и взывая к его дружеским чувствам. — Вы обратили внимание на барышню, которая здесь крутилась со своим братом пастором?
— Мисс Хемингуэй? Да, сэр.
— Тетя Агата хочет, чтобы я на ней женился.
— В самом деле, сэр?
— Ну, что будем делать?
— Сэр?
— Я имею в виду — вы можете что-нибудь предложить?
— Нет, сэр.
Жуткий тип — говорил так холодно и недружелюбно, что мне осталось только стиснуть зубы и изобразить полнейшее безразличие.
— Ну, что ж… ладно… тра-ла-ла-ла!
— Вот именно, сэр, — подтвердил Дживс. Только, как говорится, и всего.
Глава IV ЖЕМЧУГ — К СЛЕЗАМ
Давным-давно, скорее всего еще в школе — теперь-то я этими делами не особенно увлекаюсь, — я прочел одно стихотворение, про что-то там такое, и там были, помнится, строки насчет того, как: «Всё явственней тень мрачная тюрьмы сгущалась над невинной головой[105]». Это я к тому, что на протяжении последующих двух недель нечто похожее наблюдалось и над головой вашего покорного слуги. Уже слышался, день ото дня все громче, звон свадебных колоколов, и разрази меня гром, если я представлял себе, как из этого выпутаться. Дживс, понятное дело, сразу бы выложил с десяток гениальных планов, но он по-прежнему держался холодно и отчужденно, и у меня не хватало духу обратиться к нему за помощью. Ведь он же прекрасно видел, что молодой хозяин угодил в переделку, и если ему этого мало, чтобы закрыть глаза на малиновый кушак вокруг талии, значит, былой феодальный дух угас в его груди, и тут уж ничего не поделаешь.
Просто поразительно, до чего эти Хемингуэи ко мне прониклись! Я никогда не утверждал, что обладаю способностью располагать к себе людей, а большинство моих знакомых считают, что я законченный осел, но факт остается фактом: у этой барышни и ее братца я шел «на ура». Без меня они чувствовали себя несчастными. Я теперь и шагу не мог ступить без того, чтобы кто-то из них тотчас не появился Бог весть откуда, и не вцепился в меня, как репей. Дело дошло до того, что я начал прятаться в своем номере, чтобы хоть ненадолго от них передохнуть. Я занимал на третьем этаже вполне приличный «люкс» с видом на набережную.
Как-то вечером я укрылся в номере и в первый раз за день ощутил, что жизнь в конце концов не такая уж скверная штука. Сразу после обеда тетя Агата отправила меня с барышней Хемингуэй на прогулку, и я не мог избавиться от прилипчивой девицы до самого вечера. И вот сейчас, глядя из окна на залитую вечерними огнями набережную и толпу людей, беззаботно спешащих в рестораны, или в казино, или еще Бог знает куда, я испытал чувство щемящей зависти. Как здорово я мог бы здесь провести время, если бы не тетя Агата и ее занудные приятели.
Я тяжело вздохнул, и в этот момент раздался стук в дверь.
— Кто-то стучит, Дживс, — сказал я.
— Да, сэр.
Он отворил дверь, и я увидел Алин Хемингуэй и ее брата. Этого еще не хватало! Я искренне надеялся, что заслужил на сегодня право на отдых.
— А, привет, — сказал я.
— Ах, мистер Вустер, — сказала девушка срывающимся от волнения голосом. — Просто не знаю, с чего начать.
Тут только я заметил, что вид у нее совершенно потерянный, а что касается ее братца, то он похож на овцу, которую терзают невыразимые душевные муки.
Я поднялся и приготовился внимательно слушать. Я понял, что они пришли не просто поболтать — видимо, стряслось нечто из ряда вон выходящее. Хотя непонятно, почему они с этим делом обращаются ко мне.
— Что случилось? — спросил я.
— Бедный Сидней! Это я во всем виновата, мне не следовало оставлять его без присмотра, — пролепетала Алин. Видно, что взвинчена до чертиков.
Тут ее братец, который не проронил ни звука после того, как сбросил с себя мятое пальто и положил на стул шляпу, жалобно кашлянул, как овца, застигнутая туманом на вершине горы.
— Дело в том, мистер Вустер, — сказал он, — что, к величайшему сожалению, со мной произошла весьма прискорбная история. Сегодня днем, когда вы столь любезно вызвались сопровождать мою сестру во время прогулки, я, не зная, чем себя занять, поддался искушению и — к несчастью — зашел в казино.
Впервые с момента нашего знакомства я почувствовал к нему что-то вроде симпатии. Оказывается, в его жилах течет кровь спортсмена; выходит, что и ему не чужды человеческие страсти. Жаль, что я не знал об этом раньше, мы могли бы гораздо веселей проводить время.
