Толпы заполнили вокзал — в надежде узнать что-нибудь от прибывающих с поездами; толпы собирались у телеграфного агентства, у штаба, перед запертыми дверьми редакций газет. Люди стояли странно молчаливые, но количество их все росло и росло. Почти не слышно было голосов. Одиноко прозвучит порой чей-то дрожащий старческий голос и замрет, не вызвав отклика в толпе, лишь усугубив тягостное молчание, когда в ответ ему раздастся уже стократно повторявшееся: «Никаких телеграфных известий с Севера, идут бои». По краям толпы появлялось все больше и больше женщин в колясках, некоторые подходили и пешком, толпа густела, воздух становился все удушливее от пыли, поднятой бесчисленным количеством ног. Женщины молчали, но их бледные, напряженные лица были выразительнее самой душераздирающей мольбы.
В городе почти не оставалось дома, который не отдал бы фронту отца, сына, брата, мужа или возлюбленного. И известие о смерти могло прийти в любую семью. Его ждали все. Но поражения не ждал никто. Такую мысль все отметали прочь. Быть может, в эту самую минуту их мужья и сыновья умирают на выжженных солнцем травянистых склонах пенсильванских холмов. Быть может, сейчас ряды южан падают как подкошенные под градом пуль, но Дело, за которое они отдают жизнь, должно победить. Быть может, они будут гибнуть тысячами, но, словно из-под земли, тысячи и тысячи новых воинов в серых мундирах станут на их место с мятежным кличем на устах. Откуда они возьмутся, эти воины, никто не знал. Но все знали — знали так же твердо, как то, что есть на небесах бог, справедливый и карающий: генерал Ли умеет творить чудеса, и виргинская армия непобедима.
Скарлетт, Мелани и мисс Питтипэт сидели в коляске с опущенным верхом перед зданием редакции «Дейли экземинер», укрываясь от солнца зонтиками. У Скарлетт так дрожали руки, что зонтик подпрыгивал у нее над головой. Тетушка Питтипэт от волнения дергала носом, как кролик, но Мелани сидела, словно мраморное изваяние, и только глаза ее, казалось, с каждой минутой темнели и становились все огромней. На протяжении двух часов она произнесла всего несколько слов, когда, достав из ридикюля флакончик с нюхательными солями, протянула его тетушке Питтипэт и впервые в жизни сказала без обычной нежности и сочувствия в голосе:
— Понюхайте, если вам дурно. А если тем не менее вам станет совсем дурно — ничего не поделаешь, придется дядюшке Питеру отвезти вас домой, но предупреждаю: я отсюда не уеду, пока не узнаю о… пока не узнаю. И Скарлетт останется со мной, я ее не отпущу.
А Скарлетт и не собиралась уезжать, не собиралась сидеть дома, где она не сможет первой узнать о судьбе Эшли. Если бы даже тетушка Питти стала отдавать богу душу, Скарлетт все равно не двинулась бы с места. Где-то там сражался Эшли, быть может, умирал, и только здесь, в редакции газеты, могла она узнать о нем правду.
Она окидывала взглядом толпу, выискивая знакомых и соседей: вон миссис Мид в сбившемся на сторону капоре крепко вцепилась в локоть пятнадцатилетнего Фила; вон сестры Маклюр — губы у них дрожат, обнажая лошадиные зубы; вон миссис Элсинг сидит прямая, как истинная спартанка, и только выбившиеся из шиньона седые локоны выдают ее скрытое волнение; а рядом с ней Фэнни Элсинг, бледная как смерть. (Быть не может, чтобы Фэнни так тревожилась за своего брата Хью! Неужто она проводила на войну любимого, о котором никто не подозревает?) Вон миссис Мерриуэзер в своей коляске успокаивающе похлопывает по руке Мейбелл, которая уже столь явно брюхата, что сколько бы она ни куталась в шаль, все равно неприлично показываться на людях в таком виде. А ей-то чего уж так тревожиться? Ни разу не сообщалось о том, чтобы луизианские войска перебрасывали в Пенсильванию. Вероятнее всего, ее волосатый маленький зуав пребывает сейчас в полной безопасности в Ричмонде.
В толпе произошло движение, люди расступились, и Ретт Батлер верхом начал осторожно продвигаться к коляске тетушки Питтипэт. «В храбрости ему не откажешь, — мелькнуло у Скарлетт в голове. — Его же тут в любую минуту могут просто растерзать за то, что он не надел формы». Он приближался, и она подумала, что могла бы сама, первая, выцарапать ему глаза. Как смеет он появляться здесь, холеный, сытый, на этой великолепной лошади, в отличном белом полотняном костюме, в сверкающих сапогах, с дорогой сигарой во рту, в то время как Эшли и все наши парни, босые, голодные, изнемогая от жары, погибая от дизентерии, сражаются с янки!
Злые взгляды сопровождали его неторопливое продвижение. Старики что-то ворчали себе в бороды, а никогда не отличавшаяся робостью миссис Мерриуэзер, слегка приподнявшись на сиденье, отчетливо произнесла самым ядовитым и оскорбительным тоном:
— Спекулянт!
Не обращая ни малейшего внимания ни на кого, Ретт Батлер приподнял шляпу, приветствуя тетушку Питтипэт и Мелани, подъехал к коляске, наклонился к Скарлетт и прошептал ей на ухо:
— Не кажется ли вам, что сейчас самое время доктору Миду разразиться одной из своих знаменитых речей на тему о победе, реющей, подобно распластавшему крылья орлу, над нашими знаменами?
Нервы Скарлетт были натянуты до предела. Резко повернувшись на сиденье, она, как рассвирепевшая кошка, уже готова была выпустить когти и зашипеть, но Ретт жестом остановил ее.
— Я приехал сообщить вам, дамы, — громко произнес он, — что с передовой уже начали поступать первые списки убитых и раненых.
Толпа всколыхнулась; среди стоявших достаточно близко, чтобы расслышать его слова, пробежал гул, кто-то уже поворачивался, собираясь бежать на Уайтхоллстрит в штаб, но Ретт Батлер, приподнявшись на стременах, предостерегающе вскинул вверх руку.
— Не расходитесь! — крикнул он. — Списки отправлены в газеты, их уже печатают. Стойте здесь.
— О, капитан Батлер! — вскричала Мелани, повернувшись к нему. В глазах у нее стояли слезы. — Спасибо, что вы приехали сообщить нам! Когда будут вывешены списки?
— Это может произойти с минуты на минуту, мадам. Сообщения поступили полчаса назад. Дежурный майор не хотел ничего оглашать, пока списки не будут напечатаны, — боялся, что толпа ворвется в редакцию. Да вот, глядите!
Одно из окон редакции распахнулось, и оттуда высунулась чья-то рука с пачкой длинных, узких, перепачканных свежей типографской краской гранок с тесными строчками имен и фамилий. Толпа ринулась к окну, все вырывали гранки друг у друга, те, кому удалось их схватить, старались выбраться из толпы, чтобы иметь возможность прочесть, стоявшие сзади напирали с криками: «Пропустите меня!»
— Подержи! — сказал Ретт Батлер, соскакивая с седла и бросая поводья дядюшке Питеру. Решительно расталкивая толпу, он двинулся вперед и через минуту возвратился к коляске с пачкой гранок в руке. Одну он протянул Мелани, остальные начал раздавать дамам из стоявших поблизости экипажей: миссис Мид, миссис Мерриуэзер, миссис Элсинг, сестрам Маклюр.
— Да читай же, Мелли! — вне себя крикнула Скарлетт, задыхаясь от волнения. У Мелани так дрожали руки, что она не могла разобрать прыгавшие перед глазами строчки.
— Возьми, — еле слышно прошептала Мелли, и Скарлетт выхватила гранку у нее из рук. — Где тут «У»? А вот, в самом низу, все так смазано, еле можно разобрать.
— Уайт… — прочитала Скарлетт, и голос ее дрогнул. — Уилкенс, Уинн, Фебулон… О, Мелли! Его здесь нет! Нет! О, тетя Питти, успокойтесь! Мелли, достань нюхательные соли! Помоги ей, Мелли!
Мелли, заливаясь слезами от счастья, поддерживала запрокинувшуюся голову тетушки Питти и совала ей под нос флакончик с нюхательными солями. Скарлетт подхватила старую даму с другой стороны. Сердце ее пело от радости. Эшли жив! Его даже не ранило. Господь бог его хранит…
Она услышала негромкий стон и, обернувшись, увидела, что Фэнни Элсинг уронила голову на грудь матери, выпустив гранку из рук. Миссис Элсинг прижимала к себе дочь, тонкие губы ее дрожали. Она негромко сказала кучеру: «Домой! Быстрей!» Скарлетт бросила взгляд на список: имени Хью Элсинга там не значилось. Значит, у Фэнни был любимый, и он убит. Толпа почтительно расступилась перед коляской миссис Элсинг, следом тронулась маленькая плетеная тележка, — мисс Фейс Маклюр с каменным лицом правила лошадью, губы ее были так плотно сжаты, что впервые полностью прикрыли зубы. Мисс Хоуп, без кровинки в лице, прямая как палка, сидела рядом с сестрой, судорожно вцепившись рукой в ее юбку. Обе они казались совсем старыми женщинами. Их обожаемый младший брат Даллас ушел в мир иной, оставив своих незамужних сестер одних на белом свете.
— Мелли! Мелли! — радостно кричала Мейбелл. — Рене жив! И Эшли тоже! О, какое счастье! — Шаль соскользнула с ее плеча, выставив на всеобщее обозрение огромный живот, но ни она, ни миссис Мерриуэзер уже не обращали на это внимания. — О, миссис Мид! Рене… — Голос ее оборвался. — Мелли, взгляни! О, миссис Мид, бога ради… Дарси?..
