— Орво, помнишь этот корабль? — Джон показал глазами на «Белинду», которая уже оставалась за кормой.
Старик пристально всмотрелся и кивнул Джону. Может, сделал вид, что узнал, а может, и просто равнодушно отнесся к старой знакомой — ведь между прошлым и настоящим уже нет никакой связи, кроме воспоминаний. «Даже то, что только что произошло, это уже прошлое», — вспомнил Джон любимую присказку Орво.
Джон направил вельбот в ту часть гавани, где обычно высаживались туземные вельботы и байдары. На прибрежном галечнике белели две палатки и рядом — подоткнутые кольями два вельбота.
Джон опасался придирок со стороны таможенных властен. Но пока все было спокойно. Вельбот тихо причалил к берегу, где собрались лишь обитатели этих двух эскимосских палаток: ни один человек не вышел из домов, где шла своя цивилизованная жизнь.
Вельбот закрепили специальными подпорками и поставили палатки. На большом костре сварили чайник крепкого чая и позвали соседей.
Американские эскимосы по сравнению с азиатскими были одеты несравненно лучше. Но это превосходство было скорее кажущимся и объяснялось пестротой одежды. Почти каждый носил на голове яркий светозащитный козырек, несмотря на довольно пасмурную погоду. Вместо нерпичьих штанов, приличных в эту пору, почти все, за исключением старика Аюка, натянули на себя грубые матерчатые брюки с таким количеством карманов, что штаны были уже не штаны, а карманы, налепленные на ноги. С обувью было то же самое — резиновые высокие башмаки вместо традиционных камиков, и трудно было решить, хорошо это или плохо… Во всяком случае, по своему опыту Джон знал, что нет ничего лучше для охоты и жизни в этих широтах, как та одежда, которую носило местное население, и именно из тех материалов, которые были испытаны веками.
Разговор за чаем шел вокруг моржового промысла в проливе. Вельботы пришли из залива Коцебу продать часть свежих клыков и кое-что купить — главным образом боеприпасов и горючего.
— Сейчас торговля хорошая, — объяснял Джону по-английски Аюк. — Торговцы не хотят ездить на вашу сторону, боятся большевиков. Говорят, появился у чукчей сильный новый вождь Ленин, то ли русский, то ли якут. Никто его не видел, но власть у него великая, даже больше, чем у Солнечного Владыки.
Джон хорошо помнил Ном, да и городок остался совсем таким же, каким увидел его Джон одиннадцать лет назад, когда впервые поднялся на борт той самой «Белинды», которая стояла на рейде Номского залива. Разве что городок немного постарел. Постарел как-то по-человечески: расшатались деревянные тротуары, дома давно как следует не ремонтировались, хотя и поддерживались в приличном состоянии. Ном был похож на человека, который сознавал свой возраст и не хотел казаться моложе, чем он есть на самом деле. Одежда у него была приличная, но ничего нового, яркого…
Так размышлял Джон Макленнан, шагая с Тэгрынкеу по скрипучим, почти утонувшим в болотистой почве деревянным настилам. Позади домов в мусорных кучах копошились городские собаки, потомки ездовых собак той поры, когда в здешних кабаках загодя, еще на изломе зимы, снаряжались нартовые караваны в поисках такой же золотоносной песчаной косы, как Номская.
Вдруг сонную тишину городка нарушил какой-то шум, похожий на пулеметную стрельбу. Из переулка вынырнул открытый форд. Спутник Джона да и сам он инстинктивно прижались к стене ближайшего дома. Автомобиль притормозил, и к своему величайшему удивлению все узнали в человеке за рулем своего старого знакомого — Роберта Карпентера!
— Джон! Тэгрынкеу! — закричал Карпентер, выпрыгивая из машины. — А я ищу вас по всему городу! Как я рад вас видеть!
Джон с удивлением разглядывал преображенного Карпентера. Кэнискунский торговец был чисто выбрит, кожа на лице лоснилась и даже слегка побледнела. На голове красовалась черная фетровая шляпа, снежно-белый воротничок подпирал сытый подбородок.
— Вы должны быть моими гостями! — продолжал восклицать Карпентер. — Только моими гостями — и больше ничьими!
Джон сообразил, что Роберт может оказаться полезным, знает здешний торговый мир и, видно, ладит с местными властями.
Карпентер усадил гостей на заднее сиденье, на скрипучую, узорно прошитую кожу, и, нажав гудок, хотя на всей улице, кроме редких любопытствующих в дверях, никого не было, покатил по улице, не переставая болтать.
— Мне не терпится расспросить вас о моих близких. Надеюсь, с ними ничего не случилось?
— Здоровы, — коротко ответил Тэгрынкеу, которому становилось не по себе от всего этого. Он слишком хорошо помнил тяжелую руку Карпентера и его пронзительный от гнева голос.
Машина остановилась у небольшого двухэтажного дома. Карпентер выскочил из машины и открыл дверцу перед гостями.
— Прошу вас, дорогие гости и земляки.
На первом этаже рядом с небольшой прихожей располагалась столовая, она же и гостиная, а направо — кухня, в которой хозяйничала молодая миловидная эскимоска.
— Элизабет! — крикнул Карпентер. — Оленьи отбивные для гостей!
Пока Элизабет готовила мясо, Роберт открыл вместительный буфет и поставил на стол две большие бутылки.
— Безалкогольное пиво! — торжественно произнес он. — Пусть стоят на столе для отвода глаз.
Пройдя в угол, он ловко, у самой стены, отвернул дощечку, просунул руку и вытащил плоскую бутылку, которую, однако, не поставил на стол, а спрятал в кармане.
— Никогда не думал, что сухой закон — такое неудобство! Ведь все равно все тайком пьют, каждый держит под столом изрядный запас спиртного. Но — закон! Ставят для виду на стол безалкогольное пиво, а набираются от него так, что на ногах не стоят. Сам я никогда не пью без меры и без причины, но вводить такой закон, по-моему, это варварство и неуважение к собственным гражданам… Надеюсь, большевики не повторят этой ошибки? — учтиво обратился он к Тэгрынкеу.
Эскимоска внесла в комнату дымящееся блюдо с сочными оленьими отбивными, потом еще одно блюдо — с лососьими брюшками прошлогоднего засола.
— Большевики будут строить совершенно новую жизнь! — громко ответил проголодавшийся Тэгрынкеу. Он посмотрел на толстую, покрытую рыжеватыми волосами руку Поппи, и спина вспоминала тяжелые удары…
Карпентер подмигнул Джону и вытащил из кармана бутылку. Едва он потянулся горлышком к стакану Тэгрынкеу, как тот поспешно прикрыл его ладонью:
— Довольно! Больше не буду!
— Да ты что! — притворно вознегодовал Карпентер. — Столько не виделись, а ты хочешь испортить встречу. Когда еще нам придется опять увидеться… Нехорошо поступаешь, Тэгрынкеу! Я к тебе с открытым сердцем, а ты… Ну, раз не будешь, то и мы воздержимся…
С видом глубокого сожаления Карпентер принялся медленно прятать бутылку в карман. Тэгрынкеу вопросительно посмотрел на Джона и вдруг весело сказал, громко хлопнув ладонью по столу:
— Ну, так и быть!
— Вот это другоз дело! — обрадовался Карпентер.
Тэгрынкеу уже с первой рюмки захмелел, а вторая совершенно его развезла, и он стал громко выговаривать хозяину:
— Нехорошо ты сделал, что покинул своих детей и жену… Нехорошо. У тебя здесь хороший дом, вместительный. Почему бы тебе не перевезти их к себе? Если надо, поможем.
Роберт Карпентер при упоминании о детях и жене расчувствовался и даже вытер глаза уголком белого платочка.
За столом Джон рассказал о цели своего приезда.
— Ну, конечно, помогу! — воскликнул Роберт Карпентер. — Своим да не помочь! Да я буду последний подлец, если не приложу всех усилий, чтобы вы выгодно продали пушнину и закупили все необходимое. У меня вполне лояльное отношение к Советской власти, и я готов посодействовать всем, чем смогу. И наш патрон Свенсон тоже… Скорее всего, вы будете вести переговоры с его представителем.
Разговаривая, Роберт Карпентер не забывал подливать неразбавленного спирта. Тэгрынкеу не был привычен к вину и сильно захмелел. Когда пришла пора отправляться в контору Аляскинского отделения «Гудзон бей Компани», Джон выразил сомнение, сможет ли Тэгрынкеу идти с ними.
— Не! — решительно мотнул головой Тэгрынкеу. — Как представитель Советской власти, я должен идти! А вдруг они что-нибудь вздумают сделать? Ты, Сон, не знаешь, какой это зверь, Поппи, — Тэгрынкеу перешел на чукотский язык. — Он бил меня по спине палкой, которой отмеряют ткань. Нет, я не оставлю тебя наедине с ним!
Тэгрынкеу еще вполне прилично держался на ногах, к тому же Джон надеялся, что свежий воздух выветрит из головы винные пары.
На улицах Нома в этот час было оживленно. Возле широкой стеклянной двери парикмахерской стоял хозяин в черкеске и громко переговаривался с мясником на другой стороне улицы.
— Слышал, Джим? Большевики высадили десант в нашем заливе! Под видом туземцев приплыли казаки! Вот потеха-то будет!
