Кристиан Берг, могучий капитан, уже взвалил себе на плечо самый тяжелый кузнечный молот: он загонит его по самую рукоятку в голову ведьмы; больше ей не погубить ни одной души.
— А тебя самого, рогатый, мы положим на наковальню и пустим в ход молот, и пока он будет ковать, мы прижмем тебя клещами к наковальне и покажем тебе, как охотиться за душами кавалеров!
Он труслив, этот черный господин, это давно известно, и разговор насчет молота ему явно не по душе. Он останавливает Кристиана Берга и вступает в переговоры с кавалерами:
— Возьмите-ка, кавалеры, семь заводов на этот год себе, а майоршу отдайте мне!
— Он думает, что мы такие же подлые, как она, — возмущается патрон Юлиус. — Подавай нам Экебю и все заводы, а майоршей занимайся сам.
— Что скажешь ты, Йёста, что скажешь ты? — спрашивает кроткий Лёвенборг. — Пусть говорит Йёста Берлинг! Послушаем, что он скажет.
— Все это чепуха, — говорит Йёста Берлинг. — Кавалеры, не давайте себя одурачить! Что мы в сравнении с майоршей? Что бы ни было с нашими душами, я не согласен: никто не заставит нас стать неблагодарными подлецами и поступать, как негодяи и предатели. Слишком долго ел я хлеб майорши, чтобы теперь предавать ее.
— Тогда отправляйся сам в преисподнюю, Йёста, если тебе охота! Мы же предпочитаем царствовать в Экебю.
— Да вы прямо взбесились или рехнулись от пьянства. И вы верите всему этому? Неужели вы думаете, что это и правда черт? Разве вы не видите, что все это просто вранье?
— Хе-хе, — говорит черный господин, — он и не замечает, что находится на верном пути и скоро сам до всего дойдет; целых семь лет он провел в Экебю и не замечает, как ловко его провели.
— Поберегись, голубчик! Я буду на верном пути, когда суну тебя обратно в печь!
— Как будто это что-нибудь изменит. Чем я плох, не хуже любого другого дьявола! Уж слишком ты несговорчив, Йёста. Ловко же обработала тебя майорша.
— Она ведь спасла меня, — говорит Йёста. — Чем бы был я без нее?
— Ну, ну, рассказывай! Будто она оставила тебя в Экебю без всякой задней мысли! Ты хорошая приманка для многих: у тебя большие дарования. А ты помнишь, как пытался уйти от нее, как ты принял от нее хутор и стал трудиться, чтобы есть свой собственный хлеб? Она каждый день проходила мимо твоего дома, и с ней бывали красивые девушки. Однажды с ней была Марианна Синклер; тогда ты забросил лопату и фартук, Йёста Берлинг, и опять сделался кавалером.
— Там мимо проходила дорога, скотина!
— Да, да, дорога-то, конечно, там проходила. А потом ты попал в Борг домашним учителем Хенрика Дона и едва было не сделался зятем графини Мэрты. Как ты думаешь, кто подстроил, чтобы Эбба Дона узнала, что ты отрешенный от сана пастор, и отказала тебе? Это дело рук майорши. Ей хотелось вернуть тебя в Экебю, Йёста Берлинг.
— Да какое это имеет значение? — говорит Йёста. — Эбба Дона все равно умерла, так или иначе — она бы мне не досталась.
Черный господин подходит вплотную и шипит ему прямо в лицо:
— Умерла? Да, конечно она умерла. Или, вернее, покончила с собой из-за тебя, вот что она сделала; от тебя это тоже скрыли.
— Однако ты хитрый дьявол, — замечает Йёста.
— Я же тебе говорю, что это дело подстроила майорша, чтобы вернуть тебя в кавалерский флигель.
Йёста хохочет.
— Ай да молодчина дьявол! — восклицает он лихо. — Что ж, почему бы и не заключить нам с тобой договор? Стоит ведь только тебе захотеть — и все семь заводов наши.
— Ну вот, это дело! Незачем упускать счастье, когда оно само плывет тебе в руки.
У кавалеров вырывается вздох облегчения. Так уж у них повелось, что они ничего не могли предпринять без Йёсты. Стоило ему не согласиться — и ничего бы из этого дела не вышло. А для обнищавших кавалеров заполучить семь заводов было большим соблазном.
— Но учти, — говорит Йёста, — мы берем эти семь заводов, чтобы спасти свои души, а вовсе не для того, чтобы превратиться в скопидомов-заводчиков, которые только и делают, что пересчитывают свои деньги да взвешивают железо. Из нас не получится сухих мумий с туго завязанной мошной. Мы кавалеры — и хотим навсегда оставаться ими.
— Сама мудрость говорит твоими устами, — бормочет черный господин.
— Что ж, если ты даешь нам семь заводов на один год, мы принимаем их, но учти: если в течение этого времени мы предпримем хоть что-нибудь недостойное кавалера, если мы сделаем что-нибудь разумное или полезное или смалодушничаем, то ты по истечении срока можешь забрать нас всех до единого, всех двенадцать, а заводы отдать кому вздумаешь.
Нечистый восхищенно потирает руки.
— Но если мы поведем себя как настоящие кавалеры, — продолжает Йёста, — ты уже не сможешь возобновить контракт относительно Экебю, и за этот год не видать тебе никакого вознаграждения ни от нас, ни от майорши.
— Это трудное условие, — говорит нечистый. — Послушай, дорогой Йёста, разве мне много нужно? Всего одну душу, одну-единственную жалкую душонку! Вот хотя бы душу майорши, жалко тебе, что ли?
— Таким товаром я не торгую! — возмущенно кричит Йёста. — Но если тебе так нужна чья-нибудь душа, то возьми себе старого Синтрама из Форша: его душа вполне подойдет, готов поручиться.
— Да, да, золотые слова, — говорит черный господин, не моргнув глазом. — Кавалеры это или Синтрам — они друг друга стоят. Удачный у меня получается год.
И вот на черной бумаге, которую положил перед ними нечистый, его гусиным пером пишут они договор кровью из мизинца Йёсты.
Договор заключен, и кавалеры ликуют. Теперь целый год будут они владеть всеми благами жизни, ну а там видно будет.
Раздвигаются стулья, кавалеры становятся вокруг котла и лихо пускаются в пляс. В середине круга, высоко подпрыгивая, пляшет нечистый, а затем падает на пол, растянувшись во весь рост, наклоняет котел и пьет.
Вслед за ним к котлу бросаются Бейренкройц и Йёста Берлинг, а за ними и все остальные; они ложатся вокруг котла, поочередно наклоняют его и пьют. Наконец котел от толчка опрокидывается, и горячий липкий напиток заливает лежащих.
Они вскакивают с проклятиями. Но нечистого уже нет среди них. Одни золотые его обещания витают над кавалерами.
Глава третья
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ОБЕД
На рождество майорша Самселиус дает в Экебю званый обед.
Хозяйкой сидит она за столом, накрытом на пятьдесят персон. Она сидит во всем своем блеске и великолепии. Здесь не место для овчинного полушубка, полосатой шерстяной юбки и глиняной трубки. Она шуршит шелками, на ее обнаженных руках тяжелые золотые браслеты, ее белая шея увита жемчугом.
Но где же кавалеры, где те, которые пили в кузнице за здоровье новых хозяев Экебю?
В углу у кафельной печи за особым столом сидят кавалеры; в такой день для них не находится места за общим столом. Угощение доходит туда с запозданием, вино посылается скупо, красивые женщины не бросают туда своих взглядов, не слышно острот Йёсты.
Но кавалеры покорны, как прирученные жеребята, как укрощенные дикие звери. Всего час спали они в эту ночь, а затем поехали к заутрене. Дорогу им освещали факелы и звезды. Они смотрели на рождественские свечи, слушали рождественские псалмы и улыбались, как дети. Они забыли про ночь, проведенную в кузнице, как забывается дурной сон.
Сильна и могущественна майорша из Экебю. Кто осмелится поднять на нее руку, кто осмелится сказать хоть слово против нее? Уж конечно не нищие кавалеры, которые многие годы едят ее хлеб и спят под ее крышей. Она сажает их, куда ей заблагорассудится, она может в любой момент запереть свою дверь перед ними, и они все равно не посмеют уйти из-под ее власти. Боже упаси! Что за жизнь ждет их вне Экебю.
За большим столом царит веселье: там сияют прелестные глаза Марианны Синклер, там раздается серебристый смех веселой графини Дона.
Но кавалеры мрачны. Разве справедливо, что тех, кто так предан майорше, не пригласили за один стол с остальными гостями? Что же, они так и будут сидеть за этим столом в углу за печкой? Точно кавалеры недостойны находиться в обществе порядочных людей!
Майорша с надменным видом сидит между графом из Борга и пробстом из Бру. Кавалеры опускают головы, точно обиженные дети. И вот постепенно в их памяти оживают события рождественской ночи.
Не до забавных затей и веселых шуток тем, кто сидит за столом у печки. Злоба и мысли прошлой ночи понемногу овладевают умами. Напрасно патрон Юлиус пытается развеселить их, уверяя могучего капитана Кристиана Берга, будто жареных рябчиков, которыми обносят сейчас гостей за большим столом, все равно не хватит на всех присутствующих, — шутки его успеха не имеют.
— Их не хватит на всех, — уверяет он. — Я же знаю, сколько их всего закупили. Но будь спокоен, капитан Кристиан, они нашли выход — и для нас, сидящих за маленьким столом, нажарили ворон.
Губы полковника Бейренкройца под грозными усами искривляются лишь едва заметной усмешкой, а у Йёсты весь день такой вид, точно он замышляет кого-нибудь убить.
