Иосиф Опатошу - В польских лесах

Мордхе еще долго сидел у окна, точно слушая, хотя реб Иче давно уже перестал говорить. Он посмотрел на рдеющее небо, и ему пришло в голову, что это одеяния мести, которые наденет Мессия, когда выйдет из «гнезда птицы». Мордхе сидел счастливый, глядя на пламя, забыв, где он, и воображал, что видит перед собой Мессию — рыжего еврея с огненной бородой, закутанного в пурпурный талес с черными полосами.

Внезапно он вздрогнул. Да как же это может быть, чтобы Мессия оказался рыжим? Он всегда представлял себе Мессию с черной бородой… Печаль разлилась по усталому лицу юноши. Большие серые глаза глядели тоскливо и недоуменно.

Потом Мордхе быстро вскочил с места, хотел что-то сказать доброму реб Иче, но в комнате уже никого не было. С минуту смотрел он на пустое место, где стоял прежде реб Иче. Потом опять сел у открытого окна, подперев голову руками, прислушиваясь, как тоскливо мычат в хлевах коровы.

Наступила ночь. Раскрылись созревшие сосны, истекая желтой смолой. Липы утомляли своим запахом, а в глубине леса отдавали свой последний вздох ночи. Душно стало Мордхе, он не мог больше оставаться в четырех стенах. Деревья шумели, словно перекликаясь, ветви их сплетались между собой. Стальная Висла манила… Мордхе явилась бледная Рохеле с черными как ночь глазами, с гибким телом и легкой походкой, и звала, и притягивала как магнит. И ему захотелось тогда стать пастухом Яаковом, и сидеть в чистом поле, и звуками флейты призывать свою возлюбленную.

Поздно ночью, когда все спали, Мордхе тихонько выскользнул в окно и побежал босой по сырой траве. При малейшем шорохе ему казалось, что отец и реб Иче гонятся за ним. Дрожа от страха, он бросился на покрытую росой траву. Его охватило ощущение свежести; он чувствовал, как все тише бурлит кровь в жилах, а тело становится бодрее…

Легкий стук — и в окне показалось бледное лицо с копной темных волос, с большими черными глазами. Свободная, открытая блуза с короткими рукавами, легкая короткая юбка… Рохеле обвила его шею руками, и он увлек ее в лес.

Счастливые шли Мордхе и Рохеле рука об руку, не чувствуя, как хвоя и сухие ветки колют ноги. Ежеминутно они останавливались под деревьями и целовались.

— Моя Рохеле!

— Мальчик мой!

Деревья тихо качались. По верхушкам, словно по натянутым струнам, изредка пробегал ветерок. Лес вздрагивал, и эхо отдавалось далеко кругом. Луна стояла над лесом, тени скользили меж высоких деревьев, как грациозные звери, как стаи бледных птиц.

Влюбленные сели под цветущей липой. Их тотчас засыпало сверху маленькими белыми цветочками. Счастливые, они сжимали руки друг другу: из юных душ, с полураскрытых уст рвались в ночную тишь немое пение, немая радость…

Губы Мордхе, как благоухающий липовый цвет, опьяняли Рохеле. Она ощущала себя так, словно отдала этой ночи свой последний вздох и исчезает. Как ветерок она вилась вокруг Мордхе и влюбленно шептала:

— Я так боюсь твоего отца…

— Напрасно, Рохеле!..

— Ведь твой отец богат…

— Ну так что?..

— А я дочь простого арендатора…

— Не говори так, Рохеле! Если хочешь, я завтра же скажу отцу, что люблю тебя. Хорошо?

— Нет, не говори!

— Почему?

— Потому что я бедная девушка! А твой отец…

— Что мой отец? Скажи!

Рохеле прикусила нижнюю губу своими белыми зубами и обняла Мордхе.

— Любишь меня?

— Рохеле моя!

— Крепко любишь?

— Котик мой!

— А если он не захочет?

— Кто?

— Твой отец!

— Он захочет.

— А если нет?

— Если нет?..

— Ты меня покинешь?

— Я — тебя? Никогда!

— Мой славный мальчик!

Они поцеловались. Мордхе посадил Рохеле к себе на колени.

— Если отец не захочет, Рохеле, мы вместе уйдем. Хорошо?

— Хорошо!

— Будем жить в лесной избушке. Я накошу громадный стог свежего сена, снесу его в домик, и мы оба бросимся на сено, как в воду. Вот так!

Они растянулись на мху. Мордхе положил голову Рохеле, осыпанную белыми цветочками липы, себе на колени, сорвал гриб и сырой пушистой шапочкой охлаждал разгоревшиеся щеки Рохеле, утомленные веки. Девушка зажмурила глаза и вздохнула:

— Не хочу жить в лесной избушке. Нас там найдут.

— А где же?

— Будем жить в пещере…

— Там обитает нечистая сила!

— Ты боишься?

— Я?!

Внезапно у Мордхе посыпались искры из глаз. Ошеломленный, он повернул голову, хотел посмотреть, откуда удары, но получил новую затрещину и почувствовал, как зашатались у него во рту зубы. Он вскочил. Отец в одном жилете с ермолкой на голове стоял перед ним и кричал. Голос звучал прерывисто, натужно:

— Исправишься ты наконец, черт возьми, греховодник? Я покажу тебе, как таскаться с девушками по ночам! Сапожником тебя сделаю! Ты вероотступник! Если не хочешь слушаться отца, ступай на все четыре стороны!

Мордхе стоял со сжатыми кулаками, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Внутри у него словно что-то оборвалось. Железным усилием воли он сдерживался, чтобы не броситься на отца, хотя и знал, что справиться с ним будет нелегко.

Арендатор, который приплелся за отцом Мордхе, схватил дочь за волосы и с криками потащил ее домой.

Мордхе, позабыв про отца, одним прыжком, как зверь, бросился на арендатора, сбил его с ног и стал душить.

— Будешь бить? Будешь ее бить?..

Отец оттащил его от арендатора. Разъяренный, со сжатыми кулаками, стараясь унять дрожь в коленях, Мордхе стоял, готовый вот-вот броситься на отца, и кричал диким голосом:

— Папа, ничто не поможет, даже побои! Я женюсь на Рохеле!

— Не при жизни моей, Мордхе! — мрачно сказал отец, грозя рукой. — Опозорить меня хочешь! — заорал он вдруг и схватил сына за горло. — Живьем закопаю, а не дам породниться с Симхой-арендатором!

— Отпусти, — рванулся Мордхе из рук старика, — если не желаешь, чтобы я согрешил! Ступай лучше домой, папа! Бешенство меня душит, и я не ручаюсь за себя! Ступай домой!

— Хочешь отца бить? — вскрикнул отец и бросился к Мордхе. — Отца?

Мордхе оглянулся, схватил сук, отломил его вместе с куском коры от ствола и замахнулся:

— Убью всякого, кто попадется мне под руку!

Старый Авром отступил назад. Взглянул на Мордхе, сжимающего в руке палку, и подумал, что сам был не лучше, что сын пошел в отца и что это у них в крови… Гнев его остыл.

Когда Мордхе пришел в себя, вокруг уже никого не было. Измученный, он шагал между деревьев, поминутно вскидывая голову, словно отгоняя жужжащих пчел, и то и дело останавливался. Он долго простоял под какой-то сосной, прислушиваясь: звенит ли у него в ушах или это шумит лес. Шум несся со всех сторон — с деревьев, с неба, с Вислы. Из крестьянского леса доносились странные шорохи, будто хлопали чьи-то крылья или лязгали звериные зубы. Далеко в лесу кричал бекас, точно плачущий ребенок. А Висла под луной блестела и вспыхивала меж деревьев, как волчьи глаза. Мордхе почувствовал озноб и со страху полез на старое дерево.

Он смотрел на лес, который тянулся с востока на запад, за Плоцк. Видел, как между деревьями вспыхивают зеленые огоньки, снова слышал хлопанье мощных крыльев. Лес пробуждался. Со свистом налетел ветер, будто вырвался из пещеры, и деревья разом зашевелились. Широкие, заросшие поля, лес, небо, обложенное облаками, — все выглядело так величественно, так необычно и отчего-то тревожно, что парень почувствовал себя слабым и беспомощным, как дитя. Он услышал шаги за спиной, крепче ухватился за дерево, и ему показалось, что со всех сторон на него надвигаются огромные люди. Девушки в длинных белых рубахах, заплетая серебристые косы, манили его из-за березок.

Мордхе знал, что все это — деревья, что деревья не умеют двигаться и не приблизятся к нему, что их глупо пугаться. Но ему вспомнилась вдруг история о деревенском резнике, который морозным вечером, в пятницу, торопился домой к жене на субботу. Резник шел вдоль Вислы и нес на спине мешок с бычьими потрохами. Из лесу выбежал волк и встал на дороге. Резник схватил нож в зубы и бросился на волка. Тот, перепугавшись, пустился бежать в город по снегу вдоль Вислы.

Мордхе видел, как несется по снегу волк, а на нем сидит резник, высокий, худой, точно ангел смерти, с ножом в зубах, и снег облаками вздымается все выше, выше…

Мордхе громко рассмеялся над собой: надо же — зачем-то взлез на дерево…

На дереве сидела сова с черным кривым клювом и с глазами, как два холодных огонька. Птица смотрела на Мордхе. Он поднял руку, чтобы спугнуть ее, но она даже не пошевелилась, будто грозили не ей, и все смотрела на Мордхе. Ему опять стало холодно. Он слез с дерева и пустился бежать лесом, но потом вспомнил, что отец прогнал его из дому, а Рохеле отняли…

Обеими руками он вцепился в волосы и зарычал, словно голодный зверь. Шум в лесу тем временем все усиливался.