В гостиной, куда вошли наши путники, Эмилия, к своему удивлению, нашла письмо, адресованное супруге капитана Осборна. Это была треугольная записочка на розовой бумаге, щедро запечатанная голубым сургучом с оттиском голубка и оливковой ветви и надписанная крупным, хотя и неуверенным женским почерком.
— Это каракули Пегги О’Дауд, — сказал, смеясь, Джордж. — Узнаю письмо по сургучным кляксам! — Действительно, это была записка от жены майора О’Дауда, просившей миссис Осборн доставить ей удовольствие провести у нее этот вечер в дружеском кругу.
— Обязательно пойди, — сказал Джордж. — Там ты познакомишься со всем полком. О’Дауд командует нашим полком, а Пегги командует О’Даудом.
Но не успели они посмеяться над письмом миссис О’Дауд, как дверь распахнулась, и в комнату вошла полная и живая леди в амазонке в сопровождении двух «наших» офицеров.
— Я была просто не в состоянии дождаться вечера. Джордж, милый друг, познакомьте меня с вашей женой! Сударыня, я счастлива познакомиться с вами и представить вам моего мужа, майора О’Дауда. — И веселая леди в амазонке горячо пожала руку Эмилии, которая сразу догадалась, что перед нею та самая особа, над которой так часто посмеивался Джордж.
— Вы, конечно, не раз слышали обо мне от вашего мужа, — оживленно сказала леди.
— Не раз слышали о ней, — как эхо, отозвался ее муж, майор.
Эмилия с улыбкой отвечала, что она действительно слышала о ней.
— И, конечно, он говорил вам обо мне всякие гадости, — продолжала миссис О’Дауд, прибавив, что «этот Джордж — негодный человек».
— В этом я готов поручиться, — сказал майор с таким хитрым видом, что Джордж расхохотался. Но тут миссис О’Дауд, взмахнув стеком, велела майору замолчать, а затем попросила представить ее миссис Осборн по всей форме.
— Дорогая моя, — произнес Джордж торжественно, — это мой добрый, хороший и чудесный друг Орилия-Маргарита, иначе Пегги…
— Истинная правда, — вставил майор.
— Иначе Пегги, супруга майора нашего полка, Майкла О’Дауда, и дочь Фицджералда Берсфорда де Бурго Мелони рода Гленмелони, в графстве Килдэр.
— И Мериан-сквер в Дублине, — добавила леди со спокойным достоинством.
— И Мериан-сквер, конечно, — пролепетал майор.
— Там вы и начали ухаживать за мной, мой милый майор, — сказала леди, и майор согласился с этим, как соглашался со всем, что говорила его супруга.
Майор О’Дауд, служивший своему королю во всех уголках земли и за каждое повышение по службе плативший более чем равноценными ратными подвигами, был очень скромный, молчаливый, застенчивый и мягкий человек, во всем послушный жене, как мальчик на побегушках. В офицерской столовой он сидел молча и много пил. Напившись, он также молча плелся домой. Говорил он только затем, чтобы со всеми во всем соглашаться. Таким образом, он безмятежно и легко, проходил свой жизненный путь. Жгучее солнце Индии ни разу не заставило его разгорячиться, его спокойствия не могла поколебать даже валхеренская лихорадка{129}. Он шел на батарею так же невозмутимо, как к обеденному столу; с одинаковым удовольствием и аппетитом ел черепаховый суп и конину. У него была старушка мать, миссис О’Дауд из О’Даудстауна, которую он всегда во всем слушался, за исключением тех двух случаев, когда бежал из дому, чтобы поступить в солдаты, и когда решил жениться на этой ужасной Пегги Мелони.
Пегги была одной из пяти дочерей и одиннадцати чад благородного дома Гленмелони. Ее муж хотя и приходился ей родственником, но с материнской стороны и потому не обладал неоценимым преимуществом принадлежать к семейству Мелони, которое она считала самым аристократическим в мире. Проведя девять сезонов в Дублине и два в Бате и Челтнеме и не найдя там себе спутника жизни, мисс Мелони приказала своему кузену жениться на ней, когда ей было уже около тридцати трех лет, и честный малый послушался и увез ее в Вест-Индию командовать дамами *** полка, в который он только что был переведен.
Не успела миссис О’Дауд провести и получаса в обществе Эмилии (впрочем, это бывало и во всяком другом обществе), как уже выложила своему новому другу все подробности своего рождения и родословной.
— Дорогая моя, — сказала она добродушно, — когда-то мне очень хотелось, чтобы Джордж стал моим братом, — моя сестра Глорвина прекрасно подошла бы ему. Но что прошло, то прошло. Он оказался уже помолвлен с вами, так что вместо брата я нашла сестру, и я так и буду смотреть на вас и любить вас, как члена семьи. Честное слово, у вас такое прелестное доброе личико и обращение, что, я уверена, мы сойдемся, и вы будете украшением нашей полковой семьи.
— Конечно, будет, — одобрительно подтвердил О’Дауд.
И Эмилия была немало удивлена и благодарна, неожиданно обретя столь многочисленных родственников.
— Мы все здесь добрые товарищи, — продолжала супруга майора. — Нет другого полка в армии, где бы вы нашли такое дружное общество или такое уютное офицерское собрание. У нас нет ни ссор, ни дрязг, ни злословия, ни сплетен. Мы все любим друг друга.
— Особенно миссис Медженис, — сказал, смеясь, Джордж.
— С женой капитана Меджениса мы помирились, хотя она обращается со мной так, что есть от чего поседеть раньше времени.
— А ты-то купила себе такую великолепную черную накладку! — воскликнул майор.
— Мик, придержи язык, противный! Эти мужья вечно во все вмешиваются, дорогая миссис Осборн. А что касается моего Мика, я часто говорю ему, чтобы он открывал рот, только когда отдает команду да когда ест или пьет. Когда мы останемся одни, я расскажу вам про наш полк и предостерегу вас кой от чего. Теперь познакомьте меня с вашим братом; он бравый кавалер и напоминает мне моего кузена Дена Мелони (Мелони из рода Белимелони, моя дорогая, — знаете, того, что женился на Офелии Скулли из Устрис-Тауна, кузине лорда Поллуди). Мистер Седли, я счастлива познакомиться с вами. Надеюсь, вы обедаете сегодня в офицерском собрании? (Не забудь этого чертова доктора, Мик, и, ради бога, не напивайся до вечера.)
— Сегодня стопятидесятый полк дает нам прощальный обед, моя дорогая, — возразил майор. — Впрочем, мы достанем билет для мистера Седли.
— Бегите, Симпл (это прапорщик Симпл нашего полка, дорогая Эмилия, я забыла вам его представить), бегите скорей к полковнику Тэвишу, передайте ему поклон от миссис О’Дауд и скажите, что капитан Осборн привез своего шурина и приведет его в столовую стопятидесятого полка точно к пяти часам, а мы с вами, милочка, если вам угодно, слегка закусим здесь.
Прежде чем миссис О’Дауд закончила свою речь, юный прапорщик уже мчался вниз по лестнице исполнять поручение.
— Дисциплина — душа армии! Мы пойдем выполнять свой долг, а миссис О’Дауд останется и просветит тебя, Эмми, — сказал капитан Осборн. Затем они с Доббином заняли места на флангах майора и вышли с ним, перемигиваясь через его голову.
И вот, оставшись вдвоем с новой приятельницей, стремительная миссис О’Дауд с места выложила ей такое количество сведений, какого ни одна бедная маленькая женщина не в силах была бы удержать в памяти. Она рассказала тысячу подробностей о той многочисленной семье, членом которой оказалась изумленная Эмилия.
— Миссис Хэвитоп, жена полковника, умерла на Ямайке от желтой лихорадки и от разбитого сердца, а все потому, что этот ужасный старик полковник, у которого и голова-то лысая, как пушечное ядро, строил там глазки одной мулатке. Миссис Медженис — добрая женщина, хотя и без образования, только язык у нее как у дьявола и за вистом она готова надуть родную мать. Жена капитана Кирка таращит свои рачьи глаза при одном упоминании о честной семейной игре в карты (тогда как мой отец — уж на что был набожный человек — и мой дядя, декан Мелони, и наш кузен, епископ, каждый вечер резались в мушку или вист). Впрочем, ни одна из них на этот раз не едет с нашим полком, — добавила миссис О’Дауд. — Фанни Медженис остается с матерью, а та у нее торгует углем и картофелем, кажется, в Излингтон-Тауне под Лондоном, хотя сама Фании всегда хвастает кораблями своего отца и даже показывает их нам, когда они поднимаются вверх по реке. Миссис Кирк со своими ребятами поселится здесь, на площади Вифезды, чтобы быть поближе к своему любимому проповеднику, доктору Рэмшорну. Миссис Банни в интересном положении, — впрочем, это ее обычное состояние, ведь она уже подарила поручику семерых. А жена прапорщика Поски, которая приехала к нам за два месяца до вас, моя дорогая, уже раз двадцать так ссорилась с Томом Поски, что их было слышно на всю казарму (говорят, дело у них дошло до битья посуды, и Том так и не мог объяснить, почему у него синяк под глазом); теперь она возвращается к своей матери, которая держит в Ричмонде пансион для девиц, — и поделом ей за то, что сбежала из дому. А вы где получили образование, дорогая? Я воспитывалась у мадам Фленахан, Илиссус-Гров, Бутерс-Таун, возле Дублина, и на меня не жалели издержек. Правильному парижскому произношению нас обучала маркиза, а гимнастике — генерал-майор французской службы.
