«Но на Большой Выпи нет гостиницы, — тотчас поправил Клайд, — просто лачуга, где могут поместиться лишь несколько человек, да и то кое-как»
«Тем лучше. Значит, там будет меньше народу».
«Но нас могут заметить по дороге, в поезде. Меня потом опознают как ее спутника».
«Разве вас заметили в Фонде иди Гловерсвиле? Вы всегда ездили в разных вагонах иди купе, — разве нельзя и теперь сделать то же? Ведь предполагается, что это будет тайный брак, — тогда почему же не тайный медовый месяц?»
«Верно… верно».
«И когда все будет устроено и вы приедете на озеро Большой Выпи или на какое-нибудь другое — их столько кругом, — как просто будет поехать покататься на лодке! Никаких вопросов. Никаких записей под твоей или ее фамилией. Нанять лодку на час, или на полдня, или на день. Ты видел остров в южной части того пустынного озера. Правда, красивый остров? Его стоит осмотреть. Почему бы не совершить такой приятной прогулки перед свадьбой? Роберта будет очень рада… она теперь так утомлена и измучена, а тут — загородная прогулка… отдых перед испытаниями новой жизни. Ведь это разумно? Правдоподобно? И, очевидно, ни один из вас не вернется. Вы оба утонете, не так ли? Кто может вас увидеть? Один или два проводника, лодочник, который даст вам лодку, хозяин гостиницы. Но откуда им знать, кто ты или кто она. А ты слышал, как там глубоко?»
«Но я не хочу ее убивать, не хочу убивать. Не хочу причинять ей никакого вреда. Если только она согласится отпустить меня и пойти своей дорогой, я буду так рад, так счастлив больше никогда ее не видеть».
«Но она не отпустит тебя и не пойдет своей дорогой, если ты не пойдешь с нею. Если же ты от нее убежишь, значит, потеряешь Сондру, и все, что связано с Сондрой, и все удовольствия твоей здешней жизни: свое положение у дяди, у его друзей, их автомобили, танцы, поездки на дачу. А что потом? Ничтожное место! Ничтожный заработок! Снова скитания, как после несчастья в Канзас-Сити. Больше никогда и нигде не представится тебе такой счастливый случай. Ты предпочитаешь это?»
«Но ведь и здесь возможен какой-нибудь несчастный случай, который разрушит все мои мечты… мое будущее… как было в Канзас-Сити?»
«Несчастный случай? Конечно… но только не такой. Теперь весь план в твоих руках… Ты можешь устроить все, как пожелаешь. И как это просто! Сколько лодок опрокидывается каждое лето… и катающиеся тонут, потому что большинство не умеет плавать. А откуда станет известно, умел ли плавать мужчина, который был на озере с Робертой Олден? Ведь из всех видов смерти самый легкий — утонуть… ни шума, ни крика… может быть, случайный удар веслом или бортом лодки… А потом безмолвие! Свобода… Труп никогда не будет найден. Или, если он будет найден и опознан, разве не легко будет сделать вид (дай лишь себе труд подумать об этом), что ты был в другом месте, на каком-нибудь другом озере, прежде чем отправился на Двенадцатое. Чем плохо придумано? Где тут уязвимое место?»
«Но предположим, я опрокину лодку, а Роберта не утонет. Что тогда? Она будет цепляться за лодку, кричать, ее спасут, и потом она расскажет, что я… Нет, я так не могу… и не хочу. Я не ударю ее. Это слишком страшно, слишком подло…»
«Но легкий удар… самого легкого удара при таких обстоятельствах достаточно, чтобы оглушить ее и все кончить. Печально, да, но ведь у нее есть возможность идти своей дорогой, не так ли? А она не хочет — и не дает тебе идти твоей. Что ж, в таком случае… разве это уж так несправедливо? И не забывай, что тебя ждет Сондра… красавица Сондра… жизнь с нею в Ликурге… богатство, высокое положение в обществе, — нигде и никогда больше ты не добьешься ничего подобного… никогда… никогда! Любовь и счастье… и будешь из первых в ликургском обществе… даже выше, чем твой двоюродный брат Гилберт».
Голос умолк на время, затерявшись в сумраке… в тишине… в мечтах…
Но Клайд, обдумывая все слышанное, не был, однако, им убежден. Темные опасения или лучшие чувства заглушали советы голоса, звучавшего в большом зале. Но стоило Клайду подумать о Сондре, обо всем, что она олицетворяет, а потом о Роберте, — таинственный некто тотчас же возвращался, еще более хитрый и вкрадчивый.
«А, все еще размышляешь о том же! И не находишь выхода — и не найдешь. Я указал тебе верный путь, спасительный, единственный путь… единственный путь: через озеро. Разве так трудно, катаясь по нему, отыскать какой-нибудь укромный уголок, незаметную бухточку поближе к южному берегу, где вода глубока? И как легко оттуда пройти лесом к Бухте Третьей мили или к Серому озеру! А оттуда к Крэнстонам. Туда ходит пароходик, ты же знаешь. Фу, какая трусость! Какое малодушие! Ведь ты можешь приобрести то, чего больше всего жаждешь: красоту, богатство, положение в обществе… утолить все свои материальные и духовные желания. А в противном случае — бедность, скука, тяжелый, плохо оплачиваемый труд…
Ты должен сделать выбор! И потом — действовать. Ты должен! Должен! Должен!»
Так закончил голос, глухо раздававшийся откуда-то из дальнего угла огромного зала.
И Клайд слушал — сначала с ужасом и отвращением, потом с бесстрастным философским спокойствием человека, которому, каковы бы ни были его мысли и поступки, все же дано право обдумывать даже самые дикие, самые отчаянные планы спасения. Под конец, из-за присущей ему духовной и физической склонности к наслаждениям и мечтам, которую он не в силах был преодолеть, он внутренне до того запутался, что такой выход стал казаться ему возможным. Почему бы и нет? Ведь — как говорил тот голос — это единственно разумный и доступный выход… совершить одно лишь злое дело — и тогда исполнятся все желания и все мечты. Однако Клайд, при болезненной слабости своей шаткой и крайне изменчивой воли, не мог решить трудную задачу при помощи таких соображений… ни тогда, ни в последующие десять дней.
В сущности, предоставленный самому себе, он никогда не мог бы решиться и не решился бы на такой шаг. Как всегда, ему оставалось либо ждать, что его заставят действовать, либо отказаться от этой дикой, ужасной мысли. Но в это время пришло много писем — семь от Роберты, пять от Сондры, — и первые мрачными, а вторые самыми радужными красками с поразительной наглядностью подчеркнули противоположные стороны лежавшего перед Клайдом страшного ребуса. На мольбы Роберты, как ни были они убедительны и угрожающи, Клайд не решился ответить даже по телефону: он рассудил, что отвечать — значит только ускорить ее гибель — решительную развязку, подсказанную ему трагедией на озере Пасс.
В то же время в нескольких письмах Сондре он дал волю самым страстным признаниям…
Его дорогая, его чудесная девочка!.. Он так мечтал утром четвертого июля приехать на Двенадцатое озеро… Он безумно жаждет снова увидеть ее! Но увы! — писал он также (настолько он был не уверен даже и теперь в том, что будет делать), — некоторые обстоятельства в связи с работой могут задержать его на день, два или три, — он еще не может сказать точно, но напишет ей не позднее второго числа, когда все окончательно выяснится. И при этом он говорил себе: если б только она знала, что за обстоятельства… если бы только знала! Но и написав это — и притом не ответив на последнее настойчивое письмо Роберты, — он все-таки продолжал говорить себе, что это еще вовсе не значит, будто он рассчитывает поехать с Робертой, а если даже и так, — это вовсе не значит, что он собирается ее убить. Ни разу он честно — или, вернее сказать, прямо, смело, хладнокровно
— не признался себе, что задумал совершить такое жестокое преступление. Наоборот, чем ближе подходил он к окончательному решению, тем более отвратительной и страшной представлялась ему эта мысль, отвратительной и почти неосуществимой, и потому все невероятнее казалось, что он когда-либо это сделает. Правда, в иные минуты, — по обыкновению, споря с собой, внутренне содрогаясь и отступая перед всеми. ужасами, какими грозили мораль и правосудие, — он думал о том, что можно бы съездить на озеро Большой Выпи, чтобы успокоить Роберту, которая сейчас так донимает его своими настояниями и угрозами, и, значит (снова отговорка, увертка перед самим собой), получить еще отсрочку, возможность окончательно обдумать, как же ему быть.
Путь через озеро.
Путь через озеро.
Но по приезде на озеро — будет ли целесообразно так поступить, нет ли… как знать. Может быть, он даже сумеет переубедить Роберту. Ведь что ни говорите, а она, конечно, поступает очень несправедливо, она слишком многого от него требует. Поглощенный роковой мечтой о Сондре, он считал, что Роберта напрасно делает такую грандиозную трагедию из самого обыкновенного случая. Если уж говорить прямо, она оказалась в таком же положении, как и Эста. Однако Эста никого не пыталась на себе женить. А чем Олдены, бедные фермеры, лучше его собственных родителей, бедных проповедников? И чего ради так беспокоиться о том, что подумают родители Роберты, — ведь Эста вовсе не думала, каково будет ее родителям?
