Вот все, что поняла Сара из письма отца.
Всякое другое предприятие, как бы выгодно оно ни было, не вызвало бы большого интереса ни у нее, ни у других. Но алмазные россыпи — это было как будто из «Тысячи и одной ночи», и никто не мог остаться равнодушным.
Саре они казались чем-то волшебным, и она часто описывала Эрменгарде и Лотти лабиринт перекрещивающихся глубоко в недрах земли галерей, на стенах и потолках которых сверкали драгоценные камни. И странные темнокожие люди с тяжелыми кирками добывали их оттуда.
Эрменгарда приходила в восторг, слушая Сару, а Лотти требовала, чтобы ее приемная мама рассказывала ей про алмазные копи каждый вечер.
Лавиния завидовала Саре, но говорила Джесси, что не верит в существование алмазных россыпей.
— У моей мамы есть кольцо с бриллиантом, а это тот же алмаз, только иначе граненный, — говорила она. — Оно стоит сорок фунтов стерлингов, а между тем камень совсем небольшой. Если бы существовали алмазные россыпи, то люди разбогатели бы до смешного.
— Может быть, и Сара разбогатеет до того, что станет смешна, — с улыбкой заметила Джесси.
— Она смешна и без богатства, — фыркнула Лавиния.
— Мне кажется, ты ненавидишь ее, — заметила Джесси.
— Нет, не ненавижу, — отрезала Лавиния. — Но я не верю в алмазные россыпи.
— Однако ведь откуда-нибудь да добывают же люди алмазы, — возразила Джесси. — А знаешь, Лавиния, что говорит Гертруда? — прибавила она, снова усмехнувшись.
— Конечно, не знаю, да и не интересуюсь нисколько, если дело идет об этой вечной Саре.
— Да, о ней. Ты знаешь, она ведь любит придумывать что-нибудь необыкновенное. Теперь она представляет себе, будто она принцесса, и старается держать себя так даже в классе. Она говорит, что это помогает ей лучше учить уроки. Ей хочется, чтобы и Эрменгарда представляла себя принцессой, но та считает себя слишком толстой для этого.
— Да, она слишком толста, — сказала Лавиния, — а Сара слишком худа.
Джесси, конечно, и на этот раз не могла не засмеяться.
— Сара говорит, что тут дело не в наружности или богатстве, а в мыслях и поступках.
— Она, вероятно, воображает, что могла бы быть принцессой даже и в том случае, если бы была нищей, — сказала Лавиния. — Станем называть ее «ваше королевское высочество».
Уроки в этот день уже кончились, и приятельницы сидели в классе около камина. Это время дня особенно любили все девочки. Мисс Минчин и мисс Амелия, по окончании уроков, пили чай в своей столовой, недоступном для учениц святилище. В эти часы старшие девочки вели самые задушевные разговоры, поверяли друг другу самые сокровенные тайны, в особенности, если маленькие не ссорились и не бегали с визгом и криком, что, надо сознаться, они проделывали почти всегда.
Когда маленькие поднимали шум, старшие обыкновенно останавливали их, причем обращались с ними не особенно вежливо. Они знали, что если шум не прекратится, то явится мисс Минчин или мисс Амелия, и всё их удовольствие будет испорчено.
Еще не успела Лавиния окончить свою фразу, как дверь отворилась и вошли Сара с Лотти, которая всюду ходила за ней по пятам, как маленькая собачка.
— Вот она — и с этой отвратительной девчонкой! — шепнула Лавиния. — Если Сара так любит ее, то почему не держит у себя в комнате? Не пройдет и пяти минут, как она заревет.
Лотти внезапно почувствовала непреодолимое желание поиграть в классной комнате и попросила свою приемную маму пойти туда с нею. Войдя в класс, Лотти присоединилась к маленьким, игравшим в уголке, а Сара села на подоконник и, развернув книгу, стала читать.
Это была история французской революции, и девочка забыла обо всем на свете, читая описание мук, какие выносили заключенные в Бастилии. Эти несчастные провели много лет в тюрьме, и, когда их, наконец, освободили, они уже забыли, что на свете есть еще что-нибудь, кроме тюрьмы, и чувствовали себя как во сне. А седые волосы и бороды их были так длинны, что почти совсем закрывали им лица.
Мысли Сары унеслись так далеко от школы, что ей было очень неприятно, когда пронзительный вопль Лотти принудил ее вернуться к действительности. Ей всегда бывало очень трудно удержаться от гневной вспышки, если ее неожиданно отрывали от чтения.
— Я чувствую тогда, как будто меня ударили, и мне хочется ударить самой, — признавалась она Эрменгарде. — И я стараюсь поскорее опомниться, чтобы удержаться от какой-нибудь грубой выходки.
Саре пришлось опомниться как можно скорее, когда, положив книгу на подоконник, она соскочила на пол с подоконника.
Лотти скользила некоторое время по полу, как по льду, раздражая шумом Лавинию и Джесси, и кончила тем, что упала и ударилась об пол своей пухленькой коленкой. Этого, конечно, не было никакой возможности стерпеть молча. Лотти завизжала и начала колотить ногами по полу, между тем как друзья и недруги окружили ее и поочередно то бранили, то старались успокоить ласковыми словами.
— Молчи, плакса! Перестань сию же минуту! — скомандовала Лавиния.
— Я не плакса, не плакса! — захлебываясь от рыданий, возразила Лотти. — Сара, Сара!
— Если она не замолчит, мисс Минчин услышит ее, — сказала Джесси. — Лотти, моя милочка, я дам тебе пенни.
— Мне не нужно вашего пенни, — прорыдала Лотти и взглянула на свое колено. Увидав на нем капельку крови, она заплакала еще громче.
Сара подбежала к ней и, присев на пол, обняла ее.
— Перестань, Лотти, — сказала она. — Ты ведь обещала мне.
— Она говорит, что я плакса, — хныкая, пожаловалась Лотти.
Сара погладила ее по голове, но сказала твердым, решительным тоном, который Лотти хорошо знала:
— Ты и будешь плаксой, если не перестанешь. Ты обещала мне, Лотти.
Лотти вспомнила свое обещание, но все-таки не сдавалась.
— У меня нет мамы, — заявила она, как всегда заявляла в тяжелые минуты. — У меня нет никакой мамы!
— Нет, есть, — весело сказала Сара. — Разве ты забыла, что я твоя мама? Или ты не хочешь, чтобы я была твоей мамой?
Лотти, утешенная ее словами, прижалась к ней.
— Пойдем, сядем на подоконник, — продолжала Сара, — и я расскажу тебе сказку.
— Расскажешь? — всхлипывая, проговорила Лотти. — Расскажи-мне-про алмазные-россыпи!
— Алмазные россыпи! — воскликнула Лавиния. — Ах ты отвратительная, избалованная девчонка! С каким удовольствием я отшлепала бы тебя!
Сара вскочила с пола. Ей и так пришлось оторваться от интересной книги и успокаивать свою приемную дочку, а тут еще Лавиния вздумала вмешиваться. Сара все-таки была не ангел и к тому же не любила Лавинию.
— А я с удовольствием отшлепала бы тебя, — с жаром сказала Сара, — но я не сделаю этого, — прибавила она, сдерживаясь. — Мы обе уже не маленькие и должны знать, как следует держать себя.
Лавиния поспешила воспользоваться удобным случаем.
— О да, ваше королевское высочество! — ответила она. — Ведь мы, кажется, принцессы — или, по крайней мере, хоть одна из нас. Какая честь нашей школе! Мисс Минчин может гордиться — у нее учится принцесса!
Слова Лавинии больно задели Сару. Представлять себе что-нибудь доставляло ей большое удовольствие, и она никогда не говорила об этом с девочками, которых не любила. Теперь она представляла себе, как будто она принцесса. Эту новую фантазию она принимала очень горячо к сердцу и лишь очень немногим говорила о ней. Она думала, что это тайна для всех, а между тем Лавиния смеялась над ней при всех воспитанницах.
Кровь бросилась в лицо Сары, и у нее зашумело в ушах. Но она снова сдержалась: принцесса не должна выходить из себя и поддаваться вспышкам гнева. Некоторое время Сара стояла молча, а когда она заговорила, голос ее был тверд и спокоен. Все девочки окружили ее и Лавинию и внимательно слушали.
— Это правда, — сказала она. — Я действительно иногда представляю себе, как будто я принцесса. А потому я и стараюсь избегать выходок, не подходящих для принцессы.
В первую минуту Лавиния не могла найти подходящего ответа. Ей очень часто случалось не находить подходящего ответа, когда она говорила с Сарой. Происходило это отчасти оттого, что все слушательницы были, казалось, всегда на стороне Сары. Лавиния видела, что они и теперь слушают с большим интересом. Дело в том, что принцессы, вообще-то говоря, пользовались их расположением, и, надеясь услышать что-нибудь новое о них, они пододвинулись к Саре.
Наконец Лавиния придумала довольно ядовитый ответ, который, однако, не произвел никакого впечатления.
— О, Боже! — воскликнула она. — Надеюсь, что, сделавшись королевой, вы не забудете нас.
— Нет, не забуду, — спокойно ответила Сара и, не прибавив больше ни слова, стояла молча и пристально смотрела на нее.
Лавиния взяла Джесси за руку и ушла.
С этих пор девочки часто говорили между собою о «принцессе Саре». Те, которые завидовали ей, произносили этот титул презрительно, а многие, любившие ее, — с нежностью и гордостью. Мисс Минчин узнала об этом прозвище и не раз упоминала о нем родным воспитанниц. Ей казалось, что оно придает ее школе что-то в высшей степени аристократическое.
