— Bonjour, mon cher ami, — поздоровался с ним барон. — Wie geht es? Nil novi sub sole? n'est ce pas?[133] А Христиана Доналициуса мы успеем кончить, а?
Несколько гостей поинтересовались, кто такой Христиан Доналициус, и тема разговора была найдена.
Тем временем Васарис успел оглядеть всех собравшихся. Баронесса оделась точно на большое торжество, ни одна из присутствующих здесь женщин не могла сравниться с ней ни нарядом, ни вкусом, ни красотой. Козинский пожирал ее глазами; своей франтоватостью и он выделялся среди всех мужчин. Панна Козинская была грациозна и мила. За нею увивался молодой сосед-помещик, которого Васарис видел здесь впервые. В углу на диване сидела за столиком пани Козинская и раскладывала пасьянс, а госпожа Соколина следила за ней скучающим взглядом.
Вскоре начали съезжаться гости. Чуть ли не из трех уездов съехались сюда барышни, барыни и господа, внося с собой оживление, новые разговоры и новые впечатления. Приехал из Науяполиса и ксендз Лайбис с двумя гимназистами-старшеклассниками, уже взрослыми мужчинами, судя по усам. В гостиной поднялись шумные разговоры, смех. Каждый пользовался случаем оставить надоевшего соседа и присоединиться к другой группе. Гости здоровались, знакомились между собой.
Распахнулись двери в столовую, где стоял заставленный закусками и напитками буфет, и баронесса предложила проголодавшимся с дороги гостям подкрепиться.
Ксендз Лайбис, доставивший на бал двух молодых танцоров, тотчас завоевал симпатию и благосклонность хозяйки. Он был здесь впервые и только что познакомился с хозяевами, но с первого шага почувствовал себя, как дома. Благодаря его непринужденности, острому уму и языку, он быстро привлек внимание баронессы.
— Вот наконец ксендз, привыкший бывать в обществе, — восхищенно сказала она госпоже Соколиной.
Между тем некоторые гости уже поспешили воспользоваться благами буфета. Одни закусывали стоя, другие усаживались за столики. Полились коньяк и вина. Разговоры и смех становились все громче. Начался настоящий деревенский помещичий бал с обильными закусками и напитками, потому что приехавшие издалека гости при всем желании не могли соблюдать правила городского этикета. Баронесса, следуя своему правилу всегда и во всем видеть одну хорошую сторону, старалась настроиться как можно веселее и приятно провести время в этой провинциальной компании.
Ксендз Васарис быстро убедился, что в этот вечер ему предстоит лишь издали глядеть на баронессу, так как она была занята гостями, а пан Козинский ею. Но глядя на нее издали, он еще лучше видел, как хороша она и пленительна в каждом своем движении, в каждом жесте.
Увы, вскоре ему стало казаться, что она почти не вспоминает о нем. Вернулись все его мрачные мысли, и его взяла грусть, что все должно окончиться так скоро и так буднично. Чтобы не поддаваться дурному настроению, он попытался подойти к капеллану, с которым бы нашел, о чем поговорить, но тот был занят не меньше баронессы. Стоило ему остановиться, как вокруг сразу собирался кружок желающих послушать его остроумные речи.
А он, Васарис, ни к кому не мог примкнуть, ни с кем не мог завести подходящий разговор. Ему казалось, что он здесь лишний, что Козинский глядит на него насмешливо, что гости постарше не обращают на него внимания, а молодежь сторонится. Это особенно угнетало Васариса: он чувствовал, что его мнимое ничтожество унижает достоинство духовного сана. Он, ксендз, должен слоняться здесь среди гостей, не находя себе места!
Он уже подумывал удрать домой, но в это время госпожа Соколина заиграла какой-то танец — и ему сразу стало легче. В первой паре пошла баронесса с Козинским, за ними остальные, кто только мог подобрать себе пару. Лишь теперь Васарису удалось приблизиться к Лайбису.
— Я и не предполагал увидеть вас здесь, — сказал капеллан, когда они подыскали место, откуда было удобнее всего наблюдать танцующих. — Что же, соседи у вас удачные, и вы напрасно ходите с таким сонным видом. Эх, мне бы ваши годы и такое соседство! Я бы не позволил этому франту так волочиться за баронессой.
Васарис видел, что капеллан шутит, и, желая избежать дальнейших насмешек, спросил, что слышно в Науяполисе и как поживают Бразгисы.
— О, отлично, — ответил ксендз Лайбис. — У него солидная практика, она — неплохая хозяйка. Пополнела, но еще хороша. Живут и радуются.
Васарис слушал его и сам говорил о Люце, как о любой другой знакомой. Как же он отдалился от нее за последние два месяца!.. Неужели виной тому его знакомство с баронессой? Но он никогда не пытался задуматься над этим вопросом и теперь мигом забыл Люце, потому что вихрь вальса промчал перед ним баронессу и пана Козинского.
— Весьма рафинированная женщина, — окинув ее взглядом, заключил Лайбис, — но знаете что, Васарис, — остерегайтесь ее!.. Благодаря таким женщинам история иногда сворачивает на другую колею, благодаря таким женщинам создаются произведения искусства и поэзии, благодаря им совершаются геройские подвиги и преступления. Страшная вещь — власть женщины!
— Насколько я заметил, вы очень высоко оцениваете роль женщины в жизни.
— Верно, помню. Мы с вами один раз касались этого вопроса. Но тогда я говорил вообще, а теперь перед нами живой образец. Вот он, — Лайбис показал глазами на баронессу. — Госпожа Бразгене не такая. Когда она не была замужем, то, может быть, тоже опаляла сердца, а сейчас — нет. Видите ли, есть женщины, которые после замужества становятся почтенными матронами и матерями, а есть женщины, которые после замужества становятся куртизанками. Пока они девицы — их еще не отличишь друг от друга. Только замужество высвобождает их натуру.
Слух Васариса резануло слово «куртизанка», которое Лайбис, очевидно, применял и к баронессе. Оно показалось ему оскорбительным, и он решительно запротестовал:
— Неужели вы и хозяйку этого дома осмелитесь назвать куртизанкой? Это оскорбительно, ксендз доктор!
Капеллан приподнял брови, и в глазах его вспыхнули искорки иронии.
— У вас в груди бьется рыцарское сердце. Это похвально… Но, любезнейший друг, виноват ли я, если самые красивые, самые интересные, самые обольстительные, действующие на воображение женщины по своей натуре куртизанки. Я не говорю, что все они непременно развратницы. Но они не могут сохранять верность, не могут искренне, глубоко любить. Они могут только играть в любовь, и с дьявольским успехом. В этом их могущество. Утонченной игрой женщина может завести мужчину дальше, чем искренней любовью. Любящая женщина становится сострадательной и слабой, а когда она играет, то может быть и жестокой и коварной.
Васарису стало грустно, что Лайбис так беспощадно разгромил его идеальные представления о женщине и любви. Но он уже готов был применить его слова к баронессе: иначе, как мог он объяснить ее туманные признания по поводу прошлых романов и теперешнее поведение с Козинским?.. Но ему не хотелось сдаваться так скоро.
— Вы беспощадный реалист, — сказал он Лайбису, — и видите во всем одни темные стороны. Я же склоняюсь к убеждению, что в жизни великие подвиги творит великая любовь, а не куртизанская игра. Если бы я, например, увидел, что женщина только играет мной и не любит, я бы оставил ее без всяких сожалений. А отречься от любящей женщины мне было бы тяжело.
Каппелан снова иронически поднял брови.
— Это доказывает, что вы еще невинный юнец и не знаете, что такое страсть. Уверяю вас, бывают случаи, когда видишь как на ладони, что ты всего лишь одна из многих марионеток в руках женщины, и все-таки корчишься, точно угорь на сковородке… А другой начнет и жечь и убивать… Хотел бы я, чтобы баронесса произвела над вами хоть один эксперимент.
Но эксперимент, о котором говорил Лайбис, уже был начат и больно затронул сердце Васариса. В этот вечер он быстро двигался вперед.
Баронесса еще в прошлый раз заметила, что ухаживание Козинского портит настроение Васарису. «Ага, — подумала она, — этот попик вовсе не такой бесстрастный, каким старается казаться. Когда так, пусть обожжет немного перышки. Ему это полезно. И к другим грешникам будет снисходительнее».
Тогда она все внимание обратила на пана Козинского, который забавлял ее своей преувеличенной любезностью и не меньшей глупостью. Ей весело было видеть, как этот попик осторожно, но не переставая, следил за ними обоими и как лицо его становилось все мрачнее. Она радовалась, заранее зная, как опьянит его неожиданный финал этих пыток.
После вальса баронесса подсела к обоим ксендзам и с притворным удивлением воскликнула:
— Создатель! Что с вами, ксендз Людас? Вид у вас такой, будто вы не на бале, а на похоронах. Почему вы не обращаете внимания на панну Козинскую? Она просто очарована вами. Ксендз капеллан, познакомьте их поближе! А сейчас, ксендз Людас, идемте со мной в буфет и выпьем по бокалу вина.
